- Ну ты не расстраивайся. В следующий раз точно будут паспорта.
Коробки мы открыли. Паспортов и вправду не было... Там оказался набор шоколадных конфет. Потом, гуляя в магазине, я такой видел. Он двести пятьдесят марок стоит. Подарили азюлянтам!
Господи! Как мы чужды друг другу! "Эти", которых страшно ненавижу и которых глубоко уважаю, которые дарят конфеты, может от чистого сердца, ибо искренне уверены, что делают нам приятное. Ну и "мы", злые на них и огорченные, что нам дарят эти конфеты, а не деньги, чтобы мы могли хорошенько напиться!
Проклятье! Ведь только немногим больше месяца прошло с тех пор, как я чувствовал себя счастливее, умнее и радостней миллионов других. А сейчас... Сейчас я был изгоем, как и окружавшие меня. Никому не нужным, презираемым и держащим в груди нарастающуюся злобу, сам не знаю на кого и почему.
Цепь событий не прерывалась. Двадцать восьмого декабря нас, совершенно неожиданно для всех, повезли в Швальбах. Автобус битком набили людьми, которые весло шумели и почти прыгали от восторга в предвкушении предстоящего события.
День для азюлянтов великий, может как четвертое июля для американцев, только больше. Сегодня выдавали одежду. Не просто одежду, а новую одежду.
Большая часть посвятивших себя томлению в германском азюлевском плену, выглядела в первые месяцы после приезда весьма потрепанно, пока не наворуют или на худой конец не заработают. Многочисленные семьи с несчитанной тучей детей смотрелись на фоне простых немецких рабочих и крестьян грязным табором оборванцев. Может именно в целях не альтруистических, а лишь для того, чтобы пощадить взгляд рядового бюргера, вышедшего на улицу, немецкое правительство и ударило по карману своих граждан и высыпало оттуда бабки на одежу бездельничков, собравшихся со всех концов света. Первое поощрение вещами производили "натурой", то есть выдавали именно одежду, а не деньги, опасаясь, чтобы те не пропили.
Вся наш клуб, кроме Филиппа, получившего свою порцию раньше, ехала за добром. Был с нами и Наим, который, хоть и числился в старожилах лагеря, но еще ни разу не получил полагающееся, потому что два раза проспал автобус. Это совершенно в его стиле. Воспитанный в мусульманско-советской среде, он не очень легок на разные подвиги и потому по лени часто даже без обеда остается.
В Швальбахе толпу выгрузили, выдали специальные бумажки с фотографиями и повели в маленькое подвальное помещение. Люди принялись покорно ждать, особых эмоций не проявляя. В конце концов совершенно все равно, где ничего не делать: что в лагере, что здесь. Кроме того все предвкушают обед, заметно более сытный, чем наш.
Немцы, в свою очередь, носились и что-то кричали друг другу. Создается впечатление, что ими готовится акция по спасению какого-нибудь миллиона - двух беженцев из-под уничтожающего огня противника. При этом никакого видимого результата столь бурной деятельности заметно не было, но подобный способ имитировать свою тяжелую занятость придуман на разных этапах исторического развития практически в каждой стране, где догадались себе в наказание создать хоть одну государственную организацию.
Наконец, собравшись, видимо, с мыслями или просто решив, что крути не крути, но рано или поздно нужно и поработать, они начали медленно осчастливливать народ одеждой.
Вопреки всем законам невезения, бутерброда и прочих похожих случаев, периодически помогающих идти мне по жизни, на этот раз нам выпал первый номер в очереди. В большой комнате без окон, сплошь заставленной вешалками и полками, сидели мужчина и женщина. Они предложили нам "выбирать". Всякой вещи, предоставленной азюлянту на "выбор" оказалось по три-четыре вида разных цветов. Куртки, штаны, юбки были в большинстве своем одинакавых фасонов, как и положено лагерной робе. Однако в конце двадцатого века ей придали более человеческий вид. В любом случае, по сравнению с тем, во что большинство прибывших одето, шмотье могло сойти свободно за выходную одежду высшего класса. Я, если честно, ожидал худшего. Главное, что вещи новые. Мы рассматривали. Тетя приносила что-то. Нужно отдать должное немцам: они выдали действительно полный набор одежды от трусов до зимней куртки. Правда при этом ими было сделано предположение, что нижнее белье азюлянт не меняет, потому что его выдали в одном экземпляре.
Пришлось осчастливить правительство Германии, подмахнув небрежной росписью бумагу в которой значилось, что моя семья получила одежды на шестьсот семдесят пять марок.
Потом мы перешли в следующую комнату, где предложили обувь. Вот с обувкой у них получился прокол. Она никуда не годилась. Ну честное слово! Я себе ботинки взял, лишь чтобы дарителей не обижать. Катя нашла сапоги тоже не блиставшие. Единственно, кто выиграл, так это Маша, ибо ей нашлись весьма подходящие детские зимние кроссовки. И слава Богу! И, вообще, кому все это подошло, так все той же Маше, чья одежда получилась яркой и хорошо сидела. Во второй комнате мы расписались, что приняли подарков на двести семдесят марок. Спасибо тому немцу, кто заплатил столько налога!
Добро наше сложили в огромные синие кульки, и довольные, что все это закончилось, мы победно вышли, проталкивая подачку впереди себя. Толпа ожидавших дружно ухнула и ринулась к нам, видя в нас экспертов.
- Ну?!! Что там?!! Что нужно брать?!! А еще есть?!! - нас прижали к стенке, требуюя немедленной информации на русском и других возможных языках.
Страждущих успокоили, что есть. Мы все не забрали и им оставили тоже. В отдалении нашелся тихий уголок. Катя с Машей устроились на стульях, я пошел в буфет поискать чего-то купить подкрепиться.
Не взирая на то, что в местной столовке выстроилась порядочная очередь, я ее успешно и стойко выстоял, хоть и имею с детства аллергию ко всякого рода томлениям за тем или иным товаром. Потребителю в этом месте предлагали всякую ерунду. Хоть нам и дали талон на обед, но он еще не наступил. То есть по мнению администрации нам еще проголодаться не положено. Пришлось довольствоваться парой банок колы, двумя кофе и несколькими бутрбродами.
