Однажды вечером мы долго молча сидели и смотрели в окно. Петюша молча посмотрел на меня, уже почти не видящим взглядом и спросил:
- Зачем мы живем?
- Не знаю, наверно так кому-то нужно...
- Кому? Богу?
- Может быть...
- А ты видел Бога?
- Нет, а ты?
- Я тоже не видел, но знаю, что когда очень плохо, надо к Нему обращаться и Он поможет.
- Тебе помогал?
- Да, только Он точно ничего не слышит...
- А как же Он тебе помогает, если не слышит просьбы?
Петюшенька задумался, а потом вновь повернувшись к окну выдохнул:
- Он через нас обращается сам к себе, чтобы себя узнать...
Мы потом еще долго смотрели в окно, до тех пор пока совсем не стемнело. Я отнес уже совсем слепого Петюшу в кровать, а сам долго не смог заснуть, прокручивая в голове его последнюю фразу.
Закончив интернат, я стал на перепутье - мне предлагалось пойти либо в военное училище, у которого мы были подшефными, либо можно было попытаться куда-нибудь поступать самому, без всякой протекции. Помыкавшись и взвесив трезво свои силы, я поступил в педагогический институт на психолога. Пять лет пролетели невероятно быстро - в веселых застольях, в учебных классах, в чьих-то квартирах, в парках, лесах и еще невесть где. Я успешно окончил институт и устроился в этом же институте преподавать общую психологию. Остальное время я надеялся посвятить частной практике, но это оказалось весьма проблематичным. Люди крайне редко откликались на мои объявления, и те немногие которые все же приходили ко мне, после нескольких сеансов, получив, как им казалось облегчение и верное направление, торопились закончить наше общение. Впрочем, может этому способствовала завышенная оплата моих услуг? Было два случая, когда мне удалось спасти двух девушек от самоубийства. Эти случаи последовали почти друг за другом. Сначала обратилась одна молодая женщина, страдающая от тягчайшей депрессии, а потом, когда мне удалось вместе с ней расставить акценты в ее жизни, позвонила другая, со схожей ситуацией. Это пожалуй единственно важное, что я сделал на своем профессиональном поприще за пятнадцать лет.
Шли годы, мир менялся, а я застрял на своих тридцати годах. Но однажды, когда весна уже стала пропадать под усиливающимся с каждым днем зноем солнца, рядом с городом возникла высокая Гора. Ее видел и я и люди. Она возникла почти в центре городского парка, который был одним из популярных мест для прогулок. Получилось, что у одного подножья горы, лежал лес, который стал в том месте почти непролазным, а у другого расположилось старое Черное озеро, в котором никто не купался из-за неприятного запаха. Там даже рыба не водилась, а плавало что-то непонятное, напоминающее больших змей. И случилось это как-то в одночасье, за одну ночь. После этого все как будто сошли с ума, стало непременно нужно всем побывать на Горе и если не на самом верху, то хотя бы попытаться взобраться как можно выше. Шли туда и целыми толпами, и семьями, и поодиночке. Многие пропадали без вести, некоторые погибали. Гора притягивала к себе и не хотела отпускать. В связи с этим власти огородили Гору и выставили патруль, а тех кому все таки удавалось пробраться, ловили и давали пятнадцать суток принудительных работ. Так понемногу все утихомирилось - или Гора наелась людьми или люди успокоились из-за принятых мер. Я тогда, как только она появилась, вспомнил одну Петину сказку. Вот она:
"... город тот находился как в обмороке, когда появилась эта Гора, человеки не боясь ничего искали встречи со смертью, шли к Горе и забирались на нее, падая и калечась. Она неудержимо влекла к себе, забирая все чувства и жизни. В первый день ее появления она была голой скалой с острыми гранями глубокого зеленого цвета, местами переходящая в интенсивный красный, она тихо мычала вместе с ветром, наполнявшим все ее пещеры и впадины. Спустя три дня она стала покрываться ковром мха и травы, к тому времени уже погибло много людей, больше сотни. Еще спустя три дня, среди травы появились ядовито желтого цвета цветы необычной формы, напоминающие морских монстров- осьминогов, листья которых могли сами двигаться. А на девятый день на Горе вырос низкорослый непролазный лес, с несколькими тропками. По этим тропкам и бродили в поисках покоя и счастья те, которые не успели погибнуть раньше. Только они и знали чем заканчиваются эти дорожки, только они и слышали песни этого странного Леса и Горы, все также монотонно мычащей свои непонятные слова. А когда в городе совсем не осталось человеков, Гора стала рассыпаться под другое мычание, покуда не исчезла совсем..." Петя тогда как всегда внезапно умолк, а потом стал петь эту песню, песню рассыпающейся Горы. Я сразу это понял, солнце тогда уже успело скрыться, мы сидели на его кровати и он, уже почти совсем ослепший тихо, но очень трогательно мычал западающий в самую душу мотив.
Наша Гора через год стала местной достопримечательностью, на которую съезжались посмотреть со всех концов страны. Она действительно была красива. Величественно вздымаясь вверх она походила на гигантский замок, вылепленный еще большими великанами чем я...
Если представить какой-то звук, то можно вполне очевидно его услышать. Все зависит только от старания и способности к этому. Таким же образом можно представить себе еще одну жизнь и таким образом прожить в два раза больше. Таким образом я и поступил, а для большего погружения, пишу эти два дневника. И так получилось, что реальность и фантазии стали переплетаться и теперь я же даже не знаю во что это выльется.
Зачем я только переехал в этот Катяринград? Постоянно пасмурное небо и очень странная особенность - каждый день, абсолютно каждый день без изменений, с трех до семи идет дождь или снег, в зависимости от сезона... А за городом дуют такие пронзительные ветра, что способны вынести из живого человека все его внутренности и душу.
Я боюсь детей, в их присутствии мне кажется, что что-то не хорошее, пугающее и невероятное должно произойти. И когда эта уверенность достигает апогея, я уже ничего не могу с собой поделать и сбегаю прочь как можно быстрее, пугая своим видом окружающих и встречных. С детьми я кажусь себе еще меньшим чем они сами, кажусь себе самым маленьким карликом, какой только может существовать на этой Земле. И когда кто-нибудь из них глядит на меня, то я вижу устрашающую угрозу своему существу, я просто боюсь быть раздавленным...
