Кроме того, Октавиан обратился за помощью к Антонию и в сентябре 38 года отправил к нему в Афины Мецената для дипломатических переговоров. Историк Аппиан так пишет об этом: «Будучи всегда особенно силен придумать что-либо целесообразное, он послал Мецената к Антонию, чтобы переубедить его в том, в чем они взаимно упрекали друг друга за последнее время, и привлечь его к участию в борьбе. Если же убедить Антония не удастся, то Цезарь задумывал переправить солдат на транспортных судах в Сицилию, и оставив войну на море, перенести ее на сушу»[167].
Вновь Меценат получил возможность оказать услугу Октавиану и блеснуть своими дипломатическими талантами. Он незамедлительно отправился в Брундизий, чтобы там сесть на корабль, следующий в Афины. До Брундизия Меценат ехал в сопровождении друзей-поэтов, входивших в литературный кружок при его дворе и пользовавшихся особым покровительством (о чем речь еще впереди). Среди них были величайшие поэты того времени — Вергилий, Варий и Гораций. Последний даже сочинил забавную сатиру об этом путешествии[168].
Поездка Мецената в Грецию оказалась весьма удачной. Он сумел убедить Антония помочь Октавиану[169]. Находясь в Афинах, Меценат, очевидно, сделал что-то весьма полезное для жителей города, коль скоро афиняне воздвигли его статую на акрополе[170].
Весной 37 года Антоний прибьы в Италию с тремя сотнями кораблей и пристал в порту Тарента, чтобы, как он и обещал Меценату, действовать в союзе с Октавианом. Однако Октавиан уже поднакопил силы и охладел к своему союзнику. Между триумвирами начал назревать новый конфликт. По свидетельству Аппиана, «в качестве посредницы между ними к Цезарю направилась Октавия. Цезарь жаловался, что его покинули в опасном положении, в какое он попал в проливе (то есть во время морских сражений с флотом Секста Помпея. — М. Б.), Октавия же указывала, что этот вопрос уже выяснен при посредстве Мецената»[171]. Чтобы уговорить, наконец, своего брата пойти навстречу Антонию ради нее и ее семейного счастья, она заручилась поддержкой Мецената и Агриппы[172].
После успешных переговоров, состоявшихся в Таренте при участии в том числе и Мецената, Антоний передал Октавиану 120 кораблей в обмен на 20 тысяч пехотинцев. Еще тысячу легионеров для него выпросила у брата Октавия. Было также решено продлить срок триумвирата еще на пять лет[173]. После этого Антоний, оставив Октавию в Италии, вновь отбыл на Восток.
Октавиан решил атаковать Секста Помпея в 36 году, окружив Сицилию с нескольких сторон. На море должны были действовать флоты Агриппы, Октавиана и Тита Статилия Тавра; также Октавиан и Лепид решили высадить в Сицилии свои легионы. Помпей, понимая, что на суше ему не победить, сделал ставку на свой огромный флот.
Военные действия против Секста Помпея начались в июле 36 года и велись с переменным успехом. Лепид с двенадцатью легионами высадился на Сицилии; вышли в море корабли Статилия Тавра и Октавиана. Однако почти весь флот, отправленный Октавианом к Сицилии, был уничтожен бурей у мыса Палинур[174]. Чтобы успокоить народные волнения, вызванные этим несчастьем, в Рим был отправлен Меценат, который, надо сказать, блестяще справился с поставленной перед ним задачей[175].
В короткие сроки по приказу Октавиана был построен новый флот и набраны новые экипажи. В битве при Милах корабли Агриппы сильно потрепали вражеский флот и вынудили его отступить. А вот высадка Октавиана в сицилийском Тавромении оказалась весьма неудачной: он даже подумывал о самоубийстве[176]. Лишь чудом ему удалось спастись и добраться до италийского берега.
В Риме вновь начались народные волнения, вызванные поражением Октавиана. Чтобы наказать зачинщиков, в столицу снова отправился Меценат[177]. В этих чрезвычайных обстоятельствах Октавиан возложил на него управление Римом и всей Италией, передав ему неограниченную военную и гражданскую власть[178]. При этом официально Меценат оставался частным лицом. Как пишет Веллей Патеркул, эта громадная власть была доверена человеку «недремлющему, когда дела требовали бодрствования, предусмотрительному и знающему толк в деле, — пока он выполнял свои обязанности, поистине не могло быть никаких упущений, — но, предаваясь праздности, он был изнеженнее женщины»[179]. Полномочия Мецената ни в коем случае не сводились, как иногда считается, к полномочиям будущих городских префектов[180], поскольку в сфере его власти находился не только Рим, но и вся территория Италии.
Кроме того, Меценату, очевидно, было поручено проводить сбор денежных средств, которые шли на снабжение армии и флота. В связи с этим он рассылал по всей Италии массу писем, которые запечатывал своим перстнем с изображением лягушки. Как пишет Плиний Старший, «лягушка Мецената во время сборов денег внушала великий страх»[181].
Что же символизировала эта лягушка? У древних греков и римлян лягушка олицетворяла плодовитость и была связана с Афродитой-Венерой, а также символизировала изнеженность, распутство и хитрость. А ведь изнеженность и хитрость как раз и были характерны для Мецената!
Война против Секста Помпея продолжалась. Высадив на Сицилии в августе 36 года значительные силы, Октавиан принялся выдавливать войска Помпея с занятой ими территории и захватывать небольшие города. Однако решающая схватка по инициативе Помпея произошла именно на море: «гордясь своими кораблями, он послал спросить Цезаря, согласен ли он решить их борьбу морской битвой. Хотя Цезарь и сторонился всего связанного с морем, так как до сих пор не имел успеха на нем, однако, стыдясь отказаться, принял вызов»[182].
Противники встретились в морском бою при Навлохе 3 сентября 36 года. Командование флотом Октавиан благоразумно поручил Агриппе. Как пишет Аппиан, «сблизившиеся корабли сражались всеми способами, экипажи их перескакивали на неприятельские суда, причем с обеих сторон одинаково нелегко уже было отличать неприятелей, так как и оружие было у всех одно и то же, и говорили почти все на италийском языке. Условленный пароль в этой обоюдной свалке делался известен всем — обстоятельство, послужившее для множества разнообразных обманов — с обеих сторон; друг друга не узнавали как в бою, так и в море, наполнившемся телами убитых, оружием, обломками кораблей. Все средства борьбы были испробованы, кроме лишь огня, от которого после первого набега кораблей отказались вследствие тесного сплетения судов. Сухопутные войска обеих сторон со страхом и вниманием следили с берега за происходившим на море, связывая с исходом боя все свои надежды. Однако ничего не могли они различить и разобрать, как ни напрягали зрение, так как шестьсот кораблей выстроились в длинную цепь по линии, а жалобные вопли попеременно раздавались то с той, то с другой стороны»[183]. Исход боя решил полководческий талант Агриппы, которому удалось полностью уничтожить военно-морской флот Секста Помпея. Спаслись лишь 17 кораблей неприятеля. Сам Помпей позорно бежал, бросив на произвол судьбы свои легионы. Переправившись в Малую Азию, он был схвачен и убит по приказу Антония[184].
