Такое чувство, что меня ошпарили кипящим маслом. Болело решительно всё, но больше всего ноющей болью отдавала грудь в районе солнечного сплетения и руки. Самое противное, что поделать с этим я ничего не мог: стоило начать подниматься, как меня словно в ту же секунду пронзало множеством мелких иголок. Правда понимание того, что нужно проверить и убрать результат своей деятельности словно раскалённым штырём пронзали моё сознание.

Собрав всё, что есть и подвывая сквозь зубы, я медленно с помощью усиления праны дополз до места, где по идее должны были лежать василиск и философский камень. И если первого не было, то от второго остался небольшой огрызок, размером с ноготь большого пальца. С невероятным усилием убрав его на своё прежнее место, я замер там, где лежал, стараясь отстраниться от пылающего болью тела. Так я и валялся на полу, изредка кряхтя в тщетных попытках собрать силы и встать на ноги, пока до меня не донёсся звук спешных шагов.

— Алан! — с тревогой вскрикнул мой единственный и лучший друг, вглядываясь в мою бледную и весьма потрёпанную физиономию. — Чёрт, сейчас-сейчас ещё немного и всё будет в порядке.

— М-гх, — отчего-то магия не торопилась облегчить мои страдания, а скорее наоборот, так сказать, открывала новые горизонты. Видя это безобразие, Тони прекратил бесполезные попытки в оказании помощи.

— Подожди ещё несколько минут, сейчас тебе будет лучше. Я знаю, как тебе можно помочь, — с решительным выражением лица попросил он, на что я мог лишь вымученно улыбнуться.

Выпив антидот от оборотки и став самим собой, после чего осторожно подняв меня с помощью левикорпуса, он убрал все следы ритуала и перенёс меня в пещеру к другим валявшимся без сознания ребятам, где рядом с ними спокойно сидел феникс, прикрывшись своими крыльями. Стоило нам войти, как он почти сразу встрепенулся и встревоженно курлыкнул, быстро подлетев к нам. Следующую минуту он рассматривал меня, ища раны, но не найдя их, озадаченно крутил головой, не в силах понять, почему я в таком состоянии.

Словно поняв его затруднение, Тони аккуратно открыл мой рот и после недолгой паузы, птичка осторожно склонилась над моим лицом, проронив пару тройку слёз. После этого я почувствовал, как по мне распространяется тёплая волна, омывающая собой все уголки моего многострадального тела, постепенно убирающая боль и приносящая долгожданное облегчение. Впрочем, она никуда не ушла, а лишь утихла, затаившись, напоминая о себе постоянным покалыванием и зудом.

— Лучше? — с облегчением спросил Тони.

— Лучше, — слабым голосом ответил ему я и, чувствуя невыносимую жажду, попросил. — Дай воды, пожалуйста.

— Да, конечно. Вот, держи, аккуратней, — спустя несколько мгновений осторожно он подал мне кружку, помогая мне в этом нелёгком деле. — Оно хотя бы того стоило, ты добился, чего хотел?

— Да, у меня всё получилось, — прислушавшись к себе, счастливо улыбнулся я, чувствуя небывалое облегчение, словно с меня свалившийся многотонный груз, — Теперь со мной всё будет хорошо.

— Поздравляю, — видя мою реакцию, он тоже не смог сдержать мимолётной улыбки и радость за своего друга. — Ты уж прости, но я погружу тебя в целебный сон. Ты в ужасном состоянии, даже после слёз феникса едва держишься в сознании.

— Но…

— Нет, не спорь, тебе это нужно. Доверься, я позабочусь об остальном, — беспрекословным тоном постановил тот, всем своим видом прося не мешать ему.

— Ладно, давай, — устало прикрыв глаза, произнёс я. Мне и правда стоит отдохнуть и поверить в силы моего компаньона. Что может плохого произойти пока я буду валяться без сознания?

Очнулся я на следующий день в больничном крыле, где меня не понимающего в чём тут дело обрадовали, что я слишком сильно перестарался в спасении своих сокурсников и словил сильнейшее магическое переутомление. Меня даже опрашивать по поводу произошедшего не стали. Профессора и в частности Директор посетовали на юность, помноженную на безрассудство и силу любви, которая способна на многое. Я не понимал ничего от слова совсем, поэтому делал виноватую мину и прикидывался ничего непонимающим пареньком. На что директор понимающе кивал, чем ещё больше смущал и запутывал.

Как позже мне довелось вытрясти из Тони, он ошарашенный видом Поттер повёл себя не как я и начал ей спешно помогать, проявляя заботу и участие, чем чуть не порушил свою маскировку, а после, стоя в гордом одиночестве перед взвинченными преподавателями, не смог придумать ничего лучше, чем задвинуть про моё волнение за товарища по оружию, из-за которого я так сильно перенапрягся, кастуя лечащие чары, что просто упал, потеряв сознание от истощения.

Так я и узнал, что меня посчитали этаким героем, который внутри очень сильно печётся о своих товарищах и вообще, я просто стесняюсь, поэтому так мало разговариваю и вообще выгляжу нелюдимым. За такую подставу руки сами собой тянулись к шее моего товарища, из-за чего он старался не подходить ко мне слишком близко, несмотря на мою невинную улыбку и всевозможные заверения. Мелкий паршивец явно чувствовал, что для него это плохо кончится.

В конечном итоге мне запретили пользоваться магией на несколько месяцев, выписав кучу зелий, которые я обязан принимать каждый божий день. По этому поводу я даже не спорил, так как копчиком чувствовал, что стоит мне применить магию, как та всепожирающая боль вспыхнет с новой силой. К этому я отнёсся философски, думая о том, что можно будет продолжить углубляться в контроле и использовании праны. Везде нужно искать плюсы или как-то так.

После моего пробуждения у меня через пару дней произошёл довольно неловкий разговор с Габриэль, где она благодарила меня за помощь и поддержку. Даже для меня это было слишком и с каждым новым словом или благодарным взглядом мне становилось немного не по себе. А когда я видел, как она мимолётно морщится от боли от раны, нанесённой василиском, мне становилось как-то неуютно и я отводил свой взгляд в сторону, отчётливо понимая, что не заслужил этих слов благодарности.

Ведь как это выглядит с моей стороны: воспользовался доверчивой девчушкой и не раз воспользовался, а она благодарна мне из-за одного придурка, что вывернул все факты наизнанку, хоть и ради сохранения нашей тайны. Что не говори, а в этом есть и моя доля вины. Я спокойно мог ей помочь, оставшись в тени, но в тот момент меня волновало только моё состояние и я был готов пожертвовать большим, гораздо большим.

Вот так постепенно я и стал с ней общаться. Виновато в этом проснувшееся чувство вины или невозможность сбежать из медицинского крыла? Это уже не имеет значения, ведь факт остаётся фактом — я сблизился с Габриэль. И это довольно странно, даже не знаю, что и думать. Вроде бы и не хотел сближаться, а вышло, как вышло, и к тому же я вполне ясно осознавал, что использовать её в тёмную у меня больше не выйдет. Рука не поднимется. Нет у меня больше каких-либо моральных оправданий на этот счёт, которыми мне удавалось затыкать зачатки совести, теперь точно нет. Что-то я совсем раскис и размяк, овощем валяясь на кровати.

Отлежав положенный срок, я внезапно понял, что без моих магических тренировок мне почти нечем заняться. Ну как нечем: можно читать книжки, общаться, ходить на занятия и записывать лекции без какой-либо практики, но это не то. Даже после этого у меня оставалось много свободного времени, которое некуда было деть.

Общаться и заводить новые знакомства мне было не очень-то и охота, а из старых знакомых у меня почти никого не осталось, если не считать девушек-старшекурсниц, но у них сейчас самый разгар подготовки к экзаменам, поэтому лезть к ним не стоит. Хорошие они, что не говори. Несмотря на моё небольшое помешательство, они приняли мою точку зрения и не обиделись, так что я изредка с ними зависал. Они даже пришли навестить меня, пока я умирал от скуки и одиночества, лёжа на кровати, и даже принесли пару вкусняшек из кухни, за что им отдельное спасибо, но по сравнению с прошлыми посиделками это как-то даже не котируется. Вот и выходило, что вплоть до летних каникул я бился над контролем праны, а то там есть у меня пара мощных приёмов, от которых без отличного контроля меня тупо прибьёт откатом.