Через десять минут наконец подъехала газель с хлебом. Я радостно выдохнула и заняла очередь. Костя оказался вторым. А самым первым был Егор – по негласному согласию всех присутствующих.

– Ань, иди вперёд, – сказал Костя, обернувшись и подтолкнув меня к кассе.

Я даже возразить не успела, как очутилась возле Егора. Случайно задела его руку своей. От прикосновенья сильно вздрогнула. Парень повернул голову в мою сторону.

– Прости, я случайно, – еле выдавила слова из горла.

Ничего не ответив, Егор отвернулся.

Через пять минут я вышла из магазина. Спустившись по лестнице, завернула за угол здания, где росло несколько берёз. Внутри всё было напряжено. Я шла и смотрела в землю и чуть не налетела на Егора, стоящего возле одного из деревьев. От изумления я даже не стала извиняться. Просто стояла и глядела перед собой.

– Смотри, куда идёшь, – произнёс спокойно Егор.

Изумление быстро сменилось откуда-то взявшейся злостью:

– Я и смотрела!

– Поэтому второй раз на меня налетаешь, – усмехнулся парень.

Очень хотелось сказать что-нибудь язвительное в ответ. Но вместо этого я вдруг резко сникла и, глядя ему в глаза, спросила:

– Егор, почему ты мне вчера ничего не рассказал про отца?

Лицо парня побледнело, а на щеках появились яркие пятна. Голубые глаза опасно заблестели. Его взгляд сделался жёстким и ледяным. Он резко подошёл ко мне и со всей силы схватил за запястья. Я подалась вперёд, еле сдерживая дрожь во всём теле. Наши глаза встретились. Сердце в моей груди бешено колотилось, а ладони за секунды вспотели.

Егор чуть наклонился, фактически к самым моим губам.

– Я тебе ничего не должен, запомни! – зло произнёс он.

Мгновение, и парень отступил назад, освобождая мои руки. Ошеломлённая, я стояла на месте, не смея вздохнуть, в то время как он быстро прошёл мимо меня и исчез за углом.

Я прислонилась к берёзе, закрыла глаза. Потом медленно подняла руку и указательным пальцем провела по пересохшим губам и почему-то улыбнулась. Не спеша развернулась и пошла домой, стараясь убедить саму себя, что совершенно не знаю причин своей глупой улыбки.

Я вошла в дом, положив пакет с хлебом на ближайший стул. Из кухни доносился запах капусты, значит на обед мама варит щи. Я медленно присела за стол, подложив под голову руку. Входная дверь снова заскрипела, и в коридоре показался отец.

– Купила? – спросил он, подходя ко мне.

Я кивнула, снова погрузившись в свои мысли.

– А где молоко, Ань? – голос отца настойчиво пытался вернуть меня к реальности.

– Забыла, – пожала плечами в ответ.

Отец пристально посмотрел мне в глаза, потом положил банку с деньгами на стол и молча вышел.

Посидев ещё какое-то время в состоянии транса, я машинально взяла пакет с деньгами и банкой и тоже вышла. Когда уже оказалась за огородом, вдруг поняла, что иду домой к Егору, вернее не к нему самому, а к его матери, тёте Зое. Она единственная во всей деревне продавала вкуснейшее молоко от своей коровы по самой дешёвой цене. Не останавливаясь, я продолжила свой путь, лихорадочно соображая, как поступить. Одной встречи с парнем мне хватило с лихвой. Целую неделю можно будет вспоминать.

Пока шла вдоль улицы, страх медленно и неотвратимо затоплял моё сознание. Наконец, остановившись возле старой калитки, собрала оставшуюся волю в кулак и прошла во двор.

Там всё было по-прежнему. Я поднялась по некрашеным ступенькам и постучала в дверь. Появившаяся в проёме тётя Зоя за прошедшее время словно и не изменилась, только на лицо её легла заметной тенью горечь утраты и не успевшая утихнуть боль.

– Здравствуйте, тётя Зоя, – произнесла я.

– Аня?.. Анечка! – женщина осматривала меня, словно не веря своим глазам.

– Я приехала вчера… – начала неуверенно и остановилась, не успев завершить фразы. Тётя Зоя приблизилась ко мне и крепко обняла.

Я оторопела. Глаза сразу стали влажными. Поэтому вместо того, чтобы обнять в ответ добрую женщину, стала отчаянно моргать. В голове болезненной волной пронеслись далёкие воспоминания, от которых сделалось ещё только хуже на душе.

– Что ж мы стоим тут, – вдруг забеспокоилась тётя Зоя, чуть отстраняя меня, но не убирая с моих плеч мягких и крепких рук. – Анюта, проходи…

И я вошла в дом, не позволив судорожному всхлипу вырваться из груди. Лишь едва слышно выдохнула, следуя за женщиной в комнату.

– Так, когда ты приехала, милая? – спросила она, усаживая меня на стул.

– Вчера, – тихо ответила, оглядывая старые некрашеные стены, завешанные большими старыми коврами, деревянный и чистый пол, большой старинный сундук с тяжёлой крышкой, тюлевые занавески, простую вышивку на стене рядом с большими старинными механическими часами с маятником, фотографии, на которых застыло замечательное прошлое уже без счастливого будущего.

Тётя Зоя кивнула в ответ и, опустив глаза, посмотрела на пустую банку в моих руках.

– Я за молоком, тёть Зой… У вас ведь всегда самое вкусное… – говорила сбивчиво, стараясь не встречаться с женщиной глазами.

Я протянула ей банку и деньги. Она молча взяла их и вышла, а я, оставшись одна, совершенно не знала, куда себя деть. В голове отчётливо и настырно раздавалось «тук-тук-тук-тук» от мерного движения маятника. Я подняла взгляд. Эти самые часы два года назад чинил Андрей Николаевич.

Я тогда сидела за столом и старалась пересчитать зубцы на маленькой шестерёнке. А мужчина сидел напротив и что-то кропотливо отвинчивал, вставлял, смазывал.

– Анютка, давай её сюда, – произнёс он, протягивая руку, но в то же время не прекращая возню с поломанным механизмом.

Я приподнялась и вложила в протянутую ладонь шестерёнку.

– А зачем вы это делаете? – спросила, опираясь на локти и стараясь рассмотреть, с чем возится мастер.

– Что зачем? – улыбнулся мужчина.

– Зачем вы их опять чините? Они часто ломаются… Вы их вот сейчас почините, а потом они опять ходить перестанут, придётся их снова разбирать, смотреть, что с ними такое случилось. Почему просто не купить новые? – вопросительно уставилась я в добрые тёмные глаза.

– А зачем выздоравливать? – спросил Андрей Николаевич, вновь склоняясь над механизмом.

– Что? – не поняла я вопроса.

– Зачем тебе каждый раз принимать лекарства, если знаешь, что рано или поздно опять заболеешь? Зачем завтракать, если к обеду снова проголодаешься? Зачем спать по ночам, если к вечеру устанешь и опять захочешь спать?

Я молчала, не зная, что ответить, потому что не понимала смысла сказанного. А Андрей Николаевич тоже ничего не говорил, продолжая разбирать механизм часов…

Вдруг рядом что-то стукнуло. Я вздрогнула, оглядевшись. Никого в комнате не было, но так явственно стояла перед глазами эта картина с починкой часового механизма, что показалось, словно сам Андрей Николаевич встал со стула, чтобы повесить старинные часы на стену. И они до сих продолжали ходить исправно, чётко отмеряя отведенное каждому время.

Я ощутила в горле раздражающее покалывание, а на обеих щеках – две струящиеся дорожки. Мигом сорвалась с места и выбежала во двор. Завернула за угол дома и открыла калитку, ведущую на огород. Возле забора росла большая слива. Я прислонилась к её шершавому стволу и дала волю слезам, которые не успевали высыхать.

Чуть всхлипнула, не открывая глаз, и судорожно выдохнула:

– Лучше купить новое, чем чинить старое…

Было настолько горько и тошно, что я с размаху несколько раз стукнула ладонями по дереву и не могла остановиться, пока не начала сдирать кожу от ударов о шершавый ствол. Руки ныли, царапины быстро наполнялись кровью. Но было всё равно, хотя от боли стало чуть легче. Тыльной стороной ладони вытерла оставшиеся слёзы, снова глупо всхлипнула и тут заметила Егора.

Парень стоял передо мной у калитки с лопатой в руке, глядя на меня настороженно и взволнованно, но в этом взгляде больше не читалась утренняя скованность и злость. Я снова увидела того Егора, с которым столько лет дружила и в которого искренне и нежно была влюблена.