Герман Иванович опять перевел взгляд на лица ребят, всмотрелся в них, словно старался узнать кого-то или получить ответ на незаданный вопрос, потом продолжил:

– Неудивительно, что в своем развитии я намного обогнал одноклассников, которые предпочитали бесцельно болтаться во дворе или смотреть примитивные мультики по телевизору. Видя, как на переменах я читаю, буквально проглатываю книгу за книгой, они стали дразнить меня Книгоглотом. С их точки зрения, это было унизительным прозвищем. Этим неучам было невдомёк, что я принимал эту глупую кличку за похвалу. Так что потом, уже много позже, когда нужно было выбрать название для моего книжного магазина, мне вспомнилось это забавное словечко.

«Какой заносчивый!» – с раздражением подумала Тишина.

– Ну что же, – Герман Иванович помолчал немного, покрутил в руках свой телефон и сказал:

– О чём ещё вы хотите меня спросить? Смелее, не стесняйтесь!

Но теперь все, кажется, опасались выставить себя перед директором книжного магазина такими же неучами, какими казались ему когда-то его одноклассники, никто больше не осмеливался задать вопрос. Елена Васильевна забеспокоилась, начала было уже подниматься из-за своего учительского стола, но тут Герман Иванович сам нашел выход из положения и сказал:

– Ну, хорошо. Тогда поднимите руки, кто бывал в нашем магазине!

Тишина обернулась и увидела, что все в классе подняли руки. Она смотрела на довольные лица одноклассников и пыталась понять, неужели они совсем-совсем не чувствовали, что её сгоревший канцелярский магазинчик был намного лучше, намного правильнее, волшебнее и неповторимее скучного чужого «Книгоглота»? Как же они так быстро забыли его?

– А ты что же? Неужели ни разу не побывала у нас? – раздалось вдруг у неё над головой. Тишина обернулась, подняла голову и увидела, что Герман Иванович смотрит теперь прямо на неё.

– Ну что же ты молчишь? Не надо стесняться. Вспомни, может, ты покупала у нас книгу или тетрадки для школы? – спрашивал и спрашивал он настойчиво и снисходительно, словно Тишине было пять, а не двенадцать. Она ещё раз оглянулась на одноклассников, все они молча смотрели на неё и ждали, чтобы она ответила. И тут что-то такое нашло на неё, что она и сама бы не могла объяснить, даже если бы и заговорила. Так стало обидно, что совсем никто, ни один человек в классе не хочет её понять. Она вскочила, смела с парты в сумку все свои вещи, побежала к двери. Едва услышала, как за спиной всполошилась Елена Васильевна, и забубнил что-то Книгоглот, вылетела в пустой коридор, а потом помчалась вниз по лестнице, лишь бы быть подальше от них от всех. Вихрем ворвалась в раздевалку, сдернула с вешалки куртку и к дверям – лишь бы не остановили, лишь бы прочь отсюда.

Пробежала через школьный двор, завернула за угол и только тогда перешла на шаг. Вряд ли кто-нибудь побежит за ней так далеко. Она натянула куртку и пошла по улице, продолжая сердиться. Какие же они все предатели! А Елена Васильевна? Как она могла пригласить в класс этого ужасного человека? Да ещё сейчас, когда у неё, у Тишины, такое несчастье. Какие же они все бездушные, какие глупые!

Она прошла мимо сквера и мимо супермаркета, и подумала, что и Елена Васильевна, и все одноклассники ничего не понимают потому, что у них в жизни просто никогда не было ничего подобного её канцелярскому счастливому магазинчику. Откуда им знать, что она чувствует, потеряв его? Не объяснишь ведь человеку, который никогда не пробовал мороженого, как это вкусно. Тишине стало немного жалко всех, кто никогда не был так счастлив, как она. Но меньше сердиться на них от этого она не стала.

Тишина шла по улице мимо жилых домов и магазинов, деревьев и припаркованных машин. Сначала шагала просто так, лишь бы не стоять на месте, лишь бы уйти подальше от школы. А потом придумала, куда пойдёт. Было у неё одно место.

Место это было недалеко. Иногда, когда стояла хорошая погода и уроков было задано немного, они с ребятами из класса шли туда, чтобы не расходиться сразу по домам. Это был небольшой пустырь. Наверное, однажды, на этом пяточке возведут жилой дом, но пока тут была только трава и лужи. С одной стороны пустыря за оградой пестрели горки и качели детского садика, вдоль ограды тянулись теплые трубы, на которых было очень удобно сидеть, повернувшись спиной к малышне, копошащейся на площадках. Место было нехоженое, но не страшное. Они так и называли его – Нестрашный пустырь.

Тишина уселась на одной из труб, достала из рюкзака яблоко и стала задумчиво грызть его. К тому времени, когда от яблока остался один тонкий огрызок, она почувствовала себя совсем одинокой. Убегать, между прочим, тоже надо уметь. Правильно убегать надо не откуда-то, а куда-то. На корабль, который вот-вот отправится в кругосветное плавание или, скажем, в другой город, где живет кто-нибудь знакомый и совершенно замечательный. А Тишина убежала просто так, и теперь сидела, ковыряла носком кроссовка землю и жалела себя. Все ребята были сейчас в классе и слушали Книгоглота, а про неё уже, наверное, и думать забыли. Так что, когда Тишина увидела, что со стороны дороги к ней шагает одноклассник Витя, она даже немного обрадовалась. Но вида, конечно, не показала. Наоборот, нахмурилась и отвернулась. Витя подошел, скинул на землю рюкзак, сел рядом, вздохнул и сказал:

– Так и знал, что ты здесь. Слушай, ты прости нас. Надо было сразу ему сказать, что ты не можешь ответить. Просто нам ведь говорили, что ты, в принципе-то, если захочешь, то заговоришь. Вот мы и ждали. Может ты … ну, не знаю, просто забудешь как бы, что тебе надо молчать, возьмешь и ответишь этому Книгоглоту. Ну, как нормальный человек.

Тишина помотала головой, достала из рюкзака свой немой блокнот и написала:

«Я и так нормальный человек».

– Я знаю, – снова вздохнул Витя и рассказал: – Книгоглот очень извинялся, говорил, что не хотел тебя обидеть и всё такое. Просил, чтобы ты обязательно пришла к нему в магазин. И вот, смотри.

Витя достал из рюкзака яркую глянцевую листовку, протянул Тишине.

– Это тебе. Это купон на скидку в его магазине. Можно купить всё, что хочешь: книжку, или игру, или что-нибудь для школы. Бери, бери! Выгодное предложение. Он всем такие раздавал. Но только нам всем скидка пять процентов, а тебе целых пятнадцать, чтобы не обижалась.

Тишина снова помотала головой.

– Не хочешь? – переспросил Витя. – Да ладно тебе, он ничего вроде такой, этот Герман Иванович. Когда ты ушла, он потом нам рассказывал про новые книжки. Спрашивал, кто чем интересуется. Я ему рассказал про… ну про эти самые…

Витя покачался из стороны в сторону, попыхтел.

– Ну как это называется? Слово выскочило из головы. Мои…

«Коллекции?» – написала в блокноте Тишина.

– Типа того.

«Про стирашки?» – уточнила Тишина.

– Ну да, и про стирашки и про…

«Флешки?»

Витя как-то странно посмотрел на листок, почесал левую бровь, как он всегда делал, когда бывал не уверен в чём-то, потом кивнул:

– Ну, наверное.

«Может, уже третью коллекцию какую-нибудь начал собирать?» – подумала Тишина, но спрашивать не стала: слишком долго было писать, да и Витя, кажется, не хотел больше говорить об этом. Он начал вздыхать, рассеянно оглядываться по сторонам, потом снова полез в свой рюкзак, достал какую-то тетрадь. Открыл, полистал. На последней заполненной странице красными неприятными буквами было написано: «Где домашнее задание?» И стояла двойка.

Витя рассмотрел её. А потом просто взял и вырвал этот лист из тетради. Тишина даже подскочила на месте, дёрнула Витьку за руку, мол, что же ты творишь. А он сказал:

– Ну, не сделал я это задание. Подумаешь, биология какая-то. Я потом сделаю. А двойки мне не нужны. У меня не может быть двоек, потому что я отличник.

Тишина смотрела, как он пыхтит над своей тетрадкой, вытаскивая сзади половину оторванного листа – чтобы было незаметно, что он сделал. И думала, что Вите третья коллекция не нужна. Тех двух вполне достаточно. И они очень точно подходят к его характеру: флешки он собирает, потому что и сам любит накапливать знания – недаром ведь он отличник. А стирательные резинки ему нравятся, потому что он не готов мириться с тем, что его не устраивает.