Икар считал, что ему повезло с видом из окна. Большинство домов смотрели друг на друга: из них ничего, кроме бесконечно повторяющейся текстуры точно таких же, совершенно одинаковых домов, видно не было. В просветах носились на безумных скоростях огромные грузовые дроны, и медленно, неторопливо проплывали не менее здоровенные, но, усыпанные светящимися иллюминаторами, пассажирские. Если бы не Энсемьпятьтриноля, Икар бы и не помнил, какой там у него эшелон. Цифра была прошита в его разрешении проживания на Хити, а точнее только в одном из районов под названием «Гронш». Что-то вроде изолятора для таких как он. Бывший жилой комплекс для низших слоёв, а теперь дом для мигрантов, чтобы те не смущали коренных жителей своими, так сказать, бытовыми особенностями.

– Там очередь, придётся подождать, ты не против, – сказала Энсемьпятьтриноля, не отрывая взгляд от визора.

– Не против.

– Надо же, не замечала за тобой такого раньше.

– Какого?

– Ты как будто мне всё время отвечаешь, когда я не спрашиваю.

Икар присмотрелся к девушке.

– Ты же спросила, не против ли я.

– Я так сказала, да, но это был не вопрос.

Икар отвернулся чтобы скрыть растерянность, а вдруг он действительно делает что-то неправильно, и она сейчас обо всём догадается? А что, если она уже догадалась? Он посмотрел на нее еще раз: копается в сумочке. Нет, если бы догадалась, не вела бы себя так спокойно.

– Надолго?

– Не знаю, там очередь. Говорю же. Если тебе не терпится от меня избавиться, можешь заплатить за приоритет, улечу за секунду.

– Подождем, – отозвался Икар. Это совпадало с его настроением, чтобы она осталась на какое-то время, но не слишком надолго, иначе с ним начнутся возвратные изменения, и тут уже не надо быть слишком уж проницательным, чтобы догадаться, кто он на самом деле. Даже слепой и глухой сможет это пронюхать.

– Как скажешь. Сегодня я не тороплюсь.

– Я тоже.

Энсемьпятьтриноля разобралась с сумочкой, притихла, вздохнула, пространство приняло ее вздох, проглотило и вернулось к привычной тишине. Вынужденное ожидание затягивалось, тихая пауза между отрезками жизни, Икар решил разбавить его разговором, которого ему всегда не хватало. Ни на работе, ни дома, ни в барах, куда он изредка наведывался, чтобы занять перерывы между короткими рабочими днями, поговорить было особо не с кем.

– Одна живешь? – начал Икар.

– Да. Ты, как я понимаю, тоже.

Икар хотел ответить, что «да», но решил, что это, видимо, снова не вопрос.

– А ты давно здесь? – спросил он, – Ну, на Хити.

– Лет сто, не меньше, сбилась со счета. Тут все так быстро. Такие короткие года.

– Да уж, – согласился Икар.

– Здесь стало тесно, они всё принимают и принимают. Ну…, – Энсемьпятьтриноля поднялась с кровати и подошла к пузырю окна, встав рядом с Икаром, – последние пару лет никого нового. Последнее, что слышала на эту тему, была новость про этих… не помню, как они там официально… у нас зовут их пожирателями.

– Да? Пожиратели? И что они пожирают?

– Не знаю, – широко улыбнулась Энсемьпятьтриноля, – надеюсь не наших.

Икар тоже улыбнулся, только намного осторожней.

– Пожиратели, жутко прям. И как они принимают кого-то с таким именем? – спросил Икар.

– Ты же знаешь, они всех принимают. Они никого не боятся.

– И после этих… что? Никого?

– Никого.

– Надо же, – поежился Икар, – как-то даже грустно. Неужели всё? Неужели это всё, что осталось?

– А тебе мало? – удивилась Энсемьпятьтриноля, поднимая глаза на Икара.

Какая же она красивая, подумал Икар, невероятная, сногсшибательная. Хочется оставить у себя и разглядывать, разглядывать…

– Нет, – промямлил он, – но все равно… немного грустно.

– Грустно.

Икар снова не понял, вопрос это или нет, и решил промолчать.

– Ты тоже здесь один?

– Нет, у меня есть близнец, Иван, он тоже на Хити, только не в этом районе, он всегда в разных, потому что работает экспедитором. С ним почти никогда нет связи, мотается то там, то сям, так что считай, что вроде и есть брат, но как будто его и нет. Даже не помню, когда виделся с ним последний раз…

Все это время, пока Икар говорил, он смотрел в окно на носившиеся среди мерцающих колонн искрящиеся дроны, и не обратил внимание, что глаза Энсемьпятьтриноля раскрылись еще шире, так широко, как еще ни разу не раскрывались. И когда он снова к ней повернулся – она уже не показалась ему такой красивой.

– Что такое? – спросил Икар, чувствуя, как пересохло у него во рту.

– Близнец? – кривясь спросила Энсемьпятьтриноля, и на этот раз это был явный вопрос. – Ты сказал близнец?

Икар растерялся, в голову ударила кровь, мысли забегали и засуетились так, словно он попался на чем-то нехорошем, и этот её безумный взгляд: с удивлением, с сомнением, с чувством нависшего над ней предательства, со страхом. К счастью, за окном мелькнул пятнистый бок такси. Значит, у нее всего пара минут, чтобы собраться и уйти, иначе ей упадёт штраф и понижение приоритета, на это она не пойдёт. Но этот ее пронизывающий взгляд, которым она начала стрелять по Икару, забираясь в самые непрозрачные уголки, и поднимая со дна памяти все, какие у нее были воспоминания о нем, поднимая для повторного осмотра и разбора… сейчас она начнет анализировать всё, что про него успела узнать, все их встречи, все его слова, его жесты, взгляды, движения, – всё, вообще всё… Икар жутко боялся, что рано или поздно это произойдет, и тогда он попадётся ей на своём вранье. Она его раскусит. Разгадает обязательно – и тогда… что будет тогда, он не знал. Женщина бросается на загадку, словно изголодавшийся хищник на беспомощную добычу, но всякий раз поступает с ней по-разному. А как бы ему хотелось снова ее увидеть, снова потрогать, погладить… полюбить её.

– Близнец, – повторила она страшным голосом, пятясь от него к лежавшей на кровати сумочке. – Иван?!

Теперь она рассматривала его целиком, с ног до головы, и Икару показалось, что он стоит перед ней не просто голый, но даже без шерсти и без кожи. Энсемьпятьтриноля схватила сумочку и медленно, словно плывя во сне, направилась к причальной платформе.

Ну же… не тормози, молил ее Икар, садись в такси и забудь, потом будет проще, напишу, что оговорился… придумаю что-нибудь… что-нибудь точно придумаю…

Энсемьпятьтриноля прошла к платформе… дверь перед ней открылась, она шагнула в салон, и обернувшись, с отвращением спросила, словно обо всем уже догадалась:

– Кто ты?

Её лицо покрывала тень. Икар похолодел. Дверь закрылась. Такси медленно отползло от причала, и, набирая скорость, полетело прочь. Он проводил его взглядом, опустил внешнюю заслонку и разбито поплёлся в ванную. На миг ему показалось, что в её взгляде было прощение, понимание того, зачем он это делает, и истинной причины его наивной безобидности, но как знать… Никогда нельзя быть уверенным в том, что говорят женщины, и о чем они думают. Они и сами, пожалуй, этого не знают.

Он встал перед зеркалом, вздохнул, провел рукой по вибриссам, приподнял небольшие мохнатые ушки, почти такие же шерстяные и бархатные, как и у Энсемьпятьтриноля, и произнёс с какой-то горькой, протестующей гордостью:

– Я – человек.

{#276}

Ну что, соскучились? Да, давно я не писал. Не о чем было на самом-то деле. Время летит быстрее, чем наш дорогой шарик. Так вот, раз уж теперь все знают и на ушах стоят от радости, я тоже напишу. Мне, если честно, будет не хватать этой жизни. Да, родители говорят, что там будет настоящее небо и настоящее солнце, но я ни разу не видел ни того ни другого, так что наши местные – меня вполне устраивают. Там еще говорят будет погода – эй, кто знает, что это? Если это не самая приятная вещь на свете, как говорит отец, зачем она нужна? Что в ней хорошего? Пофиг, мне нравится шарик, мне даже нравится его название. Короче, я – против настоящего солнца.