– Давай по коктейлю и на танцпол, – прокричала Тоша, виляя задом и тряся головой.

Одним бокалом подход к бару не кончился. С проникновением градусов тело расслабилось, мысли улеглись, а электрические разряды растеклись в конечности, неконтролируемо поднимая их и сливая с басами. Ноги сами понесли в гущу событий, бёдра поддались такту, а руки взметнулись вверх, выводя лихорадочные узоры.

В какой-то момент я увлеклась, отдалась музыке и всеобщему сумасшествию, а когда обернулась, не нашла Тоню. Покрутив головой, заметила её у бара в компании Арсения, знакомого Глеба. Первая реакция была – пригнуться и ползком пробираться к выходу, но приглядевшись поняла, что Казарцева рядом нет и выдохнула.

– Не меня высматриваешь, Валерия Генриховна? – вздрогнула от горячего дыхания в районе виска. – Шейку не боишься свернуть?

– Глеб Вадимович? Не ожидала тебя здесь увидеть, – развернулась к нему, делая шаг назад, но сразу врезаясь спиной в бурлящую массу. – Немного шумное место. Не для таких высокомерных снобов, как ты. Но, всё равно не удивил. Твоё беспринципное внедрение в моё личное пространство, последнее время, предсказуемо.

– Так может мне удастся удивить девушку чем-нибудь другим? – не растерялся Глеб. – Потанцуем?

Что-то странное было в словах Казарцева. Что-то до боли знакомое. И его касание… Он не спрашивал, он ставил перед фактом. Его ладонь властно скользнула по пояснице, резким движением впечатала в грудь, а тело повело в мерных раскачиваниях.

Ощущение дежавю захлестнуло с новой силой. Совсем недавно я так же плавилась, вдыхала тот же аромат, бесстыже отвечала на жёсткие ласки. Нет. Ерунда какая-то. Просто совпадение. Сколько мужчин покупают такой парфюм и кружат женщин в танце? Тысячи, миллионы. Всего лишь воспоминания, наслоившиеся на дневной поцелуй и близость, сдобренную взрывной темнотой.

Я вдыхала его запах, прижималась к телу и вспыхивала от твёрдости, упирающейся вниз живота. Сукин сын! У него стояк на меня, и он совсем этого не скрывал, потираясь пахом, вдавливая бёдра и поглаживая оголённую кожу под топом.

– Ты такая мягкая и вкусная, – прошептал в ухо и провёл влажными губами по скуле. – Как думаешь, тебя дискредитируют, увидев наше тесное сотрудничество? Меня, скорее всего, пожурят, а к женщинам относятся гораздо строже.

– Придурок! – не сразу дошёл его переход с вкусная на очередной подъёб. Попыталась оттолкнуть его, но получилось только беспомощно побарахтаться в лапищах, словно муха на липкой ленте. – Отпусти, урод!

Скорее всего Глеб не ожидал от меня оскорблений, поэтому ослабил хватку, чем я воспользовалась и стремительно понеслась в сторону уборных. Злясь, пузырясь от гнева, ворвалась в туалет, но туту же была схвачена и пришпилена к двери.

– Дура! Психопатка! Истеричка! – рычал он, выкручивая руки и вдавливая в жёсткую поверхность над головой.

– Ублюдок! Мерзавец! Тварь! Отпусти меня! – не отставала я, извиваясь и стараясь треснуть коленом в самое слабое место у мужиков. В свете всем известных фактов, фраза «слаба на передок», точнее применима к сильному полу. Вот я и старалась подтвердить эту истину и засандалить от души.

– Отпущу, сука! Я тебя сейчас так отпущу! – прошипел в лицо, а затем набросился на мои губы, прорываясь языком внутрь, остервенело вылизывая нёбо и сплетаясь в диком танце с моим.

Это было какое-то временное помешательство. Помню, как хватала его за лацканы пиджака, оттягивала зубами нижнюю губу, цеплялась за края рубашки, стараясь оторвать пуговицы, тёрлась промежностью о ногу, просунутую между моими. Мы вступили в борьбу под названием «кто больше оставит следов больной страсти». Я с извращённым удовольствием впилась ногтями в шею, ведя ниже и ощущая скапливаемую кожу под ними, он вонзил зубы в ключицу, мыча и исступлённо присасываясь.

В угаре похоти я не заметила, как оказалась вжата грудью в дверь, как моя юбка скаталась на талии, как трусики обвили щиколотку. Моё тело горело, пульсировало, требовало жёсткого траха, выгибалось, подставляя себя.

Глеб не мешкал, рывком раздвинул мои ноги, подтянул к себе бёдра и грубо вошёл, кусая за мочку. Прелюдии, словам, нежности места не было. Только звонкие шлепки тел, пошлое чавканье смазки, и сиплое дыхание, словно мы бежали марафон. Настоящий звериный секс со всеми исходящими атрибутами. Его зубы в моей холке, его руки, сдавливающие до синяков, его мощные, глубокие толчки, выбивающие воздух и нечеловеческий рык в момент моего оргазма.

Ох. Как я кончала… Ватные ноги, звёзды в глазах, лопающиеся пузырики в крови – всё это детский лепет по сравнению с тем, как меня разрывало на миллионы-миллиарды микроскопических Лер. После, мне ещё некоторое время хотелось тщательно осматреть уборную, проверяя, все ли Лерки вернулись на место.

– Сладкая сука, – прохрипел Глеб, схватив за шею, уткнувшись в затылок и выплёскиваясь на ягодицы.

– Похотливая тварь, – прошептала, медленно приходя в себя и спускаясь на грешную землю.

Приводя себя в порядок, я не смела поднять глаза и посмотреть на него. Как себя вести? Что говорить? Как вообще вылезать из этой ситуации? Мою дилемму спас нетерпеливый стук в дверь и возмущённые голоса.

– Встретимся в суде, – ляпнула на прощание, опустила голову, спрятав лицо за волосами, и пулей вылетела в тёмный коридор.

Уже сидя на заднем сидении такси, улыбалась. Всё, как я и думала. Галстук за плечо, партнёрша в позе «почти раком», расстёгнутая ширинка, презерватив… Стоп! Презерватива не было! Глеб принудил меня к незащищённому сексу! Незащищённому сексу в туалете ночного клуба!

Ну не тварь?

Глеб

– У нас сегодня ужин с Михалёвым, твоё присутствие обязательно, – начал с порога отец, заходя в кабинет и плюхаясь в кресло напротив. – Коля приведёт дочь. Тебе нужно к ней приглядеться.

– Зачем? – оторвался от изучения дела об оспаривании завещания.

– Она хорошая партия и с ней прилагается приличное состояние.

– Я не готов ещё к столь радикальным поворотам, – занервничал, почувствовав, как меня загоняют в угол и перекрывают кислород. – Мне пришлось очень резко сменить привычную жизнь, и полгода слишком маленький срок для полного осмысления и осознания.

– Тебе тридцать три года, – вдарил по столу отец. – В этом возрасте пора задуматься о семье и наследниках.

– Слушай, па, давай я буду думать об этом ещё пару лет. Куда торопиться, – растекаюсь в улыбке, а сам продумываю пути отступления.

– Михалёв не будет ждать тебя пару лет. Его дочь что-то вытворила, грозящее его депутатской неприкосновенности, и он готов породниться с нами ради прикрытия тылов. Думаешь, если бы не проблемы, тебе выпал такой шанс? Власть имущие не отдают дочерей замуж за адвокатов, какие бы востребованные они не были.

– Да дались тебе эти Михалёвы, – сорвался на повышенный тон. – Может она наркоманка, или ждёт от непонятно кого ребёнка, или загульная баба, увлекающаяся пьяной групповухой. Ты готов взять киндер сюрприз только потому, что он депутатская дочь?

– Я готов удачно вложить нажитое, чтобы получить хорошие дивиденды, – совсем не стесняясь своей алчности, ответил отец. – Не стоит забывать о своём обещании взамен полученной услуги.

– Если уж на то пошло, услуга ещё не получена в полном объёме, – процедил сквозь зубы, брыкаясь из последних сил. – Юрий, как сидел в тюрьме, так и продолжает сидеть.

– Он не в тюрьме, а в камере предварительного задержания, при чём в одиночной, – перешёл на деловой тон отец. – Это лучшее, что он мог получить в сложившихся обстоятельствах.

– Да он вообще не должен там находиться, – взорвался всё-таки я. – Юра не виноват в том, что группа обкуренных утырков забралась к нему в дом, пока тот был в трёхдневной командировке, чёрте чем там занималась и оставила изрезанный труп внучки министра и генеральского сынка с передозом.

– Что же ты его сам не вытащил? Чего припёрся за моими связями? Кишка тонка? Оказалось, что опыт и мастерство ничего не значат перед детишками чинов? – с издевательством в голосе произнёс он. – Нам крупно повезёт, если твой друг получит минимум, а уж об освобождении в зале суда не может идти речи.