Казарцев рассказывал слёзную историю, как его клиент болезненно пережил стресс, узнав об измене жены, как глушил горе в спиртном, как пострадала его самооценка, и его голос искусно вибрировал, проецируя яркие картинки убитого горем Матвея, стоящего на краю табуретки и продевающего голову в петлю. Бедный Матвейчик, и какой театральный талант пропадает у Глеба.

Грач оторвался от просмотра документов, с одобрением смотрел на Казарцева и согласно кивал головой. И чем больше Глеб говорил, тем отчётливее до меня доходило, что без кассации здесь не обойтись. Он закончил речь, и на его место встала я. Смысла что-то доказывать в данной ситуации не видела, но адвоката кормит язык, поэтому пришлось собраться и выдать заученный текст.

Кажется, театральный талант пропадал и у меня. Грач менялся в лице, хмурился, пролистывал папку с моими документами, качал головой и посматривал в сторону Глеба. Тот внимательно наблюдал за мной, оценивая свои шансы, затрату времени и просчитывая предположительное количество заседаний.

Да, Глебушка. Я тоже так могу. Я уже пять лет работаю на публику и вывожу на слезу отрепетированным голосом. Сидела бы на месте Грача Тухикова, или Ольховская – всё было бы сыгранно за два захода. Я профессионально играла интонацией, открыто смотрела в глаза судье и безбожно врала о нервном истощение Марьяны, о её порушенных мечтах на большую, крепкую семью, приплела длительную работу с психологом и попытки образумить мужа и сохранить брак, лишь бы Матвей не изменял.

Из зала мы вышли с чувством выполненного долга и с назначенным следующим заседанием через месяц. Входя в лифт, столкнулись плечами, но моей злости хватило на резкую подачу вперёд, и Глебу пришлось уступить.

– У тебя, оказывается, есть зубки, Валерия Генриховна, – усмехнулся он, делая шаг вперёд и проталкивая меня к стенке, отдающей холодной сталью. Душный воздух кабины смешался с моим любимым L’Homme Ideal, обволакивая терпкой сладостью. – Какая речь, какой ломающийся голос, сколько чувств, сколько экспрессии.

– Могу то же сказать о тебе, Глеб Вадимович, – положила руки ему на грудь, приятно поёжившись внутри от горячей рельефности под ладонями, провела вверх-вниз и попыталась оттолкнуть, морща нос и демонстрируя свою неприязнь от его внедрения в моё личное пространство. – Даже я, зная о блядской натуре Матвеюшки, представила его с верёвкой на шее и отсутствием тяги к жизни.

Двери лифта с грохотом открылись, оторвав высокомерного хама от меня и разбавив приторность сгустившегося морока. Вроде, мы сказали достаточно друг другу для столь короткой встречи, и следовало бы попрощаться и разойтись, что я собиралась сделать, но Глеб схватил меня за запястье, дёрнул на себя и потащил в сторону туалета.

– Зачем тебе это? Матвей не уступит, так что не трать время и откажись от маскарада, – зарычал Глеб, втолкнув меня внутрь. – Машка всего лишь очередная девка, временно затмившая остальных. Ну женился он на ней, был какое-то время верен, пока в поле зрения не сверкнула новая звёздочка. Неужели ты думаешь, что она не знала, за кого выходила замуж. Ей достаточно было молчать и пользоваться благами роскошной жизни, вместо этого она решила качать права. Какие права? Что ей давал этот брак?

– Да, не должна женщина молчать, – сделала очередную попытку оттолкнуть нависающий шкаф. – Даже если знала, за какого кобеля выходила. Неужели она запросила много за своё разочарование? Эта сумма ничтожна по сравнению с капиталом Клоди. Проще выплатить и не вытаскивать сор из избы, перестать давиться от жадности и пойти на мировую.

– Зубы отрастила, а мозг подкачал, – с сожалением проговорил Глеб и сделал шаг назад. – Брось, не позорься. Я, ведь, размажу тебя, что не очень хорошо скажется на твоей репутации.

– Так уверен в себе, напыщенный индюк? – сорвалась на шипение. – Меня не так легко размазать. Я на этих делах собаку съела. Лучше тебе уговорить Матвея на откуп, иначе мы обеспечим очень длительный процесс, который вытрясет всю грязь из семейной жизни четы Клоди.

– Дура! – резко выбросил вперёд руку, впился пятернёй в затылок и накрыл своими губами мои.

Мгновенная парализация, подкатившая тошнота, расползающаяся онемевшими покалываниями в кончиках пальцев, разгорающееся пекло в груди и гудящие толчки крови в висках. От нехватки кислорода приоткрыла рот, пытаясь всосать крупицы воздуха, и с предательским стоном встретилась с языком, ворвавшимся, сметя преграды.

Никакого сопротивления, никакого возмущения. Странная потребность подчиниться на уровне звериных инстинктов, где самка вжимается мордой в землю, уступая самцу. Откуда такая реакция на близость Казарцева? Куда подевалась моя стервозность и выработанная годами работы сдержанность?

Его язык настойчиво прорывал оборону, рука сминала бедро, подтягивая вверх юбку, а я, как распутная девка, отвечала, цепляясь за лацканы пиджака, прогибаясь в спине, втираясь грудью и жадно пульсируя плотью.

Кажется, я застряла в каком-то трансе, опьяняющем сознание, и готова была позволить себя трахнуть в вонючем туалете районного суда постороннему мужику, вызывающему только злость и раздражение. Отрезвил хлопок двери и ругательства бабульки на продажную власть и коррумпированных чиновников. До Глеба, похоже, тоже дошёл абсурд ситуации. Отпрянув, он потёр ладонями о брюки, кулаком мазнул по губам, стирая перламутровый блеск, и зыркнул на меня мутными глазами.

– Я предупредил тебя, Валерия Генриховна. Подумай над моими словами и своими перспективами.

Бабулька недовольно крякнула, прижимаясь к стене и пропуская ураган по имени Глеб, пронёсшийся мимо неё на выход, а я облокотилась на раковину, с непониманием разглядывая заполонившие радужку зрачки. Что это было? Как он посмел?

В заторможенном состоянии выпала из здания суда в загазованный смрад, на автомате дошла до припаркованной машины, пиликнула брелком, села в душный салон, накалившийся под солнцепёком. Карусель из мыслей замедлила ход, бесконтрольный выброс адреналина перекрыл сорвавшуюся резьбу, а в мозгу стучала привычная фраза: «Ну не тварь?»

Глеб

Я не знал, что на меня нашло, когда набросился на Леру посреди вонючего туалета. Вообще не понимал свою реакцию на эту женщину. Её хотелось задеть, подтрунить, раздразнить, вывести на эмоции, раззадорить злость. Как вкусно она злилась… Щёки покрывались ярким румянцем, от уголков прищуренных глаз расходились тонкие лучики морщин, кончик носа взлетал вверх вместе с подбородком, а верхняя губа мелко потрясывалась.

Это всё я заметил ещё в ресторане, как только она влетела вся растрёпанная, взмыленная, взбешённая, опоздав на двадцать минут. Самое интересное было потом. Весь спектр потрясающих эмоций, стоило ей понять, кто случайно стал причиной опоздания. Да. Я умею завести девушку, даже не зная этого.

Губы сами дёрнулись в самоуверенной ухмылке, а бровь взлетела вверх. Нестерпимый зуд в кончиках пальцев от желания раздразнить ещё больше. Даже не стал вежливо скрывать свои догадки, кто заслужил звание невменяемого придурка, сел за руль и сорвался с места, газуя и продолжая впитывать реакцию, глядя в зеркало заднего вида.

Что в ней так манило меня. Вроде, ничего особенного, типичная выскочка, пытающаяся прижиться в мире мужчин. Её сложно назвать красавицей, на которую сворачивают шею похотливые самцы, на роковую женщину тоже не тянет. Обычная, как большинство встречающихся каждый день, но почему-то цепляла. Может глаза, в которых читалось всё, что давилось вежливостью и профессиональным тактом? Может губы, напоминающие что-то знакомое и являющиеся совсем не изведанными?

Я мог уговорить Клоди на мировую, разъяснив, что лучше отстегнуть незначительную сумму, чем влезать в длительный процесс и потратить больше на меня, но глупая потребность подёргать Леру ещё, заставила убедит Матвея в победе. Я и Арсения позвал в кабак, чтобы продлить вечер и посмаковать предвкушение столкновений с ней.