Накануне визита к Гофманам Эрик перерыл безбрежные кладовые интернета, но фотографий Эльзы не обнаружил. В родительском архиве он нашел только студенческие черно-белые снимки отца и Карла Гофмана, сделанные на фоне Казанского собора и в Петропавловской крепости.

Тем не менее в предвкушении знакового события Эрик трепетал всем беспокойным отглаженным существом. Его подведут к ней, представят. Он проявит интерес к положительной девушке и не выразит разочарования, если Эльза ему не понравится.

В основу их знакомства заложен солидный фундамент, разглагольствовал Эрик: многолетняя дружба отцов, гостеприимство принимающей стороны, хороший отзыв родителя о сыне. Стоит учесть и намерение самой Эльзы завести верного друга в незнакомом городе.

«Эта встреча будет запоминающейся, весомее спонтанных столкновений на улицах с заносчивыми незнакомками», – рассуждал Эрик по пути к Гофманам, пока Борис Францевич с невозмутимым видом вел машину. Перед выездом он осмотрел одежду сына. Из покупок одобрил пуловер в выпуклую коричнево-бежевую полоску и эффектные ботинки. Комкастые, пожеванные на коленях джинсы повергли отца в ужас. Он снял с вешалки темно-синие брюки от выпускного костюма Эрика и отправил его за гладильной доской.

Если из наших фантазий на волю выпустить затаившегося живописца, его грандиозными полотнами можно затмить все шедевры мирового искусства. Эрик сам взрастил, выпестовал в неуемном воображении возвышенный образ карагандинской девочки, и когда мастер женского портрета выпорхнул из взбудораженного студенческого сознания и из угла коридора хрущевки прошептал, что вопреки ожиданиям его свели отнюдь не с идеалом женской красоты, Эрик улыбнулся и сдержанно поздоровался с переселенцами. Все в незатейливом облике Эльзы было банальным и повседневным. Не тот овал лица, не те волосы (Эрику хотелось вьющихся, обязательно распущенных), не та стать (он мечтал о в меру гордой подруге, как бы парящей над землей изящной снежинкой), не те руки… Не тот взгляд… Почему она уставилась исподлобья на молчаливого гостя, рассматривает его долго и надменно?

Эрик повесил пальто в шкаф, снял неразношенные ботинки и, сглотнув слюну, произнес свое имя.

– Вот, полюбуйтесь, студент-правовед! Ростом почти с отца, а мышечная масса отсутствует! – торжественно заявил Борис Францевич. – Учится на стипендию, отзывчивый. Помогает родителям. Одним словом, жених!

– А у нас – невеста, – сдуру ляпнул Гофман и весело уставился на дочь.

– Ты предсказатель со стажем, – слегка ущипнула отца Эльза. И, обратившись к Эрику, продолжила: – Десять лет назад папа напророчил нам переезд из промзоны в лоно цивилизации. – Она села на диван и рукой указала Эрику на кресло. – Благодаря Виктору Адамовичу это предсказание сбылось. Теперь мы здесь.

– Ну, чтобы выйти замуж, десяти лет тебе не понадобится. Не волнуйся! – рассмеялся Карл Гофман, явно подыгрывая университетскому другу.

Эльза пропустила мимо ушей голословное утверждение отца и вслед за матерью вышла на кухню.

На столе в зале гостей ждал торт, купленный в супермаркете у дома. В глубокой тарелке лежали фрукты. Посуда не блистала белизной и оригинальностью. Столовые приборы перебрались на клеенчатую скатерть из буфета хозяев квартиры, подавшихся на заработки в Сибирь. Чувствовалось, что Гофманы совсем недавно распаковали багаж и еще не обжились в двухкомнатном жилище.

Пока Борис Францевич и Карл курили на балконе, о чем-то живо дискутируя, Эрик, заточенный в комнате наедине с несбывшимися мечтами, листал мелованные страницы женского журнала, пялясь на пышногрудых, мясистых девиц. Пропущенные сквозь фильтры графических программ, они выглядели привлекательнее его томных полнеющих сокурсниц. Одной из фотомоделей, помещенных на развороте популярного ежемесячника, непременно пошло бы имя Эльза. Волевое, сочное, импульсивное. Есть в нем сила женской притягательности, ритмичный почерк грациозных телодвижений, властолюбие, расчет и отблеск холодной чувствительности. Так может, ему повезло, что этим именем обладала не лихая карагандинская принцесса, а робкая, игрушечная девушка? Как и его отец, Эрик не заметил бы Эльзу в толпе на автобусной остановке, не вычленил бы ее мини-фигурку в толпе студентов, хлынувших в буфет на большой перемене.

Поймав на себе настойчивый взгляд Эльзы, Эрик не шелохнулся в душе и не содрогнулся телом, как это однажды стряслось с ним в очереди за кофе и эклерами, когда его спину задела тугим большим бюстом пятикурсница с исторического факультета. Тогда его словно пронзило током. Повторный разряд прошелся по чреслам после того, как прожорливая девица вновь рассредоточила очередь в попытке дотянуться до подноса со сладостями и тиранулась сзади об Эрика студенистыми ягодицами, затянутыми до состояния риска в ветхие джинсы.

«С этой у меня есть шанс», – набрасывал Эрик оптимистические эскизы, стараясь сжиться с невзрачным подарком судьбы, вместе с матерью хлопотавшим на кухне. Но и за скромный презент без подарочной упаковки и глянцевых лент ему предстояло побороться.

Эрик был не дурак. В старшей школе, когда его одноклассники разобрались по парам, он, томящийся в застенках одиночества, пришел к выводу, что богиню ему не найти. Смазливым нужны рельефные удалые парни или денежные мешки – лысые и толстые, для которых женщина служит подвижной опцией в кожаном салоне запредельно дорогого автомобиля.

«Зацепить кавалера по желанию у нее не выйдет, как и мне не судьба приударить за длинноногой, – бросил на диван журнал Эрик. – Мы обречены на взаимный успех. Смиримся с тем, что имеем на сегодняшний день».

Теперь уже Эрик взялся разглядывать Эльзу. Он не стеснялся в открытую шарить по ее интимным местам. Как молодой бычок, не вкусивший пока прелестей противоположного пола, Эрик яростным взглядом прожег ярко-красную кофту Эльзы и под ажурной синтетикой различил крохотные округлые выпуклости. Он детально исследовал узкие бедра потенциальной пассии, впалый живот, извилистые ножки-палочки в клетчатых тапках с помпонами. Он добрался до ее рябоватого лица и несомненной изюминкой признал большие бесцветные губы. Кукольный, слегка вздернутый нос, которым Эльза периодически шмыгала, Эрик счел наиболее уязвимым и неправдоподобным во всей ее строгой внешности, а узковатый разрез карих глаз под выщипанными бровями не вызвал у него противоречивых эмоций.

«Над прической надо будет поработать», – заключил Эрик и, приглашенный к столу, отвлекся от насущных мыслей.

За обедом он в основном молчал, нажимал на густой жирноватый лагман и слушал разговоры отцов. Эльзу застольные беседы не трогали. Она суетливо орудовала приборами, утирала салфеткой заложенный нос и изредка перхала.

– На прошлой неделе приземлились в ваших краях, а эта уже гнусавит, – отвлекся от студенческих воспоминаний Карл Гофман. Он неодобрительно скосился на дочь.

– А то ты не знаешь, какой тут климат, – подула Эльза на пышную горячую самсу. – Вроде тепло, умеренно сыро, а ветер прошибает насквозь. Злой тут ветер какой-то.

– Зимой у вас морозы за тридцать, сайгаки в степи коченеют, – деликатно вмешался в диспут Борис Францевич и открыл бутылку кедровой.

– Зато сухо, активное солнце, высокое небо – не давит, – перечислял Гофман достоинства покинутой среды обитания. Втайне он ностальгировал по бескрайним казахским просторам. – На Балтике облака хмурые, водянистые. Того и гляди ливнем накроет. – В подтверждение его слов по жестяному отливу забарабанили капли дождя. – Ну да ладно. Выбор сделан. Привыкнем.

Карл Гофман поднял рюмку и подмигнул Борису Францевичу. Друзья выпили. Эрик довольствовался минеральной водой. Ему предстояло везти отца.

Инесса Самуэльевна пригубила кокосового ликера (подарок Бауманов) и дополнила мужа:

– Осенью у нас зеленеет травка и цветы распускаются.

– А степь полна миражей, – подбросил в беседу мистических символов разомлевший глава семейства.

– Не забудь рассказать про сухие дожди, – напомнила Эльза и разлила по пиалам – своей и Эрика – зеленый чай.