Эта эволюция закономерно привела Майкова к сближению с журналом «Москвитянин», как он сам писал, «на почве славянофилов, но с твердой идеей государства и с полным признанием послепетровской истории», свойственными Михаилу Петровичу Погодину (1800–1875, историку, журналисту, писателю, издателю «Москвитянина»; Майков посвятил ему стихотворение «Карамзин») и М. Н. Каткову, – «это цельно, это органически разумно, и это меня сблизило с ними»; таким образом, резюмирует Майков свою эволюцию, «завершился период искания правды в философии, религии, политике»[29]. Майков вспоминал: «В одну из самых тяжелых для меня эпох, в Крымскую войну 1853–1855 годов, я бросался из Петербурга в Москву, чтобы почувствовать под собою почву… Я попал в молодую редакцию "Москвитянина". <…> У них я нашел не только оправдание и сочувствие, но и увидел в них совсем моих единомышленников»[30]. В 1853–1855 гг. журнал «Москвитянин» возглавлял Аполлон Александрович Григорьев (1822–1864), поэт, переводчик комедии Шекспира «Сон в летнюю ночь». После похорон Григорьева Майков писал жене 29 сентября 1864 г.: «Теперь уж в литературе петербургской у меня нет друзей, т. е. душевно меня понимавших, Аполлон Григорьев все собирался разбирать мои стихи – да так и не успел; теперь уж никто не в состоянии написать мой литературный портрет»[31]. Майков не только не чуждался литературно-идеологической борьбы, но и сам активно вступал в нее. В 1857 г. «возникло в кружке Майковых, который принадлежит к "Библиотеке для чтения", редактируемой Дружининым, намерение противодействовать мутному потоку, пробивающемуся, со Щедриным во главе, в литературу, и придать ей, не отступая от действительности, несколько более изящное направление»[32]. В результате этого идеологически ангажированный поэт, который к тому же проявил себя в глазах общества как поэт сервильный, был объявлен в 1858 г., когда вышло в свет его собрание сочинений в двух томах, одним из крупнейших поэтов «чистого искусства» вместе с А. А. Фетом, Я. П. Полонским и графом А. К. Толстым. «Чистое искусство» должно быть свободно от злободневной гражданской и социально-политической тенденции и дидактики. Но Майков в этом смысле свободен не был. Он, конечно, провозглашал в стихах культ природы, любви, красоты и искусства. Но красота природы и красота любовного чувства, как мы уже говорили, мало затрагивали его, о любви и природе он писал очень редко. Остается, очевидно, одна эстетизированная красота наяд и вакханок, которую М. Е. Салтыков зло (но по-своему справедливо) называл клубничной.
Майков упорно продолжал переводить с разных языков, из разных культур: Фирдоуси, древнеиндийский эпос «Рамаяна», Апокалипсис (IV–X главы), античные поэты, Хафиз, Бертран де Борн, Гете, Г. Лонгфелло, А. Мицкевич, сербский народный эпос и сербские профессиональные поэты, Г. Гейне, «Слово о полку Игореве» и многое другое.
Внешняя жизнь его была небогата событиями. В ноябре 1857 г. он был назначен делопроизводителем Временного комитета по пересмотру цензурного устава; в 1858 г. Морское министерство пригласило его принять участие в экспедиции на корвете «Баян» в Грецию, включая Греческий архипелаг. Корвет подолгу останавливался в прибрежных городах Италии, так возник «Неаполитанский альбом (Мисс Мэри)» (1858). Готовясь к плаванию, Майков изучил греческий язык, и хотя в Грецию «Баян» не попал, но Майков написал цикл «Новогреческих песен» (переводы и подражания). В 1860—1870-е гг. он ездил в Германию, Францию, Турцию, где лечился и навещал сыновей.
Написал он в это время драматические поэмы «Странник» (1864) из жизни сектантов бегунов, «Бальдур» (1871), «Песнь о солнце, по сказаниям Скандинавской Эдды», поэму «Брингильда» (1888). В 1870-е гг. он пишет ряд исторических стихотворений, составивших цикл «Отзывы истории», в который включил и стихи о мессианской роли России «Заветы старины» (1878). Время от времени Майков издавал собрания своих сочинений (с 1872 г. в 3-х томах, последнее прижизненное издание, 6-е, в 1893 г.), которые он называл «полными».
В апреле 1888 г. русское общество праздновало 50-летний юбилей литературной деятельности Майкова. В печати были опубликованы стихотворные и прозаические поздравления Гончарова, Фета, К. Р. (великого князя Константина Константиновича), графа А. А. Голенищева-Кутузова, Ф. Н. Берга и других. Александр III произвел Майкова в тайные советники и увеличил пенсию с 1750 до 3500 рублей. Вскоре после юбилея Майков напечатал стихотворение «У гроба Грозного» (1888), где сам Грозный оправдывал свою жестокость и казни бояр интересами государства, православия и народа и называет себя зачинателем тех дел, которые завершили Петр I и Екатерина II. Вполне естественно, что это стихотворение вызвало негативную общественную реакцию. В стихотворении «По поводу стихов Майкова "У гробницы Грозного" и стихов Фофанова на могиле Майкова» (1897) В. С. Соловьев писал, что Майков «лукавыми словами… злую силу воспевал»[33]. Ю. И. Айхенвальд иронически писал: «Во имя обожествленной государственности он берет под свою защиту даже Грозного. Ему не претит "политики полезное коварство". Он показал борьбу между язычеством и христианством, и вот христианство победило; Майков и стал поэтом торжествующего креста. При этом крест у него торжествует именно в государственном смысле; христианская победа, христианское прощение у него или надменны, или неприятно-великодушны. Можно было бы примириться с тем, если бы Майков воздавал кесарю кесарево, – но он делает больше: он воздает кесарю Богово»[34]. И опять приходится признать, что критики правы и что Майков в очередной раз перегнул палку. Позиция государственника и морнархиста вовсе не обязывала защищать тотатилатризм и политическое насилие. Известный герой Достоевского отказывался от Царства Небесного, если в основание его будет положена хоть одна слезинка ребенка. Майков положил в основу царства земного реки народной крови и слез. «Поэт мысли» не заметил сложности и обоюдоострости мысли.
Майков пишет в это время очень много мудрых, старческих стихотворений, подобно как И. С. Тургенев – свои «Senilia. Стихотворения в прозе». Среди них особенно выделяется цикл, который он приписал выдуманному древнегреческому поэту «Из Аполлодора Гностика». Вроде бы наступила пора умиротворенно думать о вечном. Однако в это же время он постоянно сочиняет парадные оды на торжественные дни императорского дома: «На 25-летие царствования государя императора Александра Николаевича 19 февраля 1880 г.», «Кантата, исполнявшаяся на парадном обеде в день венчания на царство е<го> и<мператорского> в<еличества> государя императора Александра Александровича», «В день венчания на царство его императорского величества государя императора Александра Александровича», «На событие 17-го октября» (железнодорожная катастрофа 17 октября 1888 г. у станции Борки под Харьковом, в результате которой едва не погибла семья Александра III), «На спасение государя наследника в Японии» (о покушении на цесаревича Николая Александровича в японском городе Оцу 29 апреля 1891 г.). Таких стихов на такие темы в это время уже никто не писал – во всяком случае никто из именитых поэтов. Называть себя учеником Державина в 1840-е гг. было архаизмом; писать стихи наподобие Державина в 1880—1890-е гг. было немыслимой архаикой.
Но даже на этом фоне выделяется упомянутая выше «Кантата». Это произведение было создано в качестве текста для кантаты «Москва» для солистов, хора и симфонического оркестра, которую П. И. Чайковский написал по заказу в марте 1883 г. на случай коронации Александра III. Чайковский писал Н. Ф. фон Мекк 26 марта (7 апреля) 1883 г.: «Мне очень помогло то обстоятельство, что слова кантаты, написанные Майковым, очень красивы и поэтичны. Есть маленькая патриотическая хвастливость, но вместе с тем вся пьеса глубоко прочувствована и написана оригинально. В ней есть свежесть и искренность тона, давшая и мне возможность не только отделаться от трудной задачи кое-как, лишь бы было соблюдено приличие, но и вложить в мою музыку долю чувства, согретого чудесными стихами Майкова»[35]. Первое исполнение кантаты состоялось в Москве 15 мая 1883 г. в Грановитой палате; солисты Е. А. Лавровская и И. А. Мельников, хор и оркестр под управлением Э. Ф. Направника. В советское время из политических соображений были убраны упоминания о Боге и царе. Для нас важно, что даже заинтересованный и благожелательный Чайковский отмечает «маленькую патриотическую хвастливость» кантаты Майкова. Для современного читателя доля этой «хвастливости» существенно увеличивается.
