— Так что, стряхнув толстый слой пыли с увесистого сборника томов собственной биографии, подвинув поближе свечу, облизнув палец, ты перевернул первую страницу, и повел пальцем по строкам былой жизни. Дальше что?

— Ха-ха.

— Ну? — на редкость экспрессивно, крайне несдержанно выпалила Снолли.

— Да блин. Короче, пара заклинаний будет полезной.

Нас догнала Леска:

— Что есть “ты”? — началось снова.

Снолли остановилась. Задумалась. Глубоко задумалась. Потом открыла рот что-то ответить, но вместо этого снова задумалась.

— Ну, это... — думала Снолли.

Девочка молча стояла и смотрела. Снолли указала обеими руками на неё, потом на что-либо ещё, и снова задумалась.

— Не знаю, как тебе... не совсем понимаю, что именно ты спрашиваешь... Эх, давай ты лучше сама разберёшься, а потом мне расскажешь, что придумаешь, — сдалась Снолли.

— Что... придумаю? Хм... Что... Ничто... Пока ничто. А что такое “ничто”? Что такое “что” — это и так очевидно.

“Да неужели”, — сказал про себя я.

Снолли напрягалась, будто на экзамене. И ответила:

— О, ничто — это, ну, ты, — она тыкнула пальцем Леску меж бровей.

Леска сначала призадумалась, затем зажмурила глаза, нервно схватилась за голову, согнулась вся, напряглась так, что аж затряслась, но в итоге открыла довольные искрящиеся глаза и одобрительно кивнула:

— Хм... Да! Точно! И вправду!

Ей богу, в моменте я ждал, что эта девчушка от такой информации сейчас взорвется нахрен или ещё какая лабуда сюрреалистичная случится.

— И я — ничто, — Снолли указала на свой лоб. — А Снолли для тебя — “ты”.

Леска подняла брови, от удивления раскрылся рот и лицо преисполнилось восторгом:

— Вот это да! Здорово! — восторженно воскликнула она. — Теперь до конца поняла! Ты — лучшая! — девочка кинулась обнимать Снолли, а та сделала такое лицо, как бы говорящее: “Неплохо, неплохо, а я очень даже неплоха, не побоюсь этого смелого слова: молодец. Какая же я умная, да-а-а...”

— Но если здесь — “ничто”, — девчушка ткнула себя в свою аномальную голову, — то “всё”: там и тут, меньше и больше, следствие и причина...

— Либо наоборот, да? — сказала Снолли.

— Либо наоборот... Тогда это не важно. Ох, блин, делить легко, а соединять тяжело. На что ни глянь — всё делится пополам, причина и следствие, когда же, с другой стороны, и то и другое — следствия. А причины? К примеру. И так во всем! — жаловалась она на невесть что.

Кажется, Снолли её понимает.

На радостях Леска побежала вперед. Там стоял непредсказуемый мальчишка, она обратилась к нему. А мне стало интересно, какую дичь он выкинет на сей раз.

— Ты тоже есть наблюдатель...

Мальчик бросил крупой в лицо, заливисто засмеялся и убежал в дом. Леска расплакалась. Из-за дверей главного входа как раз показалась Авужлика. Она подошла и погладила её по голове.

— Не плачь, Леска, — утешала её она, — и тогда дядя Фродесс даст тебе пирожок.

— Хорошо, не буду, — моментально успокоилась она. Как с гуся вода слезы.

Снолли тоже присоединилась успокаивать:

— Он просто тупой, видишь, у него постоянно рот раскрыт, даже когда молчит, — она бросила взгляд этого на мальчика у окна прихожей. — Уровень развития животного или простолюдина, — успокоила она по-своему.

— И вы идите скорее в дом, гроза начинается, — Авужлика указала пальцем над головой. Там скопилась страшнейшая туча, какую я видел, не считая снов.

Люди бежали по домам, а мы со Снолли что-то, мягко говоря, развыёбывались друг перед другом и специально медленным шагом пошли до двери на кухню, типа, соревнуясь, кто из нас меньший ссыкло. Ну или чьё отношение к собственной жизни более наплевательское. И как только мы переступили порог, позади шандарахнула молния прямо по крестьянину. По-любому убило бедолагу...

— С такой статистикой мы вымрем за пару лет... — обречённо произнёс я.

— Это был самый скоророждённый пессимистичный вывод... в мире, — зафиксировала рекорд Снолли, пока Авужлика сожалеюще глядела на мёртвого мужика.

— Предположения оправдались. Леска тяжело озадачена двойственной природой разума, дуализм у неё как рыбья кость в горле, — заключила Снолли.

— Бедная девочка, — пожалел я. — Ну и девочка... — изумился следом.

— Но я не наблюдала сколько-нибудь идентичной особенности ни у кого из жителей.

— Так ты же ни с кем и не общаешься. Хотя и я ни за кем такой проблемы не замечал.

— Научить её духовной технике легче, чем тебя. Нет, не в укор тебе, не ты дурак, а ей в похвалу. Они видит тоньше.

— А ничего, что мы говорим при ней?

Мы повернулись на неё. Кажется, Леска намеревалась что-то сказать, но у неё был полный рот еды, поэтому она отложила мысль и продолжила есть. Я, сестры и Леска сидели за столом на кухне, Фродесс готовил, а Актелл грустно смотрел в окно, наверное, потому что шёл дождь.

— Сколько в этом салате вкусов? — прозвучал рядовой вопрос от Лески.

— Ну, салат один, и вкус у него один, — обронил я, сразу зная, что неправ, и по-другому с ней быть не может.

— А вот и нет, смотри, — она набрала ложку. — Видишь, здесь лежат: два маленьких кубика картошечки, параллелепипедик картошечки, два треугольника огурчика, полполосочки морковки, продолговаточка свёколки, обрывок капустки, один горошек, ошмёточек мяса. Когда я все это жую, — она положила два маленьких кубика картошечки, параллелепипедик картошечки, два треугольника огурчика, полполосочки морковки, “продолговаточку” свёколки, обрывок капустки, один горошек и ошмёточек мяса себе разом в рот, и дальше уже бубнила, — то я чувствую вкус салата... салата с таковыми пропорциями. Фишка в том, что в каждой ложке всегда разное количество разных кусочков разного размера формы и измазанности маслом. Не может быть столько же.

Она сделала паузу прожевать и проглотить, чтобы ничего не помешало ей крайне эмоционально воскликнуть:

— Значит в одной салатнице вкусов бесконечно!!! — стукнула она кулачком по столу, чтобы заявление было ещё громче. — Бесконечности, я замечаю их повсюду!!! Как тут не сойти с ума?! Как не сойти с ума, когда бесконечно бесконечная бесконечность бесконечностей?!

— Никого она вам не напоминает, — Авужлика провела взглядом по всем нам, а затем повернулась к Снолли, — а, Снолли?

А ведь они даже внешне похожи. Смотрю на Леску, и вижу маленькую Снолли, если бы ещё волосы не светлые были, а пепельно чёрные.

— Нет, даже для меня в детском возрасте перебор, — не прерываясь на еду ответила Снолли.

— Где бесконечности? — недоуменно закрутился Фродесс. — Где?

— Ха-ха, — повеселились мы.

— Как вкусов может быть бесконечно, — решил я поиграть в эту игру, — если ты не почувствуешь большего разнообразия, чем на то заранее предрасположен твой язык. Человеческое восприятие ограничено.

— Да это понятно, я говорю сколько в салате вкусов, в салате, а не в твоём восприятии, — парировала Леска.

— Вне контекста восприятия не существует никаких “вкусов”, — парировал я.

— Ну так и дальше меряй все в рамках своего сиюмоментного восприятия, — отколола она. — В добавок, понятие вкус даже касательно пищи — это гораздо больше, чем ощущения в языке. А как же всё то, что влияет на вкус за пределами самого блюда? Эмоции, атмосфера, цвет тарелки, запах и вид блюда. Фраза “сколько всего” — это не про твой ограниченный мирок, а про то, на опоре чего твой ограниченный мирок строится, — она указала на салатницу, а затем повела руками дальше на “всё остальное”. — Не ты же есть исключительный автор своего опыта, ведь основа твоего опыта преспокойно существует без тебя, — тоненьким голоском пропищала девочка.

— Чего разбушевалась, полегче. Тебе всего несколько лет, если не забыла, — закончились мои доводы на тему вкусов в салате.

Складывается впечатление, будто, в самом деле, с профессором философии угораздило ввязаться в спор. Я погрузился в глубины собственного мирка. А ведь правда, если я вижу только отражение исходной реальности, откуда мне знать, сколько вкусов в моём теоретически неограничимом уме потенциально возможно испытать? Почему-то эта мысль несказанно порадовала меня. Она намекает на что-то такое, в поиске чего я всю сознательную жизнь, но, чтобы понять, на что, мне снова не хватает... тонкости что ли? Да, мне определённо не хватает тонкости: я ел тот же салат, и не заметил, что там есть капуста.