— Я, пожалуй, пойду, не буду мешать твоим делам настольным, — начал потихоньку вставать я. — Только напоследок хочу узнать, кого воскрешаешь? Лиата? Ха-ха-ха, — пошутил я.

— Ха-ха-ха-ха! — рассмеялся Споквейг. — Славная шутка!

— Царствие ему подземное.

— Ха-ха-ха! Не скажу.

— Да пророка безымянного ты воскрешаешь, — с уверенностью предположил я.

— И чего тогда спрашиваешь, если всё знаешь? Иди давай. Лишь бы вопросы задавать. Спросил напоследок? Всё. Кыш.

Я стал уходить, но Споквейг выкинул на прощание:

— Девочка заплутала в своём сложном разуме. Чем разум сильнее, тем искуснее обманывает себя самого. В этом её слабость, я поэтому и приставил тебя к ней, когда посылал за артефактом. Ты-то умом не шибко отягощён — в реальность возвращать тупежом будешь. Ты больше не как раньше: теперь не обделен небесполезностью.

Я остановился, чтобы это осмыслить, но Споквейг выгнал меня жестами пальцем, как бы “выметайся, выметайся”, показывая.

— Что это за ребёнок? — спросил я.

На кухне сидел тот непредсказуемый внучок, что утром пинал катушки пыли. Я и мои сестры стояли у прохода на улицу.

— Это внук Марпы Варланной, — поведала Авужлика.

— Кого?

— Пращурки нашей, золовка мужа Галины по прозвищу “Газолин”, если помнишь её.

— Кого? Галины Газолин?

— Галининого мужа, который является кумом отца нашего покойного дяди. Они казаки, с юго-востока Горзуа, сами родом из Миивы.

— Кого? Чего?

— Забей, она нас даже не знает.

Внук чистил яйцо, отдирая скорлупу вместе с белком.

— Ах ты падла, — бабушка схватила его за волосы и поволокла по полу, скинув со стула через спинку.

В этот момент на кухню заходил Споквейг:

— Будешь плохо себя вести — придёт вивисектор, хы-хы, — припугнул он ребёнка.

— Споквейг Дархенсен, сделайте милость, накажите внука, — бабушка молебно сложила ладони у сердца.

Споквейг прикоснулся к плечу мальчика, тот тут же вскрикнул и упал на пол в конвульсиях. Похоже Споквейг ударил его током.

— Перестарался, — пожал плечами Споквейг и начал делать ногой массаж сердца, продолжая периодически бить током через ногу, заставляя мальчика барахтаться. — Что-то не получается...

Бабка протерла нос и вытерла руку о подол.

— И по заслугам, — заключила бабка. — Самой жалко было утопить...

Они вздохнули и замолчали.

— Что за хуйня только что произошла?! — категорически негодовал я.

— Обычный день из жизни Спока. Вот так и живём с ним, — ответила Снолли.

— Ладно, чего встали, пойдем, — Авужлика развернулась и пошла из дома.

Как раз поели, значит можно идти. Пока шли, мне, после увиденной картины, вспомнилась песня:

Матерь бьёт по рукам, по рукам, по губам, по рукам, по губам, по ногам ведром

За отца, праотца казака, за Творца, гнев отца, бьёт отец, тащит за волосы. Кровь

Кипит с утреца, молодца льётся кровь, пацана бьют кнутом, маленького пацана.

Злится батя, злится батя, злится батя, злится мать, металлическим ключом разбита бровь...

Авужлика сочла эту песню слишком стрёмной в контексте последних событий, чтобы дослушивать до конца. На четверть пути разразился ливень с грозой, наши планы намокли, пришлось бежать назад. В прихожей Авужлика предложила в таком случае пойти к ней. Мокрые, но навеселе, мы сели в круг на белый ковер.

Комната Авужлики выполнена в светло-зелёных тонах. Такая же большая как у Снолли, плотно заставлена мебелью, не такая просторная, однако хорошо прибранная, чистая до блеска. Как она успевает следить за порядком во всём Хигналире, и даже в комнате? Снолли следить не зачем, потому что почти ничего не имеет, а в моей старой комнате так вообще вещи в мешках и коробах лежали, прямо на полу.

— Я могу настоящего дымного элементаля пустить, — хвастался я.

— Правда? Покажи, — подстрекала Снолли.

— А может не надо? — Авужлика предчувствовала беду, — хотя интересно было бы посмотреть...

— Ща покажу.

Я сел на корточки, расчехлил оборудование. Забил хапку плотно-плотно, как шашку дымовую, поджег церковной свечой, и всё-ё-ё вдул. И быстро об этом пожалел: дым оказался слишком густым, страдал каждый бронх. Однако я смог удержать в себе на пару минут. Сестры, затаив дыхание, пристально наблюдали. Я выдохнул и сказал:

— Во! Видали, сколько вдохнул? Вот это — настоящие дымные элементали. Если пару таких сделать — вылетишь в прострации.

Я увидел, что хоть обе и посмеялись, Авужлика расстроилась из-за того, что сюрприз не оправдался.

— Но могу и настоящего, — обрадовал её я. — Но это точно не в квартире. Это ещё хуже, чем если бы я сюда запустил того космического монстра.

— Ого, правда? А космический монстр, кажется, высотой метров шесть был... — удивилась Снолли.

— Думаю, если в монстра с пушки выстрелить, ему не поздоровится, а в элементаля попробуй попади, — раздувал образ элементаля я.

— Ну давай, вызывай, весело будет, хах, — пошутила Авужлика.

— Ха-ха, сейчас, — отнюдь не пошутил я.

Приступив к оформлению ещё одной хапки, я быстро понял, что не справляюсь с простейшими задачами по причине укуренности в зюзю.

— После вас, — сделал я манерный жест рукой и выпал из равновесия на ковер, сам с собой похохатывая от предвкушения призыва реального элементаля, при том, как они уверены, что я дуркую.

Снолли. Авужлика. Теперь я. Сыпанул пару крошек. Потом подумал, что на элементаля не хватит, и отважился ещё на несколько. Собрал жизненную энергию в легких. Вдохнул, и, надолго не задерживая, чтобы дыму осталось, стал медленно выдыхать, наполняя воздух магической энергией. Дым собирался в облачко надо мной. Зрительницы сидели завороженные... а, нет, кажется, они в ужасе, и, готовы чуть что разбежаться в любой момент. К концу выдоха интуитивной вспышкой наделил энергию интеллектом. Получился маленький рыхлый элементальчик, ведь дым для таких дел нужен тяжёлый, древесный. Облачко приняло вытянутую форму и стало ритмично клубиться само в себе.

— Вот это да... Он опасен? — осторожно произнесла Авужлика, чтобы ненароком не спровоцировать загадочное существо.

— Все душные элементали крайне непредсказуемы, потому да, — имел я в виду “воздушные”.

Девушки стали медленно отползать от него.

— Но этот — из дыма чудолиста, — продолжил я, — наверное, поэтому и не громит всё кругом, не пытается никого покалечить. Гляньте на него, он выглядит умиротворённым.

Безмятежный элементаль мирно тусил в собственном дыму. Ему хотелось подтанцовывать. Спустя секунд пятнадцать дым рассеялся.

— Здорово! — воскликнула Авужлика. — Я тоже могу кое-что показать.

Она встала, подошла к комоду, выкинула оттуда на кровать горку одежды и аккуратно положила поверх камень ледрегона.

— Да, стырила, — предвосхитила она вопросы, до зубов хитровато усмехнувшись и ещё показав язык.

Одежда зашевелилась, и горка стала превращаться в нечто в форме человека, состоящее из штанов, свитеров, платьев и всего такого.

— Назову его Хламк, — задорно нарекла Авужлика.

Оно встало на рукава-ноги во весь рост. Потом Авужлика резко вытащила камень, что находился у него в области “груди”, и оно рассыпалось на составные части.

Все заржали.

— Блин, меня опять укусили! — Авужлика нахмурилась и стала расчёсывать шею.

— Опять фантомные комары? А давайте решим проблему мирным митингом, — предложил я. — Будем кричать “фу” на них.

— Ха-ха-ха!

Я повторил процедуру по схлопыванию сияющего барьера, как сегодня днём.

— Это выкусили? — помахал я кулаком в астрал. — Споквейг сегодня рассоздал, что я и Авужлика... ой, рассказал... что мы не предрасположены... не… Не, не не предвзяты... к куриному настою. Не-не-не... Блядь... Да, про настрой. Революционный. У кур. Что мы не не преднастроенны... к... нему...

— Ничего не поняла, — Авужлика переглянулась со всеми нами.

— Революционный укур? Как это не предрасположены, мы тут все вовсе не не предрасположены к революционному укуру, — физиономия Снолли, а также её речь, доказывали её слова, ведь мы с Авужликой сидели в том же состоянии.