— Побежали, он без десяти минут труп.
Я и бодренькая Снолли полезли через окно, пока здоровяк, молча корча натужные гримасы, пытался безнадёжно закрыть двумя руками четыре пробоины в корпусе. Кровь неслась на всех парусах. Тысяча палубных чертей, опять у меня тот адмирал в голове...
— Пипец ты донный, — съязвила бугаю в напутствие на тот свет Снолли, и мы выскользнули из окна.
Снаружи очень темно, облака перекрыли свет луны. Вдруг шевеление в кустах, мелькнула тень.
— Тс-с, черти уже здесь, — как мог тихо прошептал я.
— Ё-ё-ёб, — шепнула Снолли.
Мы спрятались за кустиком.
— Давай уёбывать... — судорожно решили оба.
Следующие минут мы десять крались, прячась за каждым непрозрачным объектом по пути. Когда удалились метров на сто, то ринулись со всех ног.
— Давай под дерево сныкаемся, чтоб грёбанные стражники не доебались, — быстро предложила Снолли, и продолжила общение в обычном темпе. — А черти и правда настолько страшные?
В пустом дворике мы удачно укрылись под старой горбатой ивой. Присели под надёжным покровом веток гостеприимного дерева.
— Ой, вся эта дьявольщина, да. Поверь, ничего на свете нет более стрёмного. Если чертик не совладает с твоим физическим телом — станет постепенно изводить тебя из астрального мира, пока с ума-разума не снимет. И не факт, что магия света выручит, раз на раз не приходится.
— А зачем тогда было их призывать, чёрт тебя побери, чёртов ты чертовод.
— Пожалуйста, хватит... кликать, — перепугался я чуть не по самые штаны, держась за сердце. — Заклинание такое. Они над Шипарцом поиздеваться прибежали, но Шипа мёртв. Они подовольствуются трупами, с телами побалуются, растащат по всей округе, да так, что во век не сыщешь — вот и следы замели. Если ребята Бахара придут расследовать, чем тут всё закончилось — никого нет, ни нас, ни их.
— А, ну тогда замечательно. Ну что, на отца?
Я молча колебался, да колебался так, что в темноте тьмущей видно было как.
— Опять не уверен? Ну почему ты всё время будто плывешь по течению? У тебя есть личные цели? Амбиции? Только и делаешь, что адаптируешься под ситуацию, да под меня подстраиваешься. Всё чужими делами занят. Где твои идеи? Как нам действовать дальше? Я говорю не хочу в Хигналир — ты тоже не хочешь, потом говорю, что вернусь, и ты. А что бы ты сделал? Сам?
— Ох, ну-у-у, по порядочку... Почему я плыву по течению? Э-э... Ты говоришь, как белоснежный путник.
— Я хотя бы изъясняюсь ясно, а не как ил в воде мутится. Ну, давай по порядку, что?
— Не знаю, — почесал репу я, на что Снолли нервно усмехнулась. — Ну-у, как в Хигналир вернулся — сам не свой. Раньше хотел разобраться во всей этой божественной кутерьме, но в дома стало приходить осознание, что мне такое не под силу. Хотел разобраться в проклятии, но понял, что по сравнению с тобой у меня вообще ни намека на понимание того, что с нами происходит. Ещё мечтал стать великим магом... давно это было, да и у шаманов расхотелось, с ними у меня переоценка ценностей произошла, так что конкретно в этом случае Хигналир не при чём, хах, — озвучивал я что под мысль попадёт, поскольку не знал, что сказать, и силом из себя что-нибудь, чтобы неудобную ситуацию не создавать. К сожалению, толковых ответов на эти вопросы у меня нет.
— Я тебе вот что скажу: теперь с таким взглядом у тебя все шансы реализовать перечисленное. Но только не с таким подходом. Из-за проклятия ты стал думать больше, чем действовать. Однако ты должен увидеть, что в этом больше плюса, чем минуса, и двигаться дальше, в том же направлении: теперь старайся меньше думать, больше свидетельствовать, наблюдать, осознавать. И всё потихоньку начнёт саморасставляться по местам, тогда естественным образом возрастет решительность, потому что станет яснее, что делать, и даже мыслительные излишки не воспрепятствуют твоим начинаниям.
Звучит так, будто она не прямым текстом снова призывает меня погрузиться в проклятие. Мне даже помышлять о проклятии некомфортно. Потому и не буду.
— А я тебе вот что отвечу: в глубине души я не хочу убивать Споквейга, — признался я. — Мне кажется, это неправильно. Но, должен сказать, за наш вчерашний мегапоебос я ярко чётко осознал, что чего именно хочу: доказать тебе, что есть прикольная, светлая жизнь за пределами твоей чернухи, в которой ты вся измазалась, и не по своей вине. Да, и я повидал тьмы за свои странствия. За время моего недолгого пребывания в Хигналире я и сам чуть не погряз в уныние, но мои воспоминания о былом, в отличие от тебя, незапятнаны. Но, клянусь, если станет очевидно, что Споквейг — действительно преграда на пути к жизни, про которую ты однажды скажешь: “Во-о, вот это — класс!” — то давай, замочим его, вместе. Вот в таком случае мне не о чём будет жалеть.
Снолли выдохнула напряжение и ободрительно хлопнула меня по плечу. На этот раз я почувствовал, что на самом деле этим жестом она всегда пыталась приободрить саму себя. Я официально предложил:
— Ладно, давай так: три-четыре дня живем при Споквейге, дадим ситуации шанс. И потом уже твёрдо решим, что делаем.
— Договорились, — на удивление легко согласилась Снолли. Означает ли это, что не все её естество неукословно жаждет гибели Споквейга, или же причина в другом?
После не большой паузы в ночной тишине, которая и не тишина вовсе, а ор, остервенелый ор сверчков, Снолли заговорила уже расслабленнее:
— Не, ну по крайней мере сегодняшний день закончился довольно-таки неплохо. Ну лишились возможности заиметь связи с большим человечком, чтобы выведать у него, как чёрный хлебник нашёл тебя, и десяти тысяч серебряных лишились, но это же все при условии, что сдюжили бы с мастером Нишиокой. Когда я в убежище готовила технику к предстоящему рейду, во время медитации мне пришла идея: а не ценнее ли будет провести демонстрацию не на Нишиоке, а на мудоебеньских пердоплюях? Я отважилась на акт рукопожатия с грязной потной рукой мистера Хрунью в первую очередь не из-за предложенных услуг и серебра, а чтобы впечатлить тебя техникой, над которой я так кропотела последний год, что, кстати, плодотворно скажется на нашей командной работе. В битве со Споквейгом. Я же видела, тебе так хотелось узнать побольше о моей технике, но, сейчас ты и сам согласишься, словами увиденное во всей красе не опишешь. Это тебе не за Бога мусолить, ха-ха. И, в результате, мы выяснили, что твоя магия способна прорваться через высвобожденную мной духовную энергию, значит я и ты можем сражаться плечом к плечу на полном потенциале. Твой хаотический стиль поразителен. Я же говорила, что ты крут! Ты уже — отличный маг. Просто немножко заторможенный. Будто мозг обмороженный, — ехидно улыбнулась она. — Блаженный чуть. Ах эта чудесная, патологическая блажь гипоталамуса...
====== VI ======
«— Как ты ходишь со сломанной картой?
— Никак. Но карта не сломана. Она согнута пополам.
Машинист снял с плеча колоду карт и достал двойку пик. Руки его были на панели, но взгляд мой был невольно прикован к его до ужаса шерстяным носкам.
— Дело вовсе не в том, что мы видим, а в том, что чувствуем. Так, шаг за шагом, мы идём бросить вызов на нашей судьбе, и только Всевышний знает, какая карта нам досталась отчасти.
Он выпрямил погнутую карту и, поигрывая венами на желобке, засунул её себе в колоду для изношенных карт.
Деревья мелькали из окна в окно, то и дело источая аромат безмятежной присяги. Машинист повернул поезд напрямо, и мы выехали на рельсы.
“Все эти годы мы надеемся, что поезд, впрочем, не порочим, а лишь рачком его волочим. Вот так и живём”, — машинист вольных путей говорил мне в детстве, пока не подрос. Теперь всё иначе.
— Поезд жизни неуклоним от несуществующих преград судьбы, ибо невозможно объехать то, чего нет.
“Видимо карта вошла и впрямь глубоко”, — подумал я. — “Надо бы её как-то извлечь”. Легким движением диафрагмы, я вдохнул свежего воздуху. Широко расправив легкие, я удержал дыхание. Пальцы дрожали. Левой рукой я крепко ухватился за уголок машиниста, а другой — за карту. Пришло время выдыхать, так как в глазах стемнело, и я слег.
