— Ты правда так думаешь или это сарказм?

— Конечно правда, было бы подло так шутить над сестрой после таких откровенностей. Признаться, и сам боялся, что ты пизданешь каку в ответ на похвалу, но переборол себя.

— Высокого ты обо мне мнения, если так.

— Я и тебе докажу, что ты вправду такая, какой я тебя считаю. Обещаю, ибо за правду топлю, — помпезно стукнул я себя кулаком по сердцу.

Кажется, я и впрямь обрел цель, которой хочу добиться, больше всего на свете. Не знаю почему, но это и не важно, ведь мне нравится это переполняющее чувство. К чёрту причины, в отличии от Снолли, я умею не задаваться вопросами, когда в этом нет нужды. И неужто мне теперь есть, к чему стремиться? А не бесцельно плыть по течению судьбы, как это особенно явно ощущалось последние недели в Хигналире, особенно тяжело позавчера, после последнего диалога с Кьюлиссией. Надеюсь.

— За правду топишь?.. Я раньше считала, что не существует объективной разницы между истинной и ложью, она у нас только в головах. А потом я многое поняла, и осознала, как тупо ошибалась. Если допустить, что разницы нет, то не было бы и разницы между реальностью и вымыслом. На первый взгляд, разницы между ними тоже нет. В имитированной ты вселенной или реальной, ощущения же те же, но если мир не ограничивается лишь твоим существованием, а он не ограничивается, то у тебя возникнут проблемы со смыслом существования. Никто в здравом уме не отправится добровольно жить в мире грез до конца жизни, зная, что их тело будет валяться где-то в реальном мире, потому что в пути постижения смысла жизни это путь ровно в противоположную сторону. А путь в правильную сторону — это путь в сторону истины, ведь смысл жизни, который ищет человеческое сознание, нужен тебе настоящим, иначе теряется смысл в смысле жизни, верно? Плюс, если всё так, то зачем нужна правда в межличностных масштабах? Искал бы сам себе истину, да и всё, а других за нос води, какая разница, правду ты им говоришь или нет, важно что тебе выгодно. Так дело-то и есть в “выгоде”. Для любой системы из множества элементов что может быть выгоднее, чем тотальная взаимопомощь, когда благо любого это благо каждого? Все участники чисто теоретически могущественнее в складчину и достигнут большего значения благополучия на единицу человека, чем если каждый будет сам за себя. Так что в истине есть какой-то глубокий философский смысл, реальный смысл, легко проверяемый на практике. Жаль только, что люди — тупые ублюдки.

Удивительно, что она зашла сюда логическим путем, разве это и без того не очевидно? На все это можно получить те же самые ответы, просто-напросто прислушавшись к внутреннему “я”. Я ответил:

— И если получишь вывод, что правда разумнее лжи, то истина, реальность мироздания, разумнее всех наших придумок, то, теоретически и создатель всего этого разумен как никто. Как для меня, стремление знать правду и есть духовность. Ты пришла к этому с чёрного хода путем умозаключений, а люди сами собой это знают, потому что чувствуют так по совести.

— Просто моя позиция.

— Это было бы просто позицией, если бы не один моментик в твоём рассуждении, а именно вот что: зачем вообще смысл жизни?

Я увидел, как Снолли натужилась в тяжёлых раздумьях и остановил её:

— Да расслабься, это риторический вопрос. Сколько бы ты не объясняла, хоть диссертацию пиши, исчерпывающего ответа бы не получилось.

— Всё как всегда сводится к выбору без вариантов. Нужен смысл или не нужен. Ответ определён внутренним чувством, обусловленным устройством твоего существа, полагаться тут всё равно больше не на что. И против природы собственной души не попрёшь.

— Однажды придётся довериться чувству и прекратить перебирать лингвистические ответы, которыми тонкие штуки в полной мере не выражаются. Двигай глубже, от мысли к чувству, от логики к интуиции, от анализа к синтезу, в сторону своего “я”, и дальше, к причине причин...

— Не соглашусь, чувства могут быть обманчивыми.

— В этом-то и сложность, приходится вычленять те, которые исходят изглубока, а не откуда-либо извне: из подсознания, инстинктов, предрассудков, памяти, мыслей... Да и вообще, чувства не обманчивы, обманчива как раз их логическая интерпретация, верно?

— Без доверия к себе это совершенно невозможно.

— К сожалению для тебя, — на вздохе протянул я, уходя в легкий ментальный ступор от осознания масштабов катастрофы в голове Снолли.

— Вот видишь сколько у меня проблем! Море проблем!

— Хм... Так... по-моему мы застряли! В философию вляпались. Давай отвлечемся, а то зациклимся так на неопределённо длительный срок. И сколько мы уже тут часов разглагольствуем? — я потянулся, зевнул. — Будто время застыло с тех пор, как мы покурили, целую вечность сидим, ей богу, ёп твою мать...

Я вскочил на ноги и чуть нечаянно не сплясал, активно болтая затёкшими ногами, пытаясь своим видом побудить прилипшую к ковру Снолли на хоть какое-то шевеление. Снолли выглядела одновременно умиротворённо и удручённо.

— Наверное, такие темы для тебя могут быть вопросами жизни и смерти, — предположил я. — Для меня это, конечно, тоже максимально важно, но я вижу, что моё “максимально важно” близко не стоит с твоим “важно”. У меня с этим попроще. Мне достаточно тех ответов, чтобы временно насытиться и не суетиться, на этом жизненном этапе. А тебе мало.

— Ничего, я такая с двух лет, — махнула она рукой, а затем посмотрела в пол, медленно согнула ногу в колене и свесила руку на него. — Не думала, что кто-то признает это. Всегда знала, что и ты не от мира сего. Это было понятно по твоему балахону со звездочками, когда ты вернулся после многолетнего отсутствия. Я переживала, что ты, как многие другие, растворишься в социуме и станешь ничем, кроме как отражением всего того, что тебя окружало.

— Ха-ха, балахон у меня что надо. А вообще это домашний наряд.

— Я думала, ты так везде ходишь.

— Нет, хах, я ж не настолько пришибленный. Я вот что хотел сказать...

— Что?

— Забыл, что... а и хер с ним, давай ещё курнём. О, вот это я и хотел сказать: тебе тоже надо научиться вовремя говорить: “А и хрен с ним”. А то доведёшь себя.

— До чего доведу? Доведу и доведу, и хрен с ним, так ведь?

— До этого... до оспоквейгоковения.

— А, ну, не, вот этого мне точно не надо, ха-ха! Порой уместнее говорить: “Ну нахрен”.

Снолли всё-таки приподнялась и потянулась к рюкзаку, чтобы в не помню который раз достать принадлежности для поднятия духа, которому уже предполагалось пробить все допустимые потолки. Насыпая, сокурильница спросила:

— Пока тебя не было дома, ты, случаем, не почувствовал, что проклятие отступает? Хочу понять, ослабевает ли оно, если свалить подальше от Хигналира.

— Да в чём проблема? Посвисти через левое плечо — и проклятия как не бывало. А если серьёзно, что я должен был почувствовать? Я не знаю, в чём оно проявляется.

— Никто не знает. Но хоть что-то изменилось? В твоей голове, или где-то ещё?

— Вроде нет... — я пожал плечами, подумал, покачал головой и с большей неуверенностью повторно пожал плечами.

Снолли так сильно о чём-то призадумалась, что снова отвлеклась от дела.

— А чем ты там занимался в последнее время? Хочу узнать, что натолкнуло тебя вдруг вернуться в Хигналир. Ты же давно закончил обучение, да?

— Как закончил обучение, я понял, что так ничего и не понял, поэтому решил совершенствоваться после сам. Учиться у жизни.

— У дедов.

— Воротиться вознамерился после психоделических месяцев с шаманами. Тогда счёл, что саморазвился достаточно, чтобы перед родичами и сородичами не стыдно было объявиться. Да и весть о гибели Споквейга сыграла не последнюю роль, чего греха таить, тем более от тебя, грешницы.

— А шаманы жизни не научили?

— Жизни не учили, сказали, учить жить не будем, только сам всё постигнешь. А вот магические техники показывали. И истории рассказывали всяко увлекательные, с неожиданно поучительными поворотами в сюжете.