Беседа продолжалась и продолжалась. Мы всё укоренялись задницами в пол, а Снолли всё жаловалась:

— Есть проблема по жизни: иногда я не знаю, как мне думать, чтобы что-то подумать, каким способом думать, чтобы искать решение, что я должна чувствовать, чтобы мысль “пошла”... как этим управлять. Стоит только прикоснуться к “этому”, как оно растворяется, а без контроля само собой куда надо не идёт, значит нужен другой подход, но какой подход, как найти этот подход, теоретически, их может быть бесконечное множество, с чего начать, по алфавит, блядь?! Понимаешь, у меня постоянно такая вот херня в голове с момента, какой я себя помню, ни секунды покоя, нескончаемая череда сложнейших, нерешаемых проблем, когда ем, когда засыпаю, когда просыпаюсь, когда сплю, иду, смотрю на небо, не смотрю на небо.

Я узнал похожие симптомы с возвращением в Хигналир, поэтому спросил:

— Не с проклятием ли это началось?

— Вот и сама не понимаю, знаешь, прозвучит неубедительно, но мне кажется, будто это было и до. Хоть мне и было четыре, когда я переехала, и через полгода Гъялдер наводит проклятие Казначея Горнозёма на Споквейга Дархенсена и землю Хигналирову. Скажешь, “да у тебя просто в памяти перемешалось”, но, Бог побери, ставлю на то, что эти “загадочные штуки” происходили и раньше! — мне показалось, что Снолли аж подскочит от азарта со своей ставкой, но она всё-таки заленилась напрягаться и расслабилась спиной о диван, вытянув ещё дальше свои тонкие покусанные комарами бледные лодыжки. — Я ведь помню себя в возрасте двух лет… Но именно благодаря таким “загадочным штукам” я осваивала что-то, на мой предварительный взгляд, невозможное. Только тогда пылало желание, а сейчас — похер, даже на свой “потенциал”. Я никогда не разберусь в том, как работает мой собственный разум. Но я должна. Проблемы, стоящие передо мной, обязывают. Обязывают, но не мотивируют, к сожалению.

— А как ты приступала к осваиванию чего-то, что считала невозможным?

— Просто для прикола, — улыбнулась сестра, — поначалу.

— А сейчас не пытаешься?

— Пытаюсь, и получается с той же эффективностью. Хотя должно было получаться гораздо с большей, в том и беда.

— Какая ерунда.

— Нет, не ерунда, потому что самый приоритет всегда отдавался, наращиванию скорости прогрессирования, темпу роста эффективности тренировок. И в самом главном направлении у меня уже три года как застой.

— Какой-то больной перфекционизм.

— Знаю, но я его почти поборола. Будет у меня здоровый перфекционизм почти без минусов. А пока минусы жирные. А вообще, не важно, сколько я знаю, главное — хорошо соображать в областях, где у меня ноль знаний. Это я называю истинным “интеллектом”, на это я делаю ставку. Зато я поняла, что главное — это мечты, важно помнить, что тренировки и медитации — лишь средство их достижения. Это необходимо для того, чтобы искренний интерес к жизни не потерять, а именно последние его крохи в нынешних реалиях.

— Знаешь, что самое главное в жизни? Это уметь. Так говорил дядя Ворвойнт.

— Я думала умереть скажешь, а-ха-ха-ха-ха! — выпала из полусидячего положения сестра.

Время шло, овощи и пирожное переваривались, усваивались, хапки летели, темы Снолли сменялись одна за другой — всё следовало своим чередом.

Мечты как зацепки за мирское, дабы не зависнуть меж жизнью и смертью.

Теория ловли выскальзывающих из пальцев предметов. “Лучше уж нарочно уронить, а потом в полете поймать, чем суетливо усугублять, за краюшек вытягивать”, — советовала она.

Намеренное вытягивание плюсов у неудобоваримых ситуаций из микромасштабов до незаслуженно больших как искусство “искусственного оптимизма”. Польза самонадувательства, выгода раздувательства.

Нелепость астрально абстрактных срачей по поводу гипотетических моментов в будущем (а эта тема от меня).

Оптимальная степень причастности под разные виды деятельности при ограниченных энергетических и волевых ресурсах.

Ковыряние причин Первопричины как победитель конкурса самых бессмысленных занятий для ума.

Стили жизни различных видов животных.

Потенциальная непревзойденность стратегии подхода к делу без подхода.

Гнилой ящик для непутевых проектов, когда с заметками по планам по саморазвитию обсираешься, раз за разом подтираешься надеждой на улучшение жизни, строчку за строчкой оставляя в блокноте чиркаши дегенеративной безрезультатности.

Всё это — тезисы к озвученным почтенной подругой темам. Сейчас же Снолли сидела шныряла взглядом, будто искала чего.

— Я потеряла нечто, что было у меня с рождения... что ещё не успела осознать. Нужно вернуть что-то, не знаю что. Чудоцвет помогает с этим, но эффект временный, этого слишком мало для реализации моих амбиций.

— Ты потеряла духовность.

— Да. Тяжёлые годы научили меня тому, что самые изощрённые теории бесполезны без энергии “внутреннего огня”, как ветряная мельница без воздуха. Идеи не работают, когда в тебе нет чего-то такого... не могу сама понять, чего именно.

— Да духовности.

— Ну, духовности, и что? Как её вернуть?

— Крестик носи.

— Хах, блин, ну.

— Хрен его. Тебя ж Чтобырь вдохновлял. Во, да, ищи вдохновения для духовных происков.

— Раньше вдохновляло осознание несравнимого потенциала, теперь я стала сомневаться в собственной невъебенности, знаешь. И так я потеряла основной источник внутренней энергии.

— Хреновый у тебя источник. Крайне ненадёжный и нестабильный.

— Это всегда было понятно, но другого-то нет. Всю жизнь чувствовала себя так, будто ставлю на кон всё. И стремительно приближаюсь к проигрышу.

— Зато опыт какой уникальный. Иначе бы ты его никак не получила, а?

— Ага, искусственный оптимизм. Вычленяешь плюсы из любого неприятного события и фокусируешься на них. Как правило, этот плюс — опыт, и впечатления для сравнений в дальнейшем. А что делать, если уже похер и на опыт? Ради чего я тренируюсь?

— Ради того, чтобы найти, ради чего.

— Вот именно.

— Так это же здорово.

— Пф, отнюдь.

— Это потому, что не ожидаешь ничего хорошего. Не думаешь, что смысл, который однажды обретёшь, будет невообразимо охеренным? Ведь не может же в такой огроменной реальности оказаться убогий смысл бытия? Кстати, и это уже естественный оптимизм.

— Хотелось бы верить, но как-то не верится.

— Значит у тебя проблемы с душой.

— Ага, каловая пробка.

— У тебя бывает такое, что логически понимаешь, что произошедшее событие — это хорошо, но всё равно не ощущаешь соответствующей радости?

— Да, потому что понимаю, что логика всегда может оказаться ошибочной. Сколько раз по жизни мы были уверенны в чем-то на сто, а потом глухо обламывались?

— Но постоянно думать об этом — безумие.

— Да. Но как об этом можно не думать?

— Хотя бы по причине того, что это не рационально. Такие мысли только мешают, снижают твою эффективность.

— Я это прекрасно понимаю, а теперь, будь добр, убеди в этом моё подсознание, потому что не по своей воле я об этом думаю! Я же рассказывала, что не умею полностью управлять собственным разумом.

— О, боже, как у тебя всё сложно! Я сдаюсь, тут только божественное вмешательство подействует!

— Что переводится как “ничто не поможет”.

Сочувствие сестре вызвало во мне вздох и переосмысление взгляда:

— Но я верю, что ты что-нибудь придумаешь.

— Ну-ну.

Нет, я не прав. Сочувствие, пусть и вызвало вздох, но вот переосмысление здесь не потребовалось. Ведь достаточно вспомнить то восхищение, с которым я смотрел на свою подругу в убежище Маячащих, с которым слушаю её с Серхвилкросса по сей день, как тут же появляется неподдельная уверенность в её интеллектуальной и волевой моготе.

Я сказал так, как это вижу и видел всегда:

— Прибежишь однажды и скажешь: “Прикинь, я щас такое придумала, ты охуеешь, короче...” — и станешь часами рассказывать про новую невероятную когнитивную технику или крутую теорию, про смысл или источник вдохновения. Зная тебя, скорее всего так и случится.