Прыть Снолли привела нас незамеченными к каменной лестнице вверх — входу в пещеру. Стены были старательно выгравированы и обставлены утварью, как и полагается стенам в таких местах. Зашли внутрь. Полы были устланы тканью, как и полагается полам в таких местах. Похоже, в пещере — никого, да и пещерой это не назовешь, это скорее умеренно роскошные хоромы в горе.

— Самое место для артефактов и предводителей, — шепнул я.

Мы двигались по коридору вглубь скалы. Становилось темнее, тише.

Шум с улицы уже не доносился до нас. Из одной из комнат послышался чьё-то бубнение. Я подошёл к двери и осторожно заглянул: в углу комнаты спиной ко мне под факелом сидел какой-то, на вид, вонючий обосранец.

— Только не шесть, пожалуйста только не шесть... — бормотал он.

Я тихо подкрался поближе. Безумец подбросил игральную кость. Выпало 6.

— О, нет! Только не шесть... — продолжал он.

Трясущейся рукой он кинул кубик ещё раз. Снова 6.

Вонючка тяжело задышал, будто ему не хватало воздуха. Он сделал ещё один бросок. 6.

— А-а-а-а-а! — завопил он. — Он говорит! Почему именно сейчас? Почему?! Отстань, уймись! — он безнадёжно закрыл уши руками и начал стонать.

— Ну где ты там, — послышалось шуршание Снолли.

Я оставил безумца, и мы со Снолли продолжили путь по коридору.

Пройдя ещё двадцатку шагов, мы подошли к величественному залу.

— Добро пожаловать в гремучий зал, — пригласил я пройти.

— Почему гремучий? — мимически ярко выраженно, что, обычно, не характерно для неё, спросила Снолли.

— Потому что вот, — я подошёл к полке с драгоценной посудой и опрокинул её, разбив кружечки и фужеры с грохотом.

Снолли зажмурилась от шума.

— Ты, наверное, спросишь, зачем я это сделал? Какой-то варварский позыв к вандализму. Это во мне от деда по отцу, передалось, тот берсерком был.

Под взгляд мне попалась забавная посудина.

— Снолли, смотри, подогречник, хочу забрать его с собой.

— Ха. А давай курнём, — вдруг подмигнула Снолли.

— Хах, что? Что ты сейчас сказала? Курнём? Прямо здесь? Меня аж флешбэкнуло от нежданки, ах-ха-ха...

— Чутка совсем, — показала она пальцами “совсем чутулечку”.

Снолли закопошилась в сумке. Я ясно понимал, что не самое лучшее время для того, чтобы обкуриться, но все же мы немножечко обкурились чудоцветом.

И совсем-совсем немного, крохотулечку гипноцвета для спокойствия душевного вдохнули.

И потом ещё огромную, рассевшись в кресла-качалки, сигару огромную на двоих раскурили, что вынудило меня открыться всем сердцем:

— Оттабачило по самые альвеолы… кумар в сознании, дурман в жестикуляции.

— Жить — это в выборе между невыносимыми страданиями и смертью продолжать выбирать первое, — изрекла Снолли.

Похоже её не так хорошо зашло. Она встала, отряхнула ягодицы и призвала:

— Давай искать трубку.

— Ну ты чего, захреновило что ли?

— Да не, нормально. Не волнуйся.

Мы разошлись и спустя всего пару минут Снолли подбежала ко мне:

— Чувак, прикинь, прикинь, я её нашла, она в стеклянной витрине на красной подушечке, пошли покажу.

Я подошёл к витрине, провёл пальцем по стеклу, затем просунул руку сквозь стекло.

— А? — удивилась Снолли, обрадовавшись увиденному словно маленькое дитя. — Ты как это делаешь? Это что, фокус такой? Ты не только маг, но ещё и фокусник?

— Я научился проникать сквозь некоторые материалы, например, стекло. Секрет в трансформации материи в некое “тягучее светоизлучение”. Чему я только не научился за мои верные правоверные годы, и удалые календарные годы, проведённые в отшельничестве.

Я взял в руку трубку, попытался вытащить и вдруг до меня дошло, что трубку через стекло вытащить не получится. Вот незадача. Но не стоит отчаиваться, я тут же придумал решение: прямо на подушке одной рукой и снаружи стекла другой я развернул маленькую червоточину и просунул флейту через неё, потратив последние магические силы, чтобы похвастаться перед подругой.

-... И использовании дополнительного, подпространственного измерения, — продолжал разъяснять происходящее.

— Вот это да, хочу так же уметь, — завороженно промолвила Снолли. — Кстати, если ты не стесняешься пошуметь, чего тогда просто не разбил?

— Мы ж курнули, вот и шуметь не хочется.

— А, ну да, — шёпотом согласилась Снолли. — Давай убираться к чертям мерцающим.

Снолли положила флейту в сумку. Быстрым шагом мы вышли из зала и пошли по коридору обратно наружу, но наткнулись на несколько человек в двадцати метрах от нас. Проходимцы были одеты в правоверные рясы...

— Какого хрена они тут забыли? О, нет, не может быть, это же тот чёрный хлебник, он что, выследил меня?! Но как? — запаниковал я.

— Не знаю, потому что дед берсерком был? — уколола спутница.

— Снолли, что делать?! Всё! Кранты! Можно сразу лечь и помирать!

— Колдуй прямо сейчас. Придётся победить, — Снолли быстро проговорила, и после слов сразу же метнула свой нож в чёрного хлебника, но обычный хлебник самоотверженно, может даже безвольно, принял нож в свою ладонь, не подав признаков боли.

Чёрный хлебник указал пальцем на Снолли, и на неё тут же кинулась вся его свита — пять хлебников с точеными батонами. Снолли кинулась прочь, подручные чёрного хлебника — за ней мимо меня. Так, чего же я стою? Срочно колдовать!

Ваше кровосвятейшество, лорд Виалинталь, не сочтете ли за милость?..

Но чёрный хлебник добежал до расстояния семи шагов до меня и сделал сверхбыстрый рывок в мою сторону, колюще атаковав батоном. Спасибо любящему телу за то, что каким-то неосознанным выкрутасом туловище миновало острия батона. Однако чёрный хлебник тут же подскочил, схватил меня свободной рукой за горло и поднял в воздух. Шея захрустела, он сдавил её и произнёс:

— На этот раз у меня не душепоглощающий батон, а душеизгоняющий, — после этих слов он вознёс руку с батоном для финальной атаки. — Приговариваю тебя к смерти, еретик!

Всё, капец! Конец! Я схватился за навесной зарубок и сорвал его со своей шеи. А удалось это потому, что зарубок соединяется с веревкой при помощи специального механизма, чтобы можно было быстро схватить его в руку, не снимая весь кулон через голову. Не теряя ни миллисекунды, я задрал край рубахи и сделал надрез ритуальным лезвием на собственном животе, над вырезанной на моей плоти пентаграммой.

Надеялся, что больше никогда не придётся этого делать. Но выбора не оставалось. Я и пространственные разрывы божился не применять, что уж тут...

Навесной зарубок — это магическое оружие, его особенность в том, он оставляет обильно кровоточащие раны, поэтому кровь уже спустя секунду пересекла пентаграмму и достигла надписи под пупком: “666”…

“Теперь тело твоё — Зверь. Дух его — твой”, — так говорил мастер Инфернус. — “Разум — ваш”.

Зверь пробудился. Сознательность ухудшилась.

Прямо из пентаграммы на левой стороне моего живота Зверь высунул астральную когтистую лапу и беззастенчиво вонзился когтями в левую часть груди противника. Ребра хлебника издали хруст, кровь хлынула и заструилась. Хлебный инквизитор отпустил руку и удушение прекратилось. Желанный воздух для долгожданного вдоха. Занятно, кровь хлебника пахнет квасом…

Легкие наполнились гневом. Демоническая рука из моего живота дематериализовалась. Я почувствовал потоки ненависти в своём теле. Ярость струилась по моим каналам и проникала в мой каждый закуток. Зверь пробуждён и жаждет смерти.

Пальцы сжались в кулаки. Схватившись за само пространство, они нацелились на преисподнюю, откуда вырывали по куску живого инфернального огня. Я тут же почувствовал сильнейшую боль в ладонях от жара, что ещё более раздразнило Зверя: правой рукой я с ненавистью швырнул охапку огня в наглое лицо чёрного хлебника, помешав ему провести атаку батоном, а левой замахнулся на удар. Подпаляемый злобой, инфернальный огонь в левой руке мгновенно разгорелся до предела. Я ударил ладонью левой руки, окутанной кроваво-красным пламенем, прямо в недавно полученную им рану от астральной когтистой лапы Зверя и передал всю темнейшую и выжигающую энергию в чёрную буханку тела. Всю, без остатка, иначе бы остаток уничтожил мою левую руку. Кровь хлебника мгновенно вскипела, через долю секунды место удара возгорелось адским пламенем и начало испускать чёрный густой дым. Инквизитор пал на колени, затем ниц — и набок. Властелин хлеба не издал другого звука — только предсмертный смех. Заклятый враг повержен.