— Что за захоронка?
— Кубышка припасена. А теперь пойдем купим коня, чтобы могли потом самостоятельно уехать в Хигналир, вряд ли кому понравится идея подвозить нас до проклятой земли.
К полудню мы нашли нужного человека. Он отвел нас в конюшни.
— Выбирайте, — отрадно возгласил человек, — гнедая — лошадка невротичная, бегает быстро, но и перетруждается также быстро. Вороная — неприметная, тихая, я бы даже сказал незаметная, хорошо маскируется, иногда путает лево и право. Рыжая — добрая лошадка, да вот сердце слабое. И Белорождённая — хорошая лошадь, белая... в целом замечательная, никаких нареканий...
— Но что?
— Да... ничего.
Я морщил лоб в безрезультатной попытке думать, что же выбрать и выбирать ли что-то из этого вообще, и в итоге повернулся к Снолли.
— Ну, выбирай, — предложил я ей.
— А что я, сам выбирай, я в лошадях не разбираюсь, я их не люблю.
— Ну, не знаю, я бы рыжую выбрал... Сколько будет стоить?
— Все по 225 монет. Кроме белой, она — 418.
— Каких монет?
— Серебряных, очевидно, хо-хо-хо.
— Да, разумеется... Эм, ну, давайте, что уж, — оглядел я свои карманы и вздохнул. — Снолли, подкинешь сотню?
— А почему белую не хотите? Смотрите, какая красивая.
Я пожал плечами и взглядом перенаправил вопрос на Снолли.
— Только не белая, — ответила она, — она самая выпендрёжная.
— Ну что ж, рыжая так рыжая, счастливой вам дороги, и не гоняйте сильно!
— И вам спасибо, — поблагодарил я, и мы расплатились.
Я взял и повел лошадь за поводья.
— А с белой что-то не так, да? — не удержался я. — Видно же, что вы что-то умалчиваете.
— Если покупать не собираетесь, то и времени тут у меня разглагольствовать, извините, нет, — развел он руками.
Мы взобрались на лошадь, проскакали пару десятков метров и остановились. Мне не давало покоя то, что от меня что-то интересное утаили.
— Снолли, у тебя тоже осталось неприятно чувство?
— Из-за белой лошади? Нет, поехали.
— Мне кажется, с ней что-то не так.
— Да и хер с ней, чего она тебе сдалась?
Я обернулся и посмотрел на конюшню. Снолли тоже обернулась. Через открытые ворота выглянула белая лошадиная морда. Она вышла и медленно пошла в нашу сторону.
— Валим, валим! — толкала меня в бок Снолли.
— Да подожди, ничего она нам не сделает.
— О, нет, бежим! — ёрзала Снолли, не в состоянии решить, слазить вниз на землю или оставаться верхом. — Бля-я-я-я-я...
Лошадь двигалась в нашу сторону. И когда ей оставалось дойти до нас дюжину шагов, она вдруг стремительно разогналась и кинулась к нам с нелошадиной скоростью. Она совершила бросок и, откуда не возьмись, прямо в бок ей врезался вороной конь и сбил её, защитив нас от удара. И как мы вороного не заметили? Действительно, неприметная лошадь. Белая рухнула наземь, а чёрная встала между нами и белой. Вдруг наша рыжая лошадь встала на дыбы и скинула нас со Снолли на землю, затем схватилась копытами за грудь, скрючилась и перевернулась, тяжело дыша. Из конюшен вышла гнедая лошадь посмотреть, что происходит. Белая лошадь посмотрела на рыжую, плюнула, неразборчиво как бы матюгнулась по-лошадиному, и отошла в сторону.
Появился и торговец:
— Вы как, все в порядке? О, боже, прощу прощения за этот инцидент! — неловко оглядывался он. — Дело в том, что белая лошадь проклята... По секрету скажу, мне её сектант задёшево продал, — шептал он и посмотрел на бедное тело рыжей лошади. — Ой, нехорошо как получилось, вы уж не серчайте, я вам ещё одну лошадь за полцены продам.
— Вот поэтому я и ненавижу лошадей! — вышла из себя Снолли, что происходит крайне редко, почти никогда.
Я подошёл к рыжей лошади, встал на колено подле и произнёс:
— Очистись, добрая сила, установись по всей туше. Апостолы верховные, очистите скотинушку-животнушку от духа нечистого, испепелите силу злосчастную. По ветру пришла — на ветер поди, с воды пришла — на воду поди, с земли вылезла — в землю залезь, из пламени преисподней извергнулась — в пламя преисподней низвергнись!
После этих слов белая лошадь возгорелась адским пламенем, источая чёрный дым, задергалась, заревела отчаянно и испепелилась. Лишь кучку праха на земле оставила. Послышался чей-то кашель — да это же рыжая лошадь начала приходить в себя! Она откашлялась и с трудом поднялась на ноги.
— Господи милосердный! — воскликнул торговец и пал на колени креститься. — Чудо!
С трудом я уговорил Снолли снова сесть на рыжую. Она неохотно взобралась вместе со мной, и лошадь потихонечку поцокала в Миевку, приятно качая наш взор.
— Хоть миру и дарован трудноуловимый для человеческого разума порядок, я предпочитаю вести себя так, будто порядка нет. Это помогает избежать непредвиденных ошибок, — расфилософствовалась Снолли.
— Хм... Да, как бы мы ни старались, ни тебе, ни мне никогда не объять умом сложность механизмов окружающего мира, а уверенность ведет к неожиданным разочарованиям.
— Вот-вот. Полностью уверена я лишь в одном: в собственном существовании.
— Ну, без этого никак, уверенность хоть в чем-то — необходимая мыслительная опора. У многих людей есть мнимая опора на спонтанного и капризного Господа, не стал бы я настолько доверять ему.
— Споквейг бы сказал, что “мысленная опора” нужна слабакам, и что его сила в том, что в полнейшем хаосе он чувствует себя как чёрт в темном омуте.
— Его самоуверенность довела его до безумия.
— Мало того, его самоуверенность довела весь Хигналир. Мировоззрение, личная философия, которую мы строим по кирпичику в течение жизненного пути, должна иметь какую-то опору, к чему причинно-следственно все сводится как к аксиоме, пусть даже не самую стойкую, как, например, мистер Господь Бог. Что то, что это — хрень, однако ж лучше, чем ничего.
— Хорошо, когда зиждется.
— Да, а ещё лучше, когда у тебя есть единомышленники, у которых взгляд на мир строится на общей опоре.
— Но если твой взгляд зиждется только на уверенности в своём существовании, то как быть твоим единомышленникам? Они же не могут быть так же, как и ты, уверены в твоём существовании? Как тогда достичь взаимопонимания?
— На такие вопросы отвечает книга Чтобырь. Её создатель, Граф Краеугольный, построил прочнейшую философию, на которую могут “опереться” другие разумы, чья стабильность подтверждается на практике. Я ещё далека от полного понимания его мыслей, но суть вроде начинаю улавливать.
— Любая религия предоставляет опору для неуверенных человеческих умов.
— Но на проверку, только учение автора Чтобыря полностью состыкуется с бытием в рамках гиперсознательной жизни.
— Прежде чем задать вопрос: “Нужен ли тебе Бог” сначала спроси: “А нужен ли ты Ему?”
— Граф Краеугольный — это человек, а не Бог. Сверхчеловек. И ему нужны последователи. Не для трансфера жизненных сил и материальных благ, а для совместного достижения сверхцели.
— Какой сверхцели?
— Независимость человеческого разума перед божественными и природными силами. Контроль собственных судеб. Защита душ от злых умыслов всяких Богов, духов и тупых людей. Точнее, стремление ко всему этому, по возможности. Именно по возможности. А ещё осмысленная жизнь через обретение истинных, внутренних ценностей, мечт и плодотворного продвижения по пути к ним. Все это можно свести как “адаптация к бытию, с учетом почти полной неизведанности для тебя и каждого”.
— И в чём тогда заключается служение, в смысле, следование его пути?
— Ну... сложно объяснить. Я не знаю, что я должна ответить. Целая книга посвящена этому, и я пока не совсем все понимаю, точнее почти ничего. Но в Чтобыре написано, что лучше полностью осознать один абзац, чем частично понять всю книгу. Если бы это ещё не было так сложно.
— Ты изменилась за то время, что я тебя не видел. Ты стала такой неуверенной, но при этом решительной. Такой парадоксальной. Такая же, как в детстве, но к этому в твоей личности ещё что-то добавилось... — я наглухо потерял мысль, запнулся и обосрался как умный собеседник.