А Рикфорн как успел раньше меня на пир прийти, в тот день, когда мы с ним обкурились? Он же не мог успеть никак, он же дед. Ладно, вот это уже точно далеко не самое главное.

Самое главное: что будем делать, когда отец снова вернётся, и что будем делать, если не вернётся? Как, в таком случае, будем отбиваться от всех тех врагов, с которыми раньше справлялся аномально могущественный колдун Споквейг Дархенсен? Сколько времени понадобится Аркханазару на воскрешение? Из того, что я знаю о магах и магии — пару недель минимум, даже с учетом его мастеровитости. Он слишком измотан, да и “воскрешение” — заклинание легендарной сложности.

Медитация расслабила меня, а мысли утомили, так что я лёг спать, не дожидаясь вечера.

Что делали куры в ящиках в погребальной? Чего добивался Педуар в Хигналире? Что это еще за батон такой, способный материализовать человеческую душу, не слишком ли круто для хлеба? Руническая записка, как Снолли отследила мое местоположения с помощью неё? То, зачем Снолли убила Споквейга — ответ я имел честь видеть над своей головой. Но что значило её “ну, это уже зависит от Спока”, касательно погружения в пучины самоосознания? Живу в тотальном неведении. Живу, и усом не веду.

Кажется, на все эти многочисленные вопросы мне пока не дано найти ответов. Но кое-что я могу уже. Если тогда я жаловался на недостаток инициативы, то теперь идей валом. Завтра ждет куча дел.

“Дверь захлопнулась. Назад пути нет. Сначала Споквейг, теперь вся Миива,” — произнёс Казначей Горнозём.

* * *

— Что для тебя Чтобырь? — спросил Казначей Горнозём.

— По сути, нечто, что вдохновляет, — ответила Снолли.

— А проклятие?

— Наоборот, демотивирует.

Горнозём “успешно” усмехнулся:

— А что если я скажу тебе, что...

Снолли перебила его:

— Что это одно и то же, да?

Горнозём швырнул монету в лицо Снолли, Снолли изящно и легко увернулась, не изменив выражения лица. Она была готова к такой неожиданности. Снолли всегда настороже.

— А вот и нет, но вполне приемлемо упростить до “да”, — казначей всем своим видом возмущался. — А...

Снолли снова перебила:

— А ты сам поживи в таких условиях, когда по дню по несколько раз атмосфера меняется, эта, блядь, буря атмосфер, — Снолли указала рукой на надвигающиеся с севера тучи с грозой.

Ужасные чёрные массивные тучи, от их вида хотелось бежать в дом. Но никакого укрытия рядом не было, стояли мы посреди большой поляны. Споквейг говорил, что природа возмущается штормом от его силы. Снолли убедила меня, что отец намеренно это устроил. Проект называется “Буря Атмосфер”, и проекты такие у него реализуются постоянно, он же “магию исследует”, “экспериментирует”. “На самом деле просто выёбывается”, — говорила она.

Казначей повернулся ко мне:

— Объективность Снолли до срыва тебя доведёт, — издевательски ухмыльнулся он. — Быстрее, чем тебя сожрут твои внутренние демоны. Эй, Снолли, живёшь по правилу “без правила” и безнадёжно застряла в этом?

— Что это значит? — искренне не понимал я, о чём он.

— Проклятие начнёт “демотивировать”, — грубо произнёс он.

— С чего бы мне верить тебе? Давай, признавайся, в чём твой план, хватить юлить, — призвал я к совести человека. — Советами зачем разбрасываешься? Объясняй!

— Хигналир — мой самый долгожданный проект, его успех — мой успех. Всё просто, — спокойно ответил он. — Поэтому я разбрасываюсь советами. И монетами, — он бросил очередную монетку в Снолли.

Она вновь увернулась.

— Почти весь юго-восток Миивы уже в сфере, — продолжал Горнозём.

— Что?.. — обомлел я.

— Да-да. Центр — ваша “поганая” земля. Ты, — он снова посмотрел на меня, — разнёс вдребезги главную опору краясианства Серхвилкросса, нивелировав остатки религиозного сопротивления к западу от Хигналира. Теперь культурный дух людей уходит из-под влияния глупых догм и устоев. Грядёт анархия! Здорово, а? Также, подчистую истребил культ сатанистов в лесу под Чурьбовкой, освободив путь дальше на юг. Отличная работа, не зря на вас поставил. Им не победить то, что они не способны понять. А если кто и сможет понять, сам непременно станет последователем. Чему ты так удивляешься? Не замечал всех этих странностей за пределами Хигналира? Вы же так хотели разобраться в этом всё это время. В принципах действия “проклятия”. Признаться, я и сам не до конца понимаю. Все исходит из идеи Графа Краеугольного, поведанной в книге Чтобырь, а также пример, демонстрируемый им самим.

Так вот почему меня не покидало то необычное чувство, в доме бармена и его покойной жены Гипоциклоиды, в Чурьбовке... в поселении, что, как оказалось, являлось последним рубежом на границе сфер влияния. И те загадочные лошади в Серхвилкроссе. И в Улинге. Да, и в самом деле не замечал большинства всех этих странностей. Привык к атмосфере Хигналира с детства. В день моего возвращения она показалась мне родной. Интересно, сам Граф ещё живой?

Казначей продолжал:

— Я противник применительного у вас к проекту слово “проклятие”. Вгоняет в уныние. Если бы вы слушали Споквейга, изучали Чтобырь, то лучше бы понимали. А Снолли уже. Но не потому, что такая умная или хитровыебанная, — Казначей достал золотой чеканный сюрикен и приготовился замахнуться, — в тебе всё это было от рождения, в душе. Тебе повезло. Можете называть это положительной кармой, но я не приверженец применительного в Санчиоре к такого рода вещам слова “карма”. Слово-пустышка, ни о чём. Я предпочитаю личные суждения и оценочные мнения. Нет дела безнадёжнее, чем отторгать личностное эго, и играть “объективность”, — он снова замахнулся.

— “Своими именами”? Которые сам же и придумал? — дерзнула Снолли.

— Да, — ответил он и швырнул, слава богу не в меня, а в Снолли.

Сестра еле увернулась, но она выглядела бодрой, разгорячённой перед предстоящим сражением, которое может вот-вот начаться.

— Идеальное оружие. Козырное! — воскликнул Казначей. — Именно как нарёк Споквейг! — вскинул он руки к небесам, восклицая. — Он обострил твою нервную систему магическими и электрическими разрядами, и сие преимущество идеально воплощается в паре с твоей духовной техникой! Кстати, не задумывалась, почему?

— Там всё идеально воплощается, не в паре, а во всём, иначе бы это не было моей духовной техникой, — расхвасталась Снолли.

— Не спорю! Так и есть! — показал он большой палец вверх.

Горнозём достал сложной конструкции металлический механизм, нажал на что-то, сдвинул куда-то, и нечто трансформировалось меч, затем вращательно бросил свою мудреную длинную штуковину со значительно смещённым центром тяжести в Снолли, которая стояла в дюжине шагов от Горнозёма. Снолли бросилась ему навстречу одновременно с броском метательного ножа, да и с такой скоростью, как крысы у крысовода Сичимона прыгают на кабачки. В полете Снолли поймала меч и бросила как дротик в Горнозёма с расстояния нескольких шагов. Он попытался молниеносно уклониться, но меч будто сразу из рук был выпущен так, чтобы в итоге попасть тому в шею. Блистательно исполненное искажение! Не углядеть подвоха! Меч там и застрял, в глотке. Пол лезвия сзади, пол спереди. Горнозём исчез. И появился за спиной Снолли, моментально достал из кармана пиджака золотой сюрикен и без лишних движений метнул в Снолли, а та, не видя атаки, играючи увернулась так, будто приняла решение, куда прыгнуть одновременно с броском... Когда техника достаточно активна, Снолли “чувствует пространство как продолжение себя”. Все её особенности и впрямь как единое целое с духовной техникой, будто оперативное вскрытие потенциала Споквейгом было предписано судьбой. Горнозём произнёс позади нас обоих:

— “Почти нулевая реакция!” — радовался Споквейг после вашего цикла тренировок, — снова заговорил он, мы обернулись. — Отлично! Горжусь! Ибо, гордясь вами, я горжусь собственным проектом, гы-гы-ха-ха-ха, — расхохотался он и растворился в воздухе.

* * *

Неразрешимый парадокс. К чему лицемерить, пытаясь быть хорошим?