– Не работает. Вандалы напали, – пожаловалась она. – Лучшую экспозицию разгромили, ироды. Дня три теперь будем восстанавливать, не иначе. А может, и неделю.

Улыбаясь до ушей, Олег выскочил за ворота музея и остановился, как вкопанный. Бородатый здоровяк стоял на краю тротуара в десяти шагах и смотрел прямо на него со своей золотой улыбкой. В глазках его светился огонёк звериной радости. Огромные ладони его рук, висящих расслабленно, сжимались в кулаки и разжимались с хрустом суставов.

Олег попятился. Бородач медленно, словно нехотя, покачал головой, не одобряя этого отступления. Олег ещё попятился, и ещё, задевая плечи прохожих, и бородач плавно, словно танк, двинулся за ним.

Развернувшись, Олег побежал размашисто сквозь толпу. За его спиной послышались возмущенные крики и топот. Оглянувшись, Олег увидел с ужасом, что бородач тоже бежит и люди, которых он сбивает, разлетаются, словно тряпичные куклы. В панике Олег выскочил на проезжую часть и рванул между машинами, стараясь не попасть под колеса, по диагонали, навстречу ревущим клаксонам и возмущённым лицам. Позади заскрежетали тормоза, хлопнуло глухо и зашипело. Когда Олег обернулся, ему показалось, что улица на мгновение смолкла – колеса груженой витринным стеклом «Газели» развалились домиком, из её смятого капота валил клубами пар. И в этом облаке пара стоял, словно столб, невредимый бородач. Он, видимо, застрял между деталями врезавшегося в него грузовичка. В попытке освободиться великан рванул переднюю ось автомобиля вверх, отчего «Газель» поднялась на дыбы. Посыпалось, лопаясь громко, стекло, засыпая сверкающими осколками асфальт по всей дороге. Водители одновременно ударили по тормозам, и в воздухе прогремели слитные удары столкнувшихся автомобилей.

Олег захохотал победно, и вдруг близкий визг покрышек по асфальту заставил его повернуть голову. Близко, так близко, что и вдохнуть не успеть, он увидел сверкающий капот летящего в него грузовика, бледное лицо водителя, и понял, ощутил всем телом, что ещё секунда и его разобьёт в лепёшку многотонная железная машина. Страх пронзил его до кончиков пальцев холодными иглами.

И Олег провалился в узкий проход.

– Вставай, вставай герой, – послышался хриплый, словно кашляющий, голос.

Олег поднял голову, приглядываясь. Он оказался в полутемном округлом помещении. Стены из белого камня. Закопченный высокий свод освещал потрескивающий факел.

У массивного бревенчатого стола стоял толстый старик в красно-белом одеянии, напоминающем одновременно и пальто, и гусарский мундир. Одеяние это подпоясывал широкий ремень, на ремне висела устрашающих размеров кривая сабля в черных ножнах. Старик был совершенно лыс, только на макушке его светилась серебром седая прядь, сплетенная в косицу. Косица эта, за ухо заложенная залихватски, сбегала по его плечу вниз и терялась в длинных белых усах, свисающих уныло, словно у диковинной печальной рыбы.

– Вставай, – повторил старик и снова закашлялся.

Выглядел он весьма благодушно. Олег шестым чувством угадал, что кашель его был на самом деле смехом.

– Дай хоть поглядеть на тебя, каков ты есть, герой, – добавил усач.

И вновь закашлялся-засмеялся.

Олег поднялся. Руки-ноги были целы. Произошедшее не удивило его, даже слегка позабавило. Наверное, он просто устал удивляться. Как в сказочном сне, когда остается только любопытство – что там ещё случится?

– Хо-хо-хо, – хватаясь за бока, засмеялся странный старик. – Уж ты хорош! Хорош!

– Вы тоже ничего. – Олегу хотелось выглядеть вежливым. – Вы кто такой будете?

– Люди зовут меня дядька Сивоус. Так и ты зови.

– Доброго дня, дядька Сивоус. – Ему показалось, что «дядька» хорошо подходит к этому колоритному старику. – А я – Олег. Печегин Олег. Не могли бы вы сказать, где я и как тут, собственно, оказался?

– Ты у меня в гостях, Олега. А потому ты тут, что я сделал тягу.

– Тягу? – только и переспросил Олег.

– Ага, тягу. Боялся, что не поймаю тебя опять. А что случиться может, если кто другой поймает – и думать тошно.

– А зачем меня надо ловить?

Усач широко повел рукой, приглашая.

– Садись, Олег, погутарим, потрапезничаем.

И сам опустился в деревянное кресло с высокой спинкой.

Олег сел напротив.

– Я только позавтракал, спасибо, – произнёс вежливо. – А погутарить не прочь. Чего ж не погутарить?

– А ты парень не промах, – одобрил Сивоус его ответ. – Да и ловок. Ох, ловок! Такого героя ещё поискать! Нет таких у них героев, не сладить им с тобой, верно говорю!

Олег проговорил скромно:

– Да чего я такого сделал? Ничего особенного и не сделал…

– О! – глаза старика зажглись восхищением. – Он ещё спрашивает! Ещё спрашивает!

– Да, – Олег потупился застенчиво и повторил. – Ничего особенного.

– Ты гляди, а? Ничего особенного, говорит. Вы видели, видели такое? – Сивоус всплеснул руками, словно призывал несуществующих зрителей возмутиться его скромностью. – А пса, кто пса увел? И как увёл! Из протоки в протоку, как карась, без следа, без всплеска. И на стрелков его же вывел! Никто ж ещё не уходил. А он – ушел!

У Олега в сознании что-то сдвинулось, будто колесики часов сошлись зубчиками и щелкнули: последних стрелков он видел, когда провалился из парка в странный город. Точнее – когда бежал от рогатого медведя. Если принять, что рогатый медведь это и есть пёс… может, толстый старик и расскажет ему, что такое с ним творится?

– Ну, пса увести, это разве… гм, сложность такая, – решил схитрить Олег.

– Ну-у! – восхищенно выдохнул старикан, – Силён, герой. Силён!

И наклонился к нему, зашептал, глядя доверчиво, словно не стариком был, а мальчишкой, встретившим великого волшебника:

– Как же это у тебя выходит? Как же делается-то, что ты не просто сам в протоки входишь, а с собой и других влечешь? Расскажи, – в уголках зелёных глаз его показалась влага, он добавил с придыханием: – Я, старый ведьмак, жизнь прожил, всякое видел, а не ведал, что так быть может!

В это мгновение он казался таким реальным, живым, что Олег вдруг смутился. Отвернулся, соображая, чтоб такого внятного сказать в ответ. Протоки, о них и Люба говорила… это такие каналы между… между чем? Он говорил, что Олег увел пса протокой… э-э-э…

Щелчок в голове открыл в памяти ощущение узкого лаза, выбросившего его и рогатого медведя в комнату висящей на стене старухи. «Увел пса протоками». Это и есть – протока? И всё, что было вчера и сегодня – между музеем, крепостью и его комнатой – протоки?

Сивоус взвыл внезапно, расчувствовавшись:

– Герой ты наш, надёжа ты ж наша единственная! На тебя только уповаем и Богу молимся, что ты встретился нам, спаситель наш!

Олег коротко на него взглянул – не притворяется ли? – но по щекам его, мокрым, морщинистым, текли настоящие крупные слёзы. И эта откровенность в его взгляде, неподдельная надежда и светящаяся радость лишили Олега желания врать. Пока он соображал, что же ответить, Сивоус, продолжая причитать, соскользнул со своего кресла и с костяным стуком бухнулся на колени.

И этим совершенно ошеломил гостя.

– Не знаю, – вырвалось у Олега само собой. – Не знаю я, как получается. Само как-то. Опа-на – и я уже не поймешь где …

Сивоус мгновенно замолк. Смахнул ладонями влагу с лица и тяжело поднялся. Постоял, потирая лоб в задумчивости, словно что-то решал для себя. Проговорил тяжело:

– Эх, жаль…

Прошел к двери, обернулся:

– Пошли, хлопец. Пошли, покажу тебе всё…

Выглядел он теперь усталым и больным, сгорбленным. Кажется, и похудел, убавился ростом. Напуганный этой переменой Олег последовал за ним без слов. Сивоус побрёл впереди и в полумраке узкого коридора Олег видел только его силуэт.