Летом 1819 г., как обычно, полки Лейб-гвардии вывели в Красное Село на маневры. Участвовал и Николай со своей бригадой. Император похвалил ее, а после учений заехал в гости к брату. Сынишке исполнился уже годик, а Александра Федоровна снова ходила непраздной. Обедали в узком кругу, без посторонних, и царь разговорился, что очень рад видеть их семейное счастье. Каялся и винил себя в грехах молодости, в побочных связях, из-за чего остался бездетным, как и Константин.

Но от беседы о детях Александр вдруг перевел разговор, что пост государя очень тяжелый, требует чрезвычайного напряжения, а его силы ослабевают. Поэтому он принял решение – когда почувствует, что больше не может исполнять свой долг, отречься от власти. Сообщил, что Константин об этом уже знает, однако наследовать трон не хочет. Но оба они видят знаки Божьей благодати в семье Николая, где род продолжается. И Николай должен знать заранее – занять престол предстоит ему. Великий князь и его жена были «поражены как громом».

Видя их реакцию, царь начал успокаивать – это произойдет еще не скоро. Может быть, лет через десять. Но Николай и Александра «должны заблаговременно только привыкать к сей будущности неизбежной». Младший брат наконец-то нашел слова, что никогда не готовил себя быть царем, не чувствует в себе ни сил, ни духа, помышляет лишь о службе. Александр ответил – когда он вступил на престол, то и сам был в таком же положении, и ему было еще труднее. Начал перечислять, что он многое делает и еще будет делать, чтобы передать дела в достойном порядке.

Николай Павлович вспоминал: «Государь уехал, но мы с женой остались в положении, которое уподобить могу только тому ощущению, которое, полагаю, поразит человека, идущего спокойно, по приятной дороге, усеянной цветами и с которой всюду открываются приятнейшие виды, когда вдруг разверзается под ногами пропасть, в которую непреодолимая сила ввергает его, не давая отступить и воротиться…» [18]. Кстати, с орфографией в его записках уже все в порядке. Как видим, язык прекрасный, образный. Работать над собой великий князь умел основательно.

Заседание «Союза благоденствия»

В начале XIX в. Англия освоила сверхвыгодный бизнес – экспорт революций. Она являлась и мировым финансовым центром, и центром мирового масонства. А структуры «вольных каменщиков» стали удобным инструментом для подрывных операций. Бороться за сферы влияния такими методами оказалось гораздо эффективнее и дешевле, чем вести войны. Мы уже рассказывали, как в 1801 г. англичане организовали убийство Павла I. Но в то время им требовался только верхушечный переворот – силы России были нужны для борьбы с Наполеоном.

А вот Испанию в Лондоне считали соперницей еще с XVI в. Это была огромнейшая мировая держава, – ей принадлежали большая часть Америки, ряд других владений. Ее американские провинции жили даже лучше и богаче, чем метрополия. Национальной дискриминации не было, в отличие от британских колоний. Крещеные индейцы считались равноправными подданными Испании. Богатые креолы (потомки испанских переселенцев) и метисы владели плантациями, торговали, занимали важные должности в администрации. Посылали детей учиться в Европу. А там они вступали в масонские ложи и проникались «борьбой за свободу». Поддерживала такие идеи Англия, она рвалась торговать с Латинской Америкой через голову Мадрида, но ей не позволяли.

В 1810 г., когда Испанию подмял Наполеон, по Америке полыхнула цепная реакция революций. Правда, после побед над французами испанцы послали войска и подавили все мятежи. Но в 1816–1817 гг. их заокеанские владения снова взорвались. И вдобавок в 1820 г. разразилась революция в самой Испании. Поэтому усмирить восстания в Америке она уже не смогла. В результате скатилась на уровень второсортного государства. А ее американские провинции, еще недавно процветавшие, разделились, передрались за территории и в соперничестве лидеров. Потеряли в войнах 1,5 млн погибших, были совершенно разорены. Превратились в «банановые республики», попав в полную экономическую (и политическую) зависимость от Англии.

Важнейшей сферой влияния в Лондоне считали и Средиземноморье, дороги на Ближний Восток. И в Италии на основе масонских структур возникли боевые отряды карбонариев. В 1820 г. одна революция началась на юге, в королевстве Обеих Сицилий, другая – на севере, в Пьемонте. С ними властям удалось справиться, на помощь монархам прислала войска Австрия. Но тем самым итальянцев ссорили с австрийцами. Народ стал воспринимать их как оккупантов. А Англия выступала покровительницей итальянских «свобод», центры революционеров обосновались на ее территории.

Россию Лондон тоже не оставлял без внимания. Война на Кавказе тянулась давно, с XVIII в. Нападения горцев на казачьи станицы, похищения людей в неволю. Ответные поиски казаков и военные экспедиции. Еще в 1802 г. Александр I отмечал: «К большому моему неудовольствию вижу я, что весьма усиливаются на линии хищничества горских народов и противу прежних времен несравненно их более случается». Но даже после побед над турками и персами, после присоединения Грузии и Азербайджана, война не стихала, а наоборот, обострилась.

По совету Аракчеева в 1816 г. командовать Отдельным Кавказским корпусом и возглавить гражданское управление в Грузии, Кавказской и Астраханской губерниях был назначен Ермолов. Вместо беспорядочных операций он начал систематическое наступление в горы. Развернулось строительство крепостей, прокладка дорог. Ермолов установил и неизбежность наказания за любую враждебную акцию. Его предшественники играли в «дипломатию», склоняя к покорности князей и старшин. Те приносили присягу, получали офицерские и генеральские чины, большое жалованье. Но при удобном случае грабили и резали русских, а потом снова присягали, и им возвращали чины и жалованье. Ермолов это пресек. Нарушивших присягу стал «возвышать» иным образом – вешать.

Селения, откуда совершались набеги, навлекали на себя карательные рейды. Если они пытались сопротивляться, подводились на 50 шагов пушки и открывали огонь. Если же селение соглашалось замириться, на слово уже не верили, брали заложников. Из «мирных» горцев Ермолов формировал отряды чеченской, дагестанской, кабардинской милиции. Если ты подданный России, так и воюй на ее стороне. Земли по новым линиям и укреплениям Ермолов стал заселять казаками, для этого пополнял их ряды добровольцами, отставными солдатами. В ермоловском корпусе сложились особые традиции. Без телесных наказаний, вместо шагистики учили стрельбе, рукопашной. Даже форма была особой, по подобию казачьей: папахи вместо киверов, просторные куртки и шаровары, холщовые сумки вместо ранцев.

Тактика Ермолова приносила успехи. Но «немирных» горцев подстрекали и подпитывали Турция, Персия. И к ним подключилась Англия. Она вообще поставила задачу вытеснить Россию с Кавказа. В персидской армии появились британские военные советники, помогали вооружать и обучать ее, готовя к новой войне. Горцам через турок переправлялись деньги, оружие. А британская и французская пресса поднимали шквалы возмущения о «русских зверствах на Кавказе». Стоит иметь в виду, что сами англичане отнюдь не церемонились с местным населением при завоевании колоний, подавлении восстаний. Но о себе конструировали миф «великой благородной миссии» – нести «цивилизацию» якобы «дикарям». К нашей стране подобные оценки не относились. Горцы, терроризирующие набегами сопредельные области, выставлялись сугубо «борцами за свободу», русские – «поработителями».

Ну а либералы в окружении царя обрушивали грязь и сплетни на Ермолова, прилагали все усилия, чтобы его свалить. Только благодаря Аракчееву он оставался неуязвимым. Всесильный вельможа становился опорой и для поборников чистоты Православия. Против засилья еретиков выступили ректор Санкт-Петербургской духовной академии архимандрит Иннокентий (Смирнов), ныне причисленный к лику святых, и его ученик иеромонах Фотий (Спасский). Фотий открыто поднял голос «против масонов, иллюминатов, методистов, Лабзина, «Сионского вестника» и прочих».