– Ты чего, конфеты по всей избе напрятал?

– А чего? Нельзя?

– Мамка увидит – по заднице тебе надает.

– Да за что? Я ж люблю конфеты! И просто их берегу. Папке получку дадут, так он мне всегда конфет купит. Иногда в обертках даже! Я их особенно храню. И фантики тоже. В книжке.

Я качаю головой. Поднимаюсь, выхожу на кухню.

Мамка сидит за столом и какие-то свертки распаковывает.

Я подпрыгиваю.

– Это чего такое? Это от папки? Папка с фронта прислал?

Мамка вздыхает.

– Нет. Это, наверное, тетя Галя из Крыма фруктов сушеных прислала, на компот. И денег.

– А денег кому?

– Ну я ж откудава знаю? Вот письмо, зачитай, если хочешь.

Я беру сложенную бумагу. Вот же тетя Галя! Ну зачем письмо? Видать, по привычке, папка же обычно такие письма зачитывает. Или забыла просто. Мамка-то у нас безграмотная, в школе не училась, в няньках все детство проработала. Папка ее расписываться научил: "Сова". Это она только первые и последние буквы от фамилии Сотникова выучила. А раньше все крестик ставила. И почему ее зовут Нинель, к слову, не знала ни она, ни ее родители. Баба Катя сама признается, мол, у кого-то слышали и подхватили. Красивым показалось. А папка секрет разгадал и все время смеялся.

– Ты, – говорит, – буквы бы задом наперед прочитала, так и поняла бы, что означает твое "Нинель".

Но мамка читать не умела, и я ей сама потом рассказала, в честь кого ее, сами того не подозревая, назвали.

Я раскрываю конверт, откашливаюсь и зачитываю:

– Дорогая моя Нилечка! Пишу тебе… так, ну, тут неинтересно… Хочу напомнить, что те фрукты, которые я прислала, это тебе на три месяца. Высадили мы их в мае, а крупными такими они у нас вышли, потому что… так, опять пошла вода. Пошла вода, пошла вода, пошла вода… А, вот! Денег у нас пока вдоволь, Дмитрий зарабатывает, хочу и вам оказать помощь. Половину возьми для Никитки, а половину отдай Верочке. Девочка подрастает, ей они больше нужны, чем нам, старухам.

Мамка хмурится. Забирает у меня бумагу и вглядывается в тест.

– Не обманываешь? – подозрительно спрашивает мамка.

Я вздыхаю от обиды и кричу:

– Ну здравствуйте, ты за кого меня держишь?! Так и написано, честно. Даже к Машке могу сходить, она тебе тоже самое прочитает.

– Чего, уже и Машку науськала? На эти деньги туфли тебе купим в Пскове. А то у тебя они все драные. Вот и болеешь постоянно. Как не начнется весна – так сопли до колен. Где ж тут не застудишься, когда в драных башмаках по грязище шлепаешь?

Я хмурюсь. Это как? Это какие еще туфли? Да не нужны мне эти туфли! Мне и в своих хорошо, а что драные – так это заклеить можно! Пацаны разве на туфли смотрят? Да они вообще на ноги не смотрят! А вот было б у меня платье… Я как раз видела в Пскове, красивое! Ни у кого такого нет! Голубое такое, с пионами. Я думала, нигде с пионами не увижу, они ведь редкие, но такие красивые, самые любимые мои цветы! Хоть бы его не купили… Да не купят, наверное, оно ж дорогое, а мне как раз деньги прислали!

– Да зачем мне туфли, – восторженно вздыхаю я. – У меня и так есть, их только залатать – и все. А вот в Пскове я такое платье видела…

– Ты дурочку-то не включай! Какое платье? Платье я тебе сама отошью, а обувь, извиняйте, не делаю! Если б делала, то, наверное, и получала бы больше, чем в телятницах.

– Да ты такое не отошьешь! Оно особенное. С пионами.

– Куда тебе с пионами по деревне ходить? Так только псковские гулены наряжаются. Вырядятся – и пошли на мужиков вешаться. Вот кто так только ходит! А тебе нормальная одежда нужна.

Да чего она вообще командует?! Ясно же сказали – половина моя! Пусть сама себе туфли покупает, раз ей так невмоготу. А мне платье нужно! Я столько им любовалась, подсчитывала, где бы деньги заработать…

– Видела я, в каких гулены ходят! – я скрещиваю на груди руки. – А это… Отличное платье!

– Зачем тебе оно тогда?

– Да потому что я хожу, как все! А я так не хочу! Я хочу что-то особенное…

– Ага, гуленинское. Еще губы намалюй, бусы на шею повесь и иди в кабак, там-то мужики на таких и ведутся.

Я закатываю глаза. Прислоняюсь к стене. Массирую виски.

– Так и скажи, что просто платье мне покупать не хочешь, – выдавливаю я, сцепив губы. – Из одного куска ткани все шьешь, и хожу я вечно в одинаковых. Как серая мышь в школе. Ну и что станется мне с этих башмаков?! Деньги-то мои, мне тетя Галя их прислала, так почему же ты решаешь, как ими распоряжаться?

Мамка вдруг стучит кулаком по столу и кричит:

– Да потому что мозгов у тебя еще нет! Кобыла стоеросовая – а мозгов все нету! Дура из дур! Никакой благодарности! Я тут как белка в колесе кручуся, платья ей из последних сил шью, а ей не нравится! Ей с пионами подавай! И чего, думаешь, спасут тебя твои пионы от болезни?! Сейчас осень начнется, опять ноги мочить в дырявых башмаках будешь, снова простынешь! Так нет же, что ты, ей вырядиться надо, как гулена ходить!

– Почему ты считаешь, что лучше знаешь, чего мне надо? Почему мне не даешь выбора?!

– А ты меня с собой не ровняй! Я уже взрослая, замуж вышла, троих детей родила! Вот будет у тебя ребенок – ему и покупай хоть с пионами, хоть не с пионами… И сама наряжайся как хочешь! Хоть вообще голышом по улицам ходи, пусть люди засмеют! А пока ты живешь в этом доме, ты будешь делать то, что я велю!

Тут я не выдерживаю.

– А ты чего домом меня попрекаешь?! Тебе в тягость, что я тут живу? Так я могу уехать! Я уеду, ты только скажи!

– Ты мои слова не переиначивай! Спорить еще смеешь, когда на родительские деньги и ешь, и пьешь, и одеваешься… И прихоти какие-то еще выдумывает! С пионами! Вы гляньте! Будут у тебя свои деньги, так и покупай себе хоть с чем! А если так невмоготу – иди и заработай себе на пионы! В няньках посиди, в огородах покопайся!

Я сжимаю кулаки и выпаливаю:

– Так вот как, значит, да?! Прочь меня гонишь?! Ну спасибо, мамочка! Пойду зарабатывать, спасибо большое, что надоумила! Куском хлеба меня попрекает… Кто бы мог подумать! Дочь родную куском хлеба попрекает!

Мамка берет полотенце и стегает им в сердцах по столу.

– Так и катись! – кричит. – Раз такой взрослой себя считаешь – катись вон из избы! Иди, зарабатывай! Мнения какие-то появились, надо же… Катись, и чтоб больше глаза мои тебя не видели!

Я фыркаю. Мигом обуваюсь и вылетаю во двор.

Да если б она мне человеческим языком сказала – разве я б не послушала?! Если б она мне просто спокойно сказала: «Нет, Вера, сейчас тебе важнее всего туфли, а платье мы потом купим» – разве я б не послушала?! А она давай сразу кричать, гулен каких-то приплетать, да еще и намекает, что я никто в этом доме, и нет у меня прав не то что на распоряжение своими деньгами – даже на выбор! Говорит, детей трех родила… Ну и что с того? Ее авторитет, что ли, от этого возрос? А если я прям сейчас замуж выскочу и тройню рожу – тоже самой главной и умной буду?

Вывожу из конюшни Любка и запрягаю его в телегу. Глажу его кожу, которая под моими ладонями дергается. Ласково тереблю ему уши и легонько хлопаю по носу. Тяжелое и шумное дыхание от широких ноздрей согревает руку. Он фыркает и пытается лизнуть мне щеку.

Ей, оказывается, меня содержать сложно. Ну-ну. На наши деньги, говорит, ешь и пьешь… Я в школе еще учусь! Потом пойду работать, конечно! На ветеринара, скорее всего, отучусь. Буду коням помогать, птицам разным…

Мамка вдруг выходит на крыльцо. В руках сжимает полотенце. Накручивает его на ладонь и кричит:

– Ну куда ты, дура, собралася? Что творишь вообще? Что за скандалы закатываешь?

Я немедленно разворачиваюсь к ней:

– Это я закатываю?! Ну здравствуйте, вот это мы приплыли! А кто все начал?! Кто орать начал?! Я, что ли?!

Мамка сбегает с крыльца и несется ко мне.

– И куда ты намылилась, дурная?

– А зарабатывать! На платье заработаю – и сразу приеду, а там уже и туфли купим. Я же немощная, я же ваши деньги проедаю, я же вам обуза…