Луи проглотил чёртов манго, не жуя и не чувствуя вкуса. Пахло кругом по-машинному, по-железному. Фет ругаться станет: нельзя здесь есть да ещё и грязными руками. Но Луи крошки за собой уберёт, будто ничего и не было. Возьмёт сейчас веник, куда его спрятали? Возьмёт и сметёт. От этой мысли стало полегче. Совсем ненамного, но стало. Луи поднялся, придирчиво цыкнул на термопару2, вытер руки о бёдра: ткань рабочего комбинезона привычно шершавила. Это ж Эмма достала. Чтоб он без Эммы делал? Тревожные мысли сделали круг и цапнули Луи за задний карман комбинезона, за тот, где гаечный. Он сидел на гаечном ключе и не заметил!

Эмма и Фет. Фет и Эмма. Два неба: Вернское и… Нет, его, Луи, нет, твердит Фет. Луи мотнул головой. Где ж там веник? Эмма же говорила… Эмма и Фет. Два причала, два начала. Луи било надвое, а ведь ничего кругом страшного не было! Эмма с доктором славно ладила, и доктор Эмму любил. Как они такие разные мирно ужились? Здесь Луи стало совсем гадостно от какой-то подковерной зависти. Не будет же Луи ссорить друзей, только потому что ему вот так… Ведь если по-честному, ну давайте уже по-честному: они не разные. Да, Эмма хитрее и свободолюбивее, на быт не смотрит – сама манго грязными руками ест, в богов не верит, а в Луи верит, но с Фетом они плечо к плечу стоят и знают одно, одно дело делают. Луи нашёл веник, честно-причестно сейчас ещё и совок найдёт. Сколько веков тут в машинном не мели? Грязи вон выше купола корабельного.

– Привет! – он без стука проник в докторский кабинет. – Ты как? Выспался?

Доктор кивнул.

– У тебя что сейчас?

– Н-ничего. Не знаю, – Луи растерянно вжал голову в плечи. – Фет…

– Ну? – доктор равнодушно посмотрел на него. – Тебе заняться нечем?

– Нет. Я уже!

Луи и овощи перебрал последние, и в машинном отладил эту…, ну как её? Отладил в общем.

– Я тут вспомнил кое-что, – Луи пересел на подлокотник докторского кресла, чтобы лучше видеть его, чтобы доктор мог нечаянно коснуться его, нечаянно спихнуть. – Может, моя амнезия, – он покрутил это слово в уме, странное слово, – не такая и необратимая, а?

– Может, – согласился Фет, он был занят, писал очередной отчёт о встречи с пиратами. – Я не давал прогнозов.

– Прогнозы это к Эмме, – усмехнулся Луи. Доктор неодобрительно цыкнул. На Эммин заработок он смотрел сквозь пальцы, не то чтобы запрещал, попробуй Эмме запрети, но благословения явно не давал.

– И что там было? – Фет равнодушно пролистывал станционную газету, смахивал пальцем статью за статьёй.

«Нечто солнечно-звонкое, золотое-золотое, колокольный перезвон!» – хотел выкрикнуть Луи так громко, чтобы услышали все на этом и на Эммином небе, чтобы хоть немножечко вернуться в тот дразняще-яркий день. Чтобы хорошо стало, как тогда было. Но Фет сидел такой отрешённый и чужой, что не скажешь, все пропустит.

«Не поверит», – с грустью понял Луи, отвернулся к стене и сказал:

– Ничего.

Доктор только пожал плечами, как бы говоря: ну и к чему это всё было?

После встречи с пиратами Эмма убежала мыться, а он остался в рубке. Луи пора было сменить. Константин запоздало подумал, что встреча с пиратами была возможностью, если не свалить с Верны, то хотя бы узнать как. Как-то же это возможно. Он не знал, конечно же, он не знал, что будет делать, если получиться. Получиться раздобыть корабль, получиться вернуться… Домой? К Августину?

Ты проиграл, герой.

Каждый новый человек был дверью, через которую можно сбежать. Если в начале Константин думал, что ссылка – милость, не заслуженное послабление, то теперь оценил и сполна. Верна – ад. Но люди-двери, как оказалось, попадаются редко и никто ни том корабле, ни этом помочь ему не способен. А ведьма не станет. Пираты, которых она так боится, хмурый доктор, воришка…

«На что я надеюсь?» – вздохнул Константин. Стоило поспать.

Он настолько устал, что ему привиделось, будто бы… Он стоял у ведьминой каюты ночью, стоял, а потом вошёл.

Константин застыл у двери. Открыл уже, а всё не заходит. Приглушённый оранжевый свет лился к его ногам абрикосовой сладостью, летним вечером, чужим теплом, недосягаемой нежностью. Они лежали большим кошачьим клубком под стёганным одеялом. Светлые волосы Луи разметались по подушке, лицо его было красное и опухшее. Эмма гладила пацана по голове и шептала всё что-то доброе и бестолковое. Константин не видел её лица, только руку с чёрными драконьими крыльями.

– Что наверху? – спросила она тихо, точно вся комната, весь корабль, всё молчаливое небо держалось только на ней, на её голосе.

– Всё в порядке, – заявил Константин, решительно отпихнул дверь и большой грозной тенью затёк в её маленькую комнату. «Милая, – думал он, – у Эммы комната типовая, но обжитая: вон какой бардак».

– Привет, кэп, – поднял голову Луи. – Иди к нам.

Ну он и пошёл. Чего в том такого? Снимет ботинки, уместится с краю. Теперь он заметил, что большую часть Эмминой кровати занимал именно Луи, сама ведьма лежала у стенки. Никакой это не клубок так два человека, которые пытаются выплыть в этих ядовитых облаках.

– Кэп, – начала она резко. Неужели против? Выгонит? Смешно. Сколько можно вот так? Ходить друг подле друга, как враги шипеть. Нет, он не отступит. Что он плохого ей хочет? Не обидит же! – Там капли мои на столе, – продолжила Эмма всё также тихо и чуть хрипло. – Дай пожалуйста.

– А?

– Вон те, в белом пузырьке.

Всего лишь.

К утру всё это стало сном. Во снах и только свет бывает сладким и абрикосовым, а ведьмы добрыми.

Живая же Эмма сидела в рубке, закинув ноги на стол. Ноги в ботинках. На столе кофе. Благо, Фет не видит, он бы такого не вынес. На глазах чайные пакетики. Вполне обычная Эмма. Наверное, всё же приснилось.

– Это?..

– Это компресс, – отозвалась Эмма, не снимая пакетиков. – Глаза опухли, – Эмма махнула рукой и звонко стукнулась кистью о подлокотник. – Бесит.

– Помогает?

– Вполне. – Всё так же не глядя, она подняла ноги: вот-вот ботинкам заденет кофе.

– Осторожно, кружку не смахни! – Константин рванулся к столу.

Нога застыла в сантиметре от чашки, почти касаясь тяжелой подошвой фарфорового бочка.

– А? – Эмма сняла один пакетик, прищурилась на кружку. – Точно. Забыла, – вздохнула: – Боги, когда-нибудь я высплюсь, – рассеяно улыбнулась и встала. – Кэп…

– Да?

– Хочешь кофе?

– Без сахара и все ложки грязные? – пошутил Константин, решил вернуть её же слова и сразу пожалел.

– Не, – ухмыльнулась Эмма, – Луи вчера помыл. Так будешь?

– Буду, – кивнул Константин. Не зачем рушить это хрупкое, это странное равновесие. Нет, он не нравится Эмме, пока не нравится, но с этим уже можно жить. И мысль о том, что ведьма сама захотела и сама сварит ему кофе, поселила внутри нечто теплое и чуть ехидное.

Эмма залпом допила свой кофе, будто это спирт такой, и, подхватив кружку за ручку точно сумку, ушла.

«Может всё ещё наладиться?» – подумал Константин, усаживаясь на «капитанское» кресло «под любую задницу», как здесь говорили. Точно Луи придумал. Хорошо, что он ему тогда встретился. Иначе бы… иначе… Константину и думать не хотелось, как бы всё вышло, если б не Луи, если б не «Молчаливое небо».

Его вышвырнули, всё отобрали, а потом искать вздумали. Да пошли они! Пошли они, туда, откуда не возвращаются! Правильно он всё сделал. Нет, больше Тирхи, нет генерала Кесаева. Есть кэп.

На дисплее вихрастые бури крутили сине-зелёные пиксельные хвосты. «Небо» летело ровно. Он просто смотрел. До заветной Южной всего-то десять часов на этой скорости.

Она вернулась минут через десять с двумя кружками и без пакетиков.

– Держи, кэп.

– Спасибо, – он улыбнулся. – Ты сколько уже выпила?

– Одну. Не будь как Фет, пожалуйста, – Эмма вздохнула. – Как тебе у нас? Тоскливо?