Закончив испепелять взглядом посуровевшего Вистинга, я уже собиралась было уйти, но он не дал. Когда сильные руки легли мне на плечи, я на миг оторопела, не зная, чего ожидать от этого мужчины в следующий миг. А он так тихо и примирительно сказал:

– Дай мне хотя бы шанс извиниться перед тобой.

Извиниться? А это уже интересно. Это очень даже интригует, как и нерешительный взгляд Вистинга.

– Для начала, – предложила я, – уберите руки.

Моё пожелание он нехотя, но всё же исполнил. А потом Вистинг опустил глаза и начал свою речь:

– Тогда, в Квадене, я был слишком груб с тобой. Извини. Просто ты умеешь выводить из себя.

– Я? – захотелось возмутиться мне, но тут Вистинг заметно осмелел и заявил:

– Конечно, ты, принцесса. Я и подумать не мог, что ты окажешься такой коварной соблазнительницей. Но ты сразила меня наповал, когда отправилась со своим кузеном к непропуску. В то утро ты разозлила меня больше всего.

– Так это я разозлила? – не переставала я дивиться такой наглости.

– Твоя упёртость просто поражает воображение. Я ещё не встречал таких целеустремлённых особ. Скажи, принцесса, есть ли в этом мире хоть что-то, что может тебя остановить? Или ты готова спуститься хоть в пекло, лишь бы вызволить оттуда своего опекуна?

– Всё, что я делаю, я делаю исключительно для спасения дяди Руди и его экипажа.

– Надо же, – как-то невесело произнёс Вистинг, – а ведь я начинаю ему завидовать. Через пару дней я отправлюсь в здешние горы и если не вернусь, вряд ли кто-нибудь станет с такой страстью кидаться на мои поиски. Пожалуй, некоторые даже обрадуются и вздохнут с облегчением, когда поймут, что меня не стало.

Что он такое говорит? Кто будет рад его кончине? Неужели после смерти жены у Вистинга совсем не осталось близких ему людей? Он потому и предпочитает скитаться по глухим и безлюдным местам, что никому в этой жизни не нужен? Как это грустно. Наверно, из-за своего одиночества он и стал таким вздорным типом. И почему я начинаю его жалеть?

– В тот день, когда я ушёл из Квадена в горы, внутри меня всё клокотало, – продолжал он делиться своими мыслями. – Я всё время задавался вопросом, насколько нужно быть пустоголовыми мечтателями, чтобы в одиночку отправиться в поход через самый опасный участок на острове. И, главное, какие слова мне нужно было найти, чтобы объяснить вам это. А на следующее утро я проснулся с тяжёлым ощущением, что что-то сделал не так. В Квадене мне надо было не политесы с вами разводить, а как здешний мэр, просто сдать вас пограничникам, чтобы посидели в изоляторе и подумали о перспективах своего выживания в дикой природе. Да, мне нужно было просто выкинуть из головы твою выходку с ночным визитом, отодвинуть в сторону все эмоции и действовать, как положено – с холодным расчётом. Только в тот день, когда я это понял, уже было поздно что-то делать. В голове крутилась только одна мысль – вы оба утонули, и виноват в этом не в последнюю очередь я сам. Знаешь, принцесса, каково это, целых три дня ходить по горам, выслеживать толсторогов, а потом разделывать очередную тушу и смотреть на собственные руки в крови? На третий день мне уже стало казаться, что это человеческая кровь – твоя и твоего кузена. Представляешь, насколько это опасная мысль для человека, у которого есть ружьё, а рядом нет никого, кто бы отговорил его покончить с муками совести.

Я слушала его и понимала, что передо мной стоит какой-то другой Мортен Вистинг – не тот распутник, что кадрил меня в поезде, на пароходе и у дома Аструпа, а весьма совестливый, сентиментальный и даже ранимый человек. И это стало для меня неожиданным откровением.

– Как только я вышел к Верхней Каменке, – продолжал Вистинг, – и увидел людей, на душе немного отлегло. Рантумэ выслушал меня и сказал, что всё с вами в порядке. Конечно, он же никогда не бывал на юго-западном побережье, откуда ему знать, что собой представляет тамошний непропуск. А я поймал себя на мысли, что хоть и знаю особенности рельефа, но всё равно очень сильно хочу верить Рантумэ. Пусть вы и вправду будете живы, ведь могло же случиться чудо. И оно случилось. Сегодня утром я встретил в Сульмаре Ирнайнава, и он рассказал мне, что переправил вас на остров. И как переправил, тоже рассказал. А час назад сюда прибежали твои подопечные, и теперь я знаю все подробности вашего похода из Квадена в Сульмар. Два раза чуть не утонуть – ты и твой кузен обладаете каким-то невероятным, просто фантастическим везением. Но больше всего вам повезло встретить пограничников. Теперь вы обогреты, здоровы и очень скоро отправитесь домой. Полагаю, Густав Крог будет безмерно счастлив возвращению своего единственного наследника.

Дядя Густав… Как же я не подумала о нём раньше. Пожалуй, моя судьба его не особо интересует, но вот за Эспина он наверняка ужасно переживает. Жаль, что из Энфоса мы не смогли отправить телеграмму во Флесмер и сообщить, что с нами всё в порядке. Значит это нужно сделать сейчас. Десять дней от нас не было вестей – да дядя Густав себе места не находит, а может быть, даже готовится отправить на наши поиски весь торговый флот семейной компании. И плевать, что большая его часть рассчитана на хождение по южным морям – ради Эспина дядя Густав наверняка готов оплатить услуги гидропланов и ледокола. Ради Эспина и кое-чего ещё…

– Что с тобой, принцесса? – спросил Вистинг, видимо, заметив, как понуро я опустила голову. – Я расстроил тебя своим признанием?

– Я просто вспомнила, что ждёт меня дома, – безрадостно призналась я.

– И что же?

– Дядя Густав заставит нас с Эспином пожениться, чтобы получить наследство дяди Руди. После признания его смерти оно перейдёт ко мне.

За последние недели я успела позабыть об этой его воле. К тому же теперь в моём сердце от былой неприязни к Эспину не осталось и следа. Ну, почти. Не то чтобы я безумно влюбилась, но мне очень хочется испытать всю гамму пылких чувств. Но одно дело выходить замуж, любя всей душой и будучи любимой в ответ, и совсем другое – заключать самую настоящую сделку на предмет брачной жизни и распределения финансовых потоков. Где здесь чувства? Где любовь? Если и они и есть, то быстро пройдут. Нет, это совсем не то. Я так не хочу.

Вистинг долго смотрел на меня, будто взвешивал каждое моё слово, а потом и вовсе спросил:

– Так что, в этом всё дело? Из-за наследства ты так отчаянно рвёшься на север? Послушай, принцесса, если всему виной жадность Густава Крога, то давай, я женюсь на тебе. А что, я смогу прокутить всё твоё наследство за пару недель, и тогда Густаву Крогу останется только кусать локти.

– Вы же шутите? – смутилась я.

– Конечно, шучу, – уверенно произнёс он в ответ. – Но поверь, никакое наследство не стоит того, чтобы из-за него утонуть в ледяной воде.

– Да при чём тут наследство? – не выдержала я. – Мне нужен мой дядя Руди. Он жив. У его экипажа достаточно провизии, чтобы зазимовать близ оси мира. Нужно просто найти их и помочь вернуться домой. Не знаю, почему они до сих пор не добрались до Тюленьего острова, но я знаю другое – они точно живы.

– И ты в это веришь?

Прозвучал этот вопрос с нескрываемым скепсисом в голосе. Но я не стала возмущаться, а просто сказала:

– Но в итоге вы же всё-таки поверили, что я жива. Так оно и оказалось.

Да, я поймала Вистинга на слове и заставила его усомниться в собственных выводах. Пусть теперь тоже думает, что шансы дяди Руди на выживание очень высоки.

– И как ты собиралась искать своего опекуна? – всё же спросил он. – Блуждание по льдам наугад – это не поиски. Впрочем, что теперь рассуждать? Без официального разрешения твой путь лежит только во Флесмер.

– Что это за разрешение такое? – пусть и с опозданием решила узнать я. – Почему я, поданная империи, не имею права путешествовать по имперским островам? Почему для этого нужна какая-то бумажка? Кто её вообще придумал?

– Пограничная служба, – последовал стремительный ответ.

– И с кем это, интересно знать, граничат Полуночные острова?