Пока Эспин помогал Рантумэ и Ирнайнаву вытаскивать и разгружать бат, я с удивлением взирала на кекуры, что чернели над морской гладью. Такие высокие, с острыми вершинами, словно зубы хищного морского гиганта. Только одна скала не походила на прочие, ведь она была куда шире других, а в самом её центре над водой зияла огромная дыра. Этот кекур напоминал огромную акру, только необтёсанную и грубую. До чего же изобретательна природа, раз вода может так причудливо подточить камень.

Пока я любовалась морским пейзажем, Рантумэ повёл Эспина в сторону прибрежных гор. Удивительно, но каменная арка меньших размеров высилась и на пляже. Одну её опору во время прилива наверняка достают волны. А вот другая примыкает к скале. Как необычно.

Я не удержалась и обогнала мужчин, лишь бы первой пройти под каменным сводом. Зоркий решил не отставать. Это он вперёд меня достиг арки, а потом и вовсе обнаружил за ней пещеру, куда после предусмотрительного обнюхивания всё же забежал.

В этой самой пещере совсем недалеко от берега Рантумэ и прочие каменцы зимой хранили свои байдары. В свете редких лучей, что падали в расщелину местного склада, я разглядела четыре громоздкие лодки, вроде той шлюпки, на которой нам с Эспином пришлось покидать пароход "Альфред Ульсен".

Что-то мне сразу стало тоскливо, стоило увидеть, как Рантумэ с сыном подтаскивают байдару к морскому берегу. И снова в путь, и снова по волнам. И отчего-то с каждой минутой всё больше хочется задержаться на берегу.

Эспин уже успел закинуть в байдару наши рюкзаки, после чего настойчиво позвал меня идти к судну. Кажется, там вдали у горизонта виднеется тонкая полоска суши, но что-то она не сильно вдохновляет на морскую прогулку. Эти пенистые волны с кусочками льда так некстати будят в памяти мгновения, проведённые в непропуске.

– Шела, ну сколько можно ждать, иди скорее! – раздалось у кромки моря.

Пришлось пересилить себя и сделать пару шагов навстречу новым испытаниям. Вот только Зоркий, похоже, разделял мою тревогу и продолжал сидеть возле пещеры, явно не намереваясь никуда плыть. Пришлось подойти к нему, погладить и приободрить:

– Мохнатик мой, пушистик, что такое? Пойдём скорее, Эспин не будет долго ждать.

Пёс внимательно меня выслушал, но с места так и не сдвинулся.

Я снова принялась за ласки, уговоры, потом попыталась обхватить Зоркого вокруг брюха и заставить подняться. Тщетно, уж очень он хорошо отъелся в последние дни.

Вскоре Эспин присоединился ко мне и попытался ухватить Зоркого за шкирку, но я тут же пресекла эти грубости, ударив его по рукам. Эспин только тяжко вздохнул, закатил глаза к небу, а после обхватил Зоркого поперёк груди, поднял его и потащил к байдаре. И тут же из куртки послышалось истеричное:

– А-а-а, волосищи! Они падают в мой карман!

– Только ты не начинай, – пропыхтел Эспин.

– У нас был уговор! Никаких песцов! – продолжал настаивать Брум.

– Если умеешь плавать в холодной морской воде, можешь и дальше возмущаться.

Всё, на этом спор был закончен. Брум на собственном утоплении настаивать не стал.

Зоркий не вырывался из рук Эспина и вёл себя спокойно, но по несчастному выражению его морды было понятно, что по реке он любит плавать больше, чем в открытом море.

Из-за строптивости пса мне пришлось залезать в байдару первой и принимать его из рук Эспина. Усевшись на услужливо постеленный для меня свёрток из старой дырявой сети, я ухватила Зоркого за пушистую шею и крепко прижала его к себе, чтобы не вздумал вырываться.

– Мальчик мой, что с тобой такое? Чего ты боишься? Ну, что поделать, я тоже не очень-то хочу болтаться в море, но выбора у нас нет.

Слова за слово, а мои нежности усыпили бдительность Зоркого. Байдара успела отплыть от берега, а пёс положил морду мне на колени и не пытался прыгнуть за борт, чтобы отплыть назад к острову. Правда, он всё равно оставался таким грустным…

Орудуя вёслами, Ирнайнав и Эспин направили байдару прямиком к кекурам, и меня это немало взволновало.

– Обычай такой, – неспешно объяснил мне Ирнайнав. – Надо проплыть через прореху, чтобы море было спокойным, чтобы байдару не перевернуло, чтобы к берегу скорее пристали. Говорят, как только проплывёшь через прореху, Хозяин моря сразу такую байдару приметит и трогать не станет.

– Кто такой Хозяин моря? – полюбопытствовал я.

Парень заметно смутился, но всё же ответил:

– Да так, сказки, конечно, но старики в них всё равно верят. Вроде как морем и всеми, кто в нём живёт, повелевает могущественный дух. Раньше ему жертвы приносили, чтобы всё лето была обильная рыбалка. Корову или холхута резали, но это давно было, я сам такого ни разу не видел. Так только, бабушки по весне из озимых трав плетут жгутики, а из них мастерят чучелки в виде скотины, а потом эти чучелки кидают в море. Вроде как корову в жертву приносят, но ненастоящую.

Стоило ему сказать об этом, как байдара подплыла к тому самому кекуру-арке, коим я любовалась с берега. Вблизи надводная скала оказалась не так велика, как мне думалось. Да и щель настолько пугающе узка, что я всерьёз забеспокоилась: а сможет ли через неё проскочить наша байдара?

– Если спокойно проплывём, значит, до Медвежьего острова доберёмся без проблем, – сказал Ирнайнав. – Если бортом заденем камень, значит, Хозяин моря нас сегодня видеть не хочет, надо возвращаться. Вот такое у наших стариков было гадание.

Стоило ему сказать это, как волна качнула нас в сторону, и Эспин задел веслом каменную опору. Байдара ударилась бортом о стенку кекура и явственно затрещала.

Что-то уткнулось мне в спину и тут же отскочило. Зоркий встрепенулся и попытался вырваться из моих рук, но всё моё тело сковал парализующий страх, и пальцы отказывались разжиматься.

Ещё одна волна, и нашу байдару вынесло из расщелины в заснеженные воды.

– Н-да, не удалось гадание, – озадачено, но уж больно спокойно протянул Ирнайнав.

– Мы что, не поплывём дальше? – обеспокоился Эспин.

– Почему? Поплывём. Ты же не веришь в Хозяина моря?

– Не верю, – охотно признал Эспин.

– Вот и я нет, – неожиданно заявил Ирнайнав. – Это я больше для отца традиции соблюдаю. Наверное, смотрел сейчас с берега, прошли мы прореху или нет.

– А как бортанули, разве не видел?

– Может и видел. А может и нет.

Как-то чересчур беззаботно он это сказал, я бы даже сказала, легкомысленно.

– Когда ты вернёшься, он тебя наругает, – заметила я.

– Да и ладно, – отмахнулся Ирнайнав. – Зато скажу, что сказки это всё  про Хозяина моря. Раз вернусь в Кедрачёвку, значит, не топит он тех, кто в прореху не прошмыгнул. И шёпотом на дно морское не тянет.

– Как это шёпотом? – не поняла я.

– Да так, ещё одна сказка. Старики всегда говорят, что перед штормом нельзя ходить по берегу моря и собирать дрова. Будто бы можно услышать, как из моря кто-то зовёт тебя по имени и манит идти в воду. Вроде как человек и вправду заходит в воду, а потом почувствует холод по ногам, очнётся и из моря выбежит. А кто-то не почувствует и уйдёт прямиком к Хозяину моря на дно. Сказки всё это. Всю жизнь летом по берегу ходил и никакого шёпота не слышал.

На этом Ирнайнав замолк и всецело сосредоточился на гребле. Только Эспин обеспокоенно глянул на меня, но так ничего и не сказал. Да и не нужно слов, я не забыла наш поход по непропуску и потусторонний голос, что звал меня по имени. Хотя, может быть мне и вправду всё это показалось. В гуле ветра всякое может причудиться. Да и моё имя так созвучно шуму накатывающих волн.

Пока Ирнайнав с Эспином вели нашу байдару прямиком к синеющей вдали полоске суши, Зоркий заметно расслабился в моих объятьях и начал игриво покусывать верёвку, что была привязана к сети, на которой я сидела. Мне и самой стало интересно, что это за верёвка и для чего она нужна. Пришлось повернуться и посмотреть себе за спину. Так вот что упиралось мне в спину при качке: красный шар с петелькой для привязи и белыми надписями по поверхности. Что-то он мне смутно напоминает. Да и буквы с цифрами следует разглядеть получше.