— Ну и что ты тут тогда делаешь? — хмыкнула Анна, заправляя седую грязную прядь за ухо, — Поговорить не с кем?

Собеседник засмеялся, наклоняясь вперед.

— Не с кем, знаешь ли. Не все способны понимать наш язык, Анна. А так, на самом деле, мне просто хочется посмотреть на твои последние дни жизни перед тем, как ты, наконец, займешь свое положенное место. Это же самые яркие моменты. Искры истинного сомнения в твоих глазах, желание поддаться соблазну — это, знаешь, несколько будоражит воображение.

Анна вздохнула, разминая затекшую шею.

— Не все, — кивнула она, облизнув разбитые губы, — знаешь, а я не откажусь с тобой поговорить. Не в этот раз. У меня есть, что рассказать тебе.

Собеседник Анны уселся прямо на грязный пол и, вытянув ноги, изобразил позу крайней внимательности.

— Любопытно даже, — прищурился он, — ты удивляешь меня, Анна. приятно удивляешь.

— Давным давно жил на небесах ангел, — начала Анна, закрыв глаза, — борец за правду и справедливость. Непримирим он был к компромиссам, любил порядок. Белое — это белое, а черное — это черное. Уважали его остальные и побаивались, уж больно категоричным он был. И все может и хорошо было бы, не появись на небе первые люди. Недостойными казались они ангелу. Считал он, что не место людей на небесах, только на этот раз не хотел его никто слушать. В погоне за своей правдой, решил ангел и остальным это показать. Обратившись в гада, явился он людям и уговорами заставил запрет единственный нарушить. Изгнали людей на землю, только вот в своем торжестве и не заметил ангел, что правды своей он ложью добился.

Изнан он был так же, как люди, только не на землю, а туда, откуда не сможет никому категоричностью своей навредить. Прикован цепями земли к самому ее ядру раскаленному. Но не мог никто силу у ангела совсем забрать. Только вот хватало ее ему лишь на то, чтобы на землю разум свой перемещать да с людьми разговаривать. Только вот не понимал языка его никто, так как врать не мог ангел, а правды говорить больше не умел. Слабее младенца он был в царстве живых. Лишь бесплотный дух, — Анна надула щеки и, сложила губы трубочкой, выдыхая тоненькую струйку воздуха, — обреченный на вечные страдания и муки. Легче пушинки. Талантливый красноречивец, конечно, но не опаснее комара. Вот такая история.

— Очень интересно, — захлопал в ладоши собеседник Анна, наклоняясь вперед, — хорошая версия. Только вот я не пойму, если ты думаешь, что здесь я ничего сделать не могу, то почему тогда скорее рвешься в мою обитель? После смерти, Анна, тебя уже никто не спасет. Тебя, так же, как и меня, не может понять ни одно живое существо. Только у меня были годы практики, а у тебя их нет.

— А я попробую, — усмехнулась Анна, опускаясь на пол и обнимая свои колени, — вдруг у тебя там кормят вкусно.

Испарился собеседник Анны так и не добившись ответов. Знал он все о тайных желаниях людей, об их душах. Но сам не понял, как так вышло, что стоило Анне начать понимать его речь, как он перестал видеть ее мысли. С каждым днем, ем больше тьмы собирала в себе Анна, тем более туманными становились ее желания. В момент, когда последние ведьмы пали, а свет обратился во тьму, сознание Анны захлопнулось для него, как закрытая книга.

И все же это его не беспокоило. В борьбе добры со злом была часть, которую он обожал — эта битва была вечной. Ни одна из сторон не стремилась к победе, иначе пропадет весь смысл. Он не сомневался — Анна что-то задумала. Ему было просто интересно посмотреть, что именно, прежде чем душа его наконец появившегося собеседника отправится вместе с ним к неутихающему пламени.

Финал. Часть 4.

Наши дни

Анна из прошлого просила свою переродившуюся копию найти убийцу, а меня — их всех.

Эта мысль крутилась в моей голове, пока переступая вылетевшие от разыгравшейся бури стекла, я внимательно осматривал каждый уголок квартиры. Если моя версия была верна, то получалось, что открыто Анна могла говорить лишь с собой, но почему-то не могла этого сделать раньше.

Что послужило катализатором? Почему, как только, очевидно, Анна поняла, что может общаться со своим перерождением, та перестала слышать и замечать ее?

Очередной ящик оказался на полу, а я выпрямился, бегло глянув на Дениса. Тот ощупывал продавленный диван с тщательностью криминалиста. Казалось еще чуть-чуть и парень разберет его на кусочки. Телефон предательски молчал, а кусочки пазла не желали складываться в общую картину.

“Найди убийцу”.

Я осторожно опустился на колени возле кухонного стола, разглядывая усыпанный мелкими осколками пол. Если вспомнить, что изначально Анна не могла ничего сказать прямо своему перерождению, то в этой фразе точно было скрыто что-то, что показалось не очевидным изначально. Но как еще это можно воспринимать, кроме, как приказ обнаружить того, кто убил ведьму?

Что-то блеснула под самой батареей, а я подхватил веник, тщательно выгребая весь наметенный ветром мусор. Какой только дряни здесь не собралось — бычки, поднятые ураганом, ветки, листья деревьев, бумага и пустая пачка сигарет. Опасаясь напороться на осколки, я разгребал мусор веником, не рискую опустить руку и пощупать.

А ведь очень хотелось.

Я это понял так внезапно, что даже пришлось одернуть от мусору руку.

“Не верь тому, что видишь”.

Ведьма знала и об этом?

Я ошарашенно смотрел на осколки и чувствовал, как внутри что-то отчаянно пульсировало. Кинувшись в ванную, вытащил пару резиновых перчаток, попутно роняя оставшиеся чудом местами стоять полупустые пузырьки. Так себе защита, но если действовать осторожно, точно получится.

Я чувствовал этот камешек, как обжигающее прикосновение Анны к своей груди. Осторожно разбирая мусор, я ощупывал каждую деталь, пока не почувствовал в руке что-то невидимое глазу. Стоило мне об этом подумать, как маленький блестящий камешек тут же засверкал на желтой перчатке.

— Отбой, — услышал я за своей спиной напряженный голос Дениса, — камень есть, — отодвинув телефон от уха, он нажал на громкую связь, глядя мне в глаза, — ищем человека или едем к Анне?

За окном раздался грохот и вой автомобильных сигнализаций. Мы дернулись одновременно глядя на то, как гигантская трещина расползлась по земле, погребая в недрах припаркованные машины.

“Найти убийцу”.

Этот седьмой и был убийцей? Но что тогда не так? Почему мне кажется, что я хожу по кругу? Человек, который объединял всех — он был убийцей Анны? Но разве тогда она смогла бы попросить найти его?

— В офис, как можно скорее, — крикнул я, пока мобильная связь еще чудом работала, — не будем терять время. По крайней мере камень и большинство людей с нами. Что-нибудь придумаем.

Франция, Нёшательский феод, деревня Домреми

30 мая 1441 года

Сибилла вытерла рот и щедро плеснула в лицо воды. Тошнота одолевала девушку, отягощая ее интересное положение. Ей бы с кем из знающих посоветоваться, только вот уже как месяц никто не показывал носа из своих чудом стоявших на местах домов. Буря не прекращалась, лишь сбавила свои обороты. Все боялись гнева ведьмы, о которой никто ничего не слышал, кроме молодого мужа Сибиллы.

Только от Гилберта ничего нельзя было добиться. Он молчал, возвращаясь вечером в дом, что теперь стал их общим. Сибилла знала, что в подвале бывшего дома Гилберта сейчас держат Анну, а он каждый день ходит туда пытаясь … что пытаясь? Сибилла отчаянно пыталась понять мужа, но не могла разобраться даже в том, что происходило с ней. Спасти Анну? Поговорить с ней? Что вообще можно сделать, когда твоя сестра обратилась злом?

Но Сибилла верила, что это не правда. Не до конца правда. Анна говорила о чем-то до того, как окончательно растворилась в своей силе, а после повторила это снова перед самым появлении инквизиторов.

И Сибилла помнила, о чем. Камень. Маленький переливающийся кусок породы, который Сибилла должна была бросить на дорогу, по которой поведут на казнь Анну. Гилберт. Ее муж не должен быть среди тех, кто поведет Анну на костер. И палач. Каким-то невообразимым способом, Сибилла должна была занять его место. Это если забыть о том, что Анна просила собственноручно фактически убить ее. Сестру. Не инквизиторов, не обычного человека, о котором та говорила вначале, а ее.