– Ахмат, узнай, что они хотят, – нарушил затишье лейтенант Кудрин.

Афганец громко перекинулся несколькими словами с невидимым собеседником и, повернувшись к Кудрину, объяснил:

– Просят подобрать раненых, я ответил, что мы согласны, думаю, вы не будете против?

– Наоборот. Спасибо, хоть догадались.

Подняв высоко над головой горящие факелы, душманы медленно и молча двигались по ущелью, поднимая с земли раненых и убитых, на пригорок поднялся мулла и стал громко читать молитву. Кудрин неожиданно для самого себя вскочил на ноги, встал во весь рост на снарядный ящик и замер напротив муллы. Так он с минуту и стоял у всех на виду. Четыре руки решительно стащили его с ящика на землю.

– Не надо, командир, чем чёрт не шутит, стрельнут.

Он сам понимал, что задержался на пьедестале и стал хорошей мишенью для их снайпера, промолчал и в сопровождении Ахмата и сержанта Садыкова направился вглубь своих позиций. Сели на снарядные ящики, Олег проговорил:

– В ущелье всё кончено, теперь вход закрыт накрепко, выход тоже перекрыт, и не сунутся они с севера. Перед рассветом попасть в мешок и быть расстрелянным вертушками мало кто захочет, урок они получили. Остаётся звериная тропа, здесь не прорвались – там обязательно полезут, пожалуй, самое уязвимое место. И вертолёты мало помогут, в такой темноте точности не будет, да и узковата она. Надо перебираться к тропе. Он положил руку на плечо сержанта Садыкова:

– Рустам, останешься здесь за старшего, я с Ахматом на тропу.

– Будь спок, как говорит товарищ Кацо. «Духи» получили своё, надо будет – добавим ещё. Скоро утро, там подмога придёт. Всё будет в ажуре, командир!

Прошло время. Усман Алиханов не слезал с коня, готовый в любую минуту немедленно пустить своего аргамака в атаку на врага. Наконец, появилась конница во главе с Мамедом Керимовым, позади – отряд новобранцев и отдельный батальон чалмистов.

– Ваш приказ выполнен, – отрапортовал запыленный с ног до головы Мамед Керимов.

Усман Алиханов слез с коня, благодарно кивнул и, подняв руку, установил тишину, мягко заговорил:

– Земляки, дорогу на родину нам преградила шайка неверных, необходимо уничтожить иноверцев и освободить караван, обратной дороги нет, помолимся, дети мои. Он встал на колени, и вслед за ним рухнули сотни людей, слова молитвы слились в монотонный гул. Алиханов вскочил на ноги и обратился к командиру отряда сотнику Рафису:

– Веди отряд по звериной тропе. Слышишь, атакует Тур-Мухамед? Но у него мало шансов, я надеюсь на тебя. Торопись, до рассвета мы должны уничтожить русских.

Он надеялся на милость Всевышнего, когда сборный отряд Тур-Мухамеда пошёл в атаку, но чуда не случилось, с севера в небе появились вертолёты. Усман прыгнул в седло и поскакал туда, где рвались бомбы и умирали его земляки, но Мамед вовремя схватил жеребца Алиханова за узду, остановил его. Разгневанный Усман ударил плёткой своего верного телохранителя, хлестнул и коня. Охранники замкнули вокруг кольцо и оттеснили Усмана вглубь ущелья. Старик проглотил слюну, прокашлялся и, указывая плёткой на ущелье, промолвил:

– Надо договориться о перемирии, подобрать раненых и погибших, будем ждать атаки чалмистов. Пошлите муллу, в него русские не будут стрелять.

Его приказ был немедленно выполнен. Минут через десять из горьких раздумий его вывел голос Мамеда Керимова:

– Смотрите, хозяин! – воскликнул верный джигит, указывая плёткой на позиции русских напротив муллы, где в свете факелов застыла фигура человека.

– Я сниму его одним выстрелом, – оживленно проговорил верный джигит, скидывая с плеча винтовку, но удар плеткой охладил его пыл:

– Мамед, моя плётка не всегда бьёт без пользы. Разве ты не видишь, что это их командир? Я уважаю его за смелость и доброту. Распорядись открыть огонь из гранатомета сразу же, как уберут раненых.

В небе гудели вертолёты, на горной вершине вспыхнул огонёк костра.

– Обогреваются, вояки, – подумал лейтенант Кудрин, перескакивая через тушу застреленного им верблюда и направляясь в нишу радиста, приказал Ларину связаться с вертолётчиками и с нетерпением схватил наушники:

– 347-й, «Волга» с вами говорит! «Духи» чаевничать вздумали, взгрейте их, как следует!

– Видим, Олег, – назвал его по имени Кузнецов. – 261-й им заварку бросит, а сахарком мы угостим. Броня уже на подходе, держись!

Кудрин, захватив с собой радиста, направился на середину участка обороны к козырьку скалы отдельной горы.

– Ищи, Миша, укрытие и располагайся, твоё место здесь.

– Понял, командир, – весело отозвался Ларин.

Сам прошёл дальше к подножью звериной тропы, где расположились десантники во главе с сержантом Ефремовым.

– Тихо у вас? – спросил Кудрин сержанта.

– Тихо, командир, только позиция мне не нравится, закидают гранатами.

Лейтенант понимал, что местность для обороны выбрана неудачно, тропа круто уходила вверх, и душманы, если атакуют, непременно воспользуются преимуществом высоты. На рассвете снайперы будут стрелять сверху вниз. Отойти к северной стороне ущелья и отдать южную без боя? Но в такой темноте «духи» подползут по тропе, как змеи, и задавят количеством. Повесить осветительные? Нас тоже, как на ладони, видно будет. Навести на тропу вертолёты? Сами пострадаем от осколков. Отойти под козырек скалы? Закидают гранатами. Где же выход?

– Командир, а что если мы заминируем тропу? – послышался голос сержанта Ефремова. – Как горохом посыплем мины и установим гранаты на растяжках по всему склону, тогда им придётся атаковать только через плато. Мы сосредоточим огонь на этом пятачке, в трудную минуту отойдем к медпункту, а сюда наведём вертолёты.

– Ты думаешь, успеем заминировать?

– А я проявил инициативу, тропу мы уже заминировали, осталось плато. Мины прикроем, а гранаты рассеем по краю ущелья, не будут же «духи» со спичками искать их. Пока поймут, в чём дело, глядишь, и рассвет, а утром им крышка.

– Крышка, говоришь? Хорошо, минируй и отходи к медпункту, там будет командный пункт.

Лейтенант совсем забыл о разозлившем его костре, и внезапный мощный ракетный залп звена вертолётов огневой поддержки, разорвавший тревожную тишину, заставил его вздрогнуть и оглянуться: костра как будто и не бывало.

– Вот и чайку попили, – усмехнулся он, – да ещё с сахаром.

Неожиданно над головой раздался свист, и метрах в двадцати раздался взрыв. Второй взрыв, подкинувший труп верблюда, рассеял сомнения Кудрина.

– Гранатомет подтащили, – выругался он, поискал глазами кого-нибудь, крикнул: – Есть кто живой?

– Я живой, – появилась неунывающая физиономия грузина Самошвили.

– Кацо, быстро к Садыкову, пусть организует уничтожение гранатомёта! В лепёшку расшибитесь, но заткните ему глотку, иначе не дотянем до рассвета, накроют минами.

Самошвили, вспомнив про устав, лихо вскинул руку к головному убору, но, услышав свист мины, тут же распластался на животе. Когда Кудрин поднял голову, грузина рядом уже не было. Самошвили подбежал к сержанту Садыкову и выпалил:

– Командир приказал уничтожить пушку. Скорее, тянуть надо до утра!

Садыков, не смотря на серьёзность положения, улыбнулся:

– Пушку, говоришь? Хорошо, попробуем. Пойдешь со мной?

– Айда, Рустам, и в огонь, и в воду.

– Про медные трубы не забудь, – пошутили рядом.

Сержант молниеносно составил план действий, решил под видом раненых «духов» подползти к гранатомёту и уничтожить его. Они сняли с себя маскхалаты, напялили замызганные, пропитанные дымом и потом, халаты, кое-как обмотали головы длинными кусками материи. Садыков осмотрел с ног до головы грузина и, повернувшись к пулемётчику Озерову, с усмешкой сказал:

– Вылитый Ахмат-шах Масуд. Душман Самошвили, вы готовы?

– Так точно! Молиться будем?

– После помолимся, Кацо, когда вернёмся. Стреляют, сволочи.

Над головой пролетела очередная граната и разорвалась в глубине ущелья, беспорядочно разбрасывая смертоносные осколки. Уничтожить гранатомёт было чрезвычайно трудно, но необходимо, поэтому сержант торопился.