Когда за ним закрылась дверь, у меня по жилам, словно ток прошёл. Я как очнулась. Вовремя ли это сказанное нужное слово? Или что-то другое? Но такое было ощущение, что этими словами он меня словно от края пропасти оттолкнул.

И потихоньку-потихоньку-потихоньку я начала выкарабкиваться из какого-то круга тотальной безнадёги, отползать от этого, как воронка, засасывающего омута отчаянья.

Говорила ли я об этом Александру Игумнову? Нет. Просто перешла с ним на «ты». Позже, спустя несколько лет, на одной из встреч в Государственной библиотеке Югры, посвящённой творчеству Александра Петровича, когда мне предоставили слово выступающего, я призналась, что уже многие годы в моей душе горит благодарный огонёк – такая светлая молитвенная свеча (у меня в душе есть несколько светлых свеч – потаённый такой светильничек молитвенный), которая нет-нет да и прошёптывает с благодарностью молитву за здравие Саши Игумнова. А почему она там горит? Об этом сейчас рассказываю первый раз. Как-то так…

А недавно позвонил мне Еремей Данилович Айпин, – человек, к которому я тоже ещё со времён начала 2000-х испытываю глубокое трепетное уважение, и год от года оно только крепнет, увеличивается. Е.Д. Айпин, со свойственной ему корректностью, сначала поинтересовался: как здоровье, дела? А потом сказал:

– У Александра Игумнова юбилей намечается 13 декабря. Решили к 65-летию выпустить книгу. Вы знаете, что темы у него сложные, непростые… Любовь Геннадьевна, возьмётесь за редактуру и подготовку?

– Срок, конечно, небольшой для подготовки. Но для книги Александра Игумнова найду время, сделаю.

Что хочу сказать, с точки зрения редактора произведений А.П. Игумнова, представленных в настоящей книге? Не зря Александра Петровича называют «летописцем локальных войн» – картография его произведений довольно-таки обширна, это и Афганистан, и Чечня, Абхазия, Сирия, Донбасс.

При обращении непосредственно к произведениям Александра Игумнова, на протяжении всего его творческого пути, отчётливо прослеживается характерная для А.П. Игумнова «авторская рука». Стиль подачи по-мужски жёсткий, нередко выхватывающий нелиричные фрагменты солдатской жизни: боёв, быта. Автор пишет своих героев не ювелирными мелкими штрихами, а рублеными, резкими, крупными, но ёмкими мазками. Таковая манера просматривается и в художественной прозе, и в тех произведениях, которые автор относит к очеркам – документальной прозе, публицистике, хотя воспринимаюся они, как рассказы.

Ведя речь об очерках А.П. Игумнова, отдельно хочу выделить «Афганский синдром», раскрывающий сложный процесс эмоционального восстановления воина, вернувшегося домой – процесс возвращения к мирной жизни. Я для себя его назвала очерк-психоделика (психоделика – это специфический метод введения читателя в определенное изменённое состояние сознания), который характерен тем, что стремительно происходящие события поданы как бы «в замедленном действии», что позволяет увеличить, растянуть секунды до целой отдельной жизни.

Для примера приведу небольшой фрагмент очерка, где герой, впадая в забытьё, заново переживает или даже точнее проживает те события, которые с ним происходили на войне. И, вот, молниеносно летит снаряд – секунда – и вертолёт взрывается. Как эти считанные мгновения раскрывает Александр Петрович? Процитирую: «Скорость ракеты приблизительно известна. Начинаю отчёт времени. Секунды, секунды, секунды… Припадаю лбом к стеклу и ясно вижу огненный шлейф… Хочу повернуться и что-то крикнуть ребятам, но не могу оторвать взгляда от приближающейся смерти. Инстинктивно вжимаюсь в бронеспинку кресла и теряю ракету из вида, судорожно нажимаю на кнопку отстрела отводящих тепловых ракет. Красные светлячки то тут, то там вспыхивают по бокам вертолёта, оставляя за собой тонкий слой дымки. По спине пробегают струйки пота, меня бросает в жар, стучит в висках, ноги деревенеют, наливаются свинцовой тяжестью, и в сердце только страх.

Но мозг, этот неутомимый трудяга, уже справился с животным страхом. "Сбить, сбить ракету с курса! Изменить направление, иначе – смерть". Левая рука командира рвёт вверх рычаг шаг-газа, правая хватает ручку управления и толкает её вперёд, переводим вертолёт в режим скольжения. С надеждой смотрю на зелёную лампочку "испанки": "Помоги!"

На хвостовой балке крутится стеклянный диск лампового индикатора. "Испанка" должна, обязана спасти нас! Нервы не выдерживают. Снова припадаю лицом к блистеру. Глаза выхватывают огненный смерч, накрывший один из кишлаков. Что-то горит, валит чёрный дым. Успеваю подумать: артиллерия накрыла гадов, сожгли "духов" и кишлак одним ударом. И, вдруг, вновь вижу в небе стремительно приближающуюся к нам ракету. Захлёбываясь в поспешном рычащем стоне, мычу невнятно: "Вот ты какая, смерть! Теперь я знаю тебя. Отверни в сторону, хотя бы на градус, только на миллиметр! Жить, я хочу жить!"…»

При переводе фокуса внимания на художественную прозу, в первую очередь взгляд остановится на повести «Квадрат 43», по которой, на мой взгляд, хорошо было бы снять фильм, потому как хорошо освещены и быт, и бои. И на протяжении всего произведения движется, развивается, усиливается область противоречий, характеров героев. Многие картины в произведении не просто читаются, а буквально видятся, ощущаются.

Переведя внимание на рассказы, скажу, что конечно, есть рассказы, которые мне, как женщине, воспринимать было непросто, после их прочтения требовалось время, чтобы придти в себя. К таковым относится и рассказ «Билет в один конец…». Его герой, ранее воевавший мужчина, имеющий хорошую семью, но заболевший «раком», узнав, что у него в запасе считанные месяцы жизни, принимает тяжёлое решение – умереть по-мужски, как воин – и едет добровольцем погибать в Донбасс.

Мы наблюдаем, как здесь, в рассказе, пересеклись и затяжная трагичная война, в первую очередь для славян, а также для многих наших соотечественников – неразрешённая уже шесть с лишним лет (дольше чем Великая Отечественная война 1941–1945 гг.) ситуация в Донбассе, Луганске, когда люди проявляя невероятную силу духа, стойкости и мужества, многому вопреки – стоят! Держатся. Бьются за свою Родину и за Россию. За русский мир. И, выхваченный А.П. Игумновым фрагмент этой войны – обнажает мужскую душу, сущность воина, защитника, отца, мужа и поднимает на такую духовную высоту, которая поражает. К завершению рассказа, вдруг приходишь к мысли: А что наша жизнь? Билет в один конец… Только, может, каждый движется к своему Донбассу?

Не могу не отметить новеллу «Пиши глаголом», посвящённую Еремею Даниловичу Айпину, и приоткрывающую такую грань, как взаимоотношения друзей-писателей.

Область литературы, как одна из отраслей культуры, имеет целый ряд своих особенностей, свою специфику. Во-первых, здесь невозможно уйти на пенсию. Ты в эту профессию пришёл – всё, как врос, это на всю жизнь до конца дней, до последнего вздоха. Кто в неё приходит? Не берём так называемую «окололитературную тусовку» – критиков, литературоведов, т. к. это всё-таки не писатели, они не создают оригинальных произведений художественной литературы, не пишут ни поэзию, ни прозу, ни художественную публицистику. Остановим взгляд именно на писателях. Что мы здесь видим? Львиная доля – это люди, пережившие в разное время, кто в детстве, юности, кто в зрелом возрасте, утраты либо родных, либо друзей, любимых… Даже, к примеру, такие литераторы, как мансийский поэт-лирик Андрей Семёнович Тарханов, говоривший, что толчком к поэзии послужило прикосновение к кедру в священной роще, при более детальном раскрытии биографии, признаётся, что истинная причина кроется глубже – утрата в детском возрасте отца, в молодости – матери.

Таких легендарных писателей как Юрий Васильевич Бондарев, Даниил Александрович Гранин – в литературу привела Великая Отечественная война. Александра Петровича Игумнова – война в Афганистане.