— Д-дома! Не знаю куда бежать и что делать, Ра-а-адка-а-а, — плачь перешел в страшные завывания. Вот же гад ползучий, наркоман долбаный! Когда тебя уже передоз заберет на тот свет?

— Жди, скоро буду, — и отключилась.

Торопливо постучалась в дверь руководства, а потом, не вытерпев, приоткрыла дверь и заглянула внутрь:

— А, Рада, заходи. Чего тебе? — поливая цветы на низком подоконнике, приветствовала меня женщина.

— Пелагея Артемовна, мне домой надо. Дело очень срочное и важное, — решительно заявила я.

— По «Биографии» закончила?

— Да, все лежит в «обмене», — торопливо отчиталась я.

— Тогда беги.

И я побежала, да так, что уже через тридцать пять минут была дома. Мать рыдала еще горше, чем в трубке телефона и из ее сбивчивых объяснений, я поняла, что Димку-остолопа таки нашли. Обдолбанного в нулину, обворованного и избитого, в каком-то наркоманском притоне на Северо-Западе Москвы.

Сразу после озвучивания мне этой новости у Зои Олеговны Винник случился инсульт. Скорая ехала не больше двадцати минут, но и этого времени мне хватило, чтобы понять — дело дрянь. Я попросила мать улыбнуться, но та так не смогла этого сделать, только невнятно бормотала, что ей очень холодно и все суматошно хватала себя за правую руку и ногу. Парализовало.

Из квартиры мать выносили на носилках, идти она не могла. Мне же осталось только беззвучно плакать и собирать вещи в больницу. МРТ в приемном покое подтвердил, поставленный мною, диагноз. Вот же галактическая срань! Я не хотела, чтобы Зоя покидала этот мир, я по-своему была привязана к ней и любила ее, хоть и понимала, что для нее это будет освобождение.

Я сидела на лавке в зале ожидания и медленно поддавалась панике, когда неожиданно сильные руки подхватили меня и поставили на ноги. А потом я очутилась в крепких и таких чертовски нужных мне объятиях Ярского. И тут же расплакалась еще сильнее, от того, что он рядом, от того, что мне страшно, от того, что я так рада его поддержке. От того, что он здесь, со мной!

А он все гладил меня по голове и прижимался губами к моей макушке, нашептывая утешительные прогнозы:

— Ну-ну, девочка моя любимая, не плачь. Все позади, твоей маме уже проводят тромболитическую терапию, чтобы удалить тромб, заблокировавший артерию. Ты все сделала правильно и быстро, ты умница, ты спасла ей жизнь.

— Это все Димка, брат мой. Он из реабилитационного центра сбежал, обворовал там медсестру и спустил все на наркоту, вот мама и разнервничалась, — торопливо и сбивчиво объясняла я, вытирая кулачком бегущие соленые дорожки слез.

— Я знаю, — аккуратно убирая волосы с моего лица, кивнул Стас.

— Знаешь? Но откуда? И как ты меня нашел? — недоуменно уставилась я на Ярского.

— Потом объясню. Иди сюда, — и я послушно нырнула в его теплые объятия.

Мама в реанимации провела почти четыре недели и большую часть этого времени на аппарате искусственной вентиляции легких. Лечащий врач сказал, что у Зои случился отек мозга и если бы ее не привезли в больницу так быстро, то прогнозы были бы самые не утешительные.

У мамы пострадала вся правая сторона тела: лицо словно заморожено и из-за этого речь стала невнятной и сложно различимой. Рука и нога хоть и остались не парализованными, но управлять ими Зоя могла лишь частично.

В первый же день после перевода из реанимации, Ярский перевез мою маму в частный реабилитационный центр. Я попыталась заикнуться об оплате данного заведения, но Стас так красноречиво посмотрел на меня, что я больше на эту тему не заикалась. Я поняла одно: мне по поводу денег волноваться точно не стоит. И я была ему за это безумно благодарна.

— Сколько по времени займет реабилитация? Возможно ли полное восстановление? — с надеждой вглядывалась я в лицо нашего спасителя.

— Во многом результат зависит от Зои, от ее настроя и желания. По срокам тоже все очень зыбко, но точно могу сказать одно: не меньше шести месяцев, а дальше посмотрим.

— Спасибо! — в который раз прошептала я. Это слово, в последнее время, стояло на репите в моем лексиконе по отношению к Стасу. Он же в ответ всегда только тепло улыбался мне и отвечал, что рад помочь. Вот так просто!

Со второй проблемой Стас тоже помог разобраться. Ну как разобраться? У Димки на момент взятия под стражу было обнаружено, помимо уже заработанного условного срока за хранение и употребление, приличное количество психотропной дури. Добавьте сюда кражу и то, что он был вмазан в дугу и, на выходе, мы получим очень даже приличный срок. Я попросила брата не отмазывать, а дать по полной. Хватит сытой, довольной жизни на материнской шее, пусть вкушает радости жизни на зоне. И все, больше в жизнь этого неудачника я не лезла. Пусть кукует дальше сам.

Все это время, а прошел уже почти месяц, Стас никак не выражал своей ко мне симпатии. Букеты больше не дарил, звонил и писал только по делу. И да, из черного списка я его удалила в тот же вечер, когда он неожиданно приехал поддержать меня в больницу к матери.

И все, с тех пор тишина. Надо ли говорить, что меня это огорчало?

И вот, вроде бы, все так, как я хотела, мужик понял, что со мной каши не сваришь и девушка я больно не сговорчивая, но на сердце с каждым днем кошки скребли все больше и больше.

А сегодня, в реабилитационном центре, я узнала, что мамино лечение заочно проплачено на год вперед. Это были сумасшедшие, по меркам нашей семьи деньги, и я обязана была хоть как-то отблагодарить Ярского. Был уже вечер пятницы, и я подумала, что своим звонком не отвлеку его от важных дел. С затаенным сердцем, впервые сама набрала его номер, но в ответ услышала только длинные, заунывные гудки. Я уже было собиралась скинуть звонок, как вдруг мягкий женский голос ответил мне:

— Алло, — сердце упало в пятки и разбилось на тысячи осколков. Оказывается, это больно.

Зажмурилась, превозмогая отчаяние, и, все-таки, ответила:

— Извините, я, наверное, номером ошиблась.

— Нет-нет, вы не ошиблись Рада. Меня зовут Аня, я сестра Стаса, он сейчас не может ответить, но обязательно тебе перезвонит позже. Идет? — звонко лопотала в трубку девушка.

— Идет. Спасибо вам, — и отключилась.

Черт побери, я запуталась. Я, вроде как, не хочу быть с ним, боюсь нырнуть с головой в новые рискованные отношения, но сама же со страшной силой ревную его к каждой юбке. Уму не постижимо! Я что-то к нему чувствую, впервые за столько лет потянулась к мужчине, и душой, и сердцем, но как поступить до сих пор не решила. Да и нужно ли Стасу теперь мое решение? Вполне себе может быть, что на его горизонте появилась новая симпатия, более яркая, более смелая, более решительная. А не такая, как я, полудохлая размазня.

Но, вопреки всем доводам логики, я все же ждала, что он мне перезвонит. Пока грелся чайник, пока неспешно пила горький, отвратительный, растворимый кофе, пока мыла посуду и пока смотрела бездумно вечерние новости — ждала. Ничего, телефон молчал, как партизан. Сердце ныло, глаза предательски увлажнялись.

К черту! Утро вечера мудренее. Так, кажется, здесь говорят? Ну вот и проверим совет в действии.

А потом, не удержалась и, все-таки, написала Стасу сообщение. Да, он не перезвонил мне, но поблагодарить я его была обязана.

«Спасибо за маму и реабилитацию. Нет слов описать, как я тебе благодарна. Ты, как подарок небес, для нашей семьи».

Да уж, звучит немного пафосно, но зато честно. Зажмурилась и нажала «отправить».

Приоткрыв один глаз спустя, примерно, минуту, увидела, что сообщение так и не было прочитано. Подождала еще минут пять и, окончательно расстроившись, сунула телефон под подушку, недовольно посапывая. Попыталась уснуть, но ничего не выходило. Еще и проклятые слезы душили нещадно, заставляя задыхаться и силиться не выпустить на волю все отчаяние, что уже скопилось в недрах моей многострадальной и располовиненной души.

Когда первый всхлип все же просочился на волю, подушка под моей щекой завибрировала входящим сообщением. Надежда, такая живучая и многообещающая, подняла голову из глубин моего сознания. Это Он! Это не может быть никто другой!