– Я бы так не сказала, – покосилась я на ее розовые когти.

Дмитрий хлопнул в ладоши и широко улыбнулся, словно только что заключил удачную сделку.

– Вот и славно, познакомились! Прямо чувствую, что вы найдете общий язык!

Он подмигнул Марине, которая до сих пор держала состроенную улыбку на лице.

– Ты знаешь, что делать, Мариночка. Я очень на тебя надеюсь.

Он быстро чмокнул ее в губы и, похлопав на прощание по ее накаченной филейной части, скрылся за дверью.

Как только Дмитрий ушел, Мариночка поцокала каблуками по вымытому полу до дивана и по-хозяйски уселась на него, закинув ногу на ногу. От вымученной дружелюбной улыбки не осталось и следа.

– Итак, что мы имеем… – протянула она и скользнула по мне высокомерным взглядом. – Не думала я, что все настолько плохо…

Не то чтобы я оскорбилась, но… Перед такой московской зазнавшейся козой я прогибаться не буду и оскорблять себя не позволю.

– И часто ты это повторяешь, стоя перед зеркалом? – хмыкнула я.

Ее выщипанные тонкие ниточки, которые когда-то были бровями, приняли форму удивленной дуги. Видимо, я не оправдала ее ожиданий про жалкую овечку. Она уверенно встала с дивана и приблизилась ко мне.

– Вы посмотрите, еще и хамка… Полное безобразие!

– Это ты о своих губах или макияже? – бросила я ответку.

Марина скривила лицо и пробежалась взглядом по моему одеянию. Найти во мне изъяны для нее было лучшей усладой для поднятия собственного достоинства и чувства самодостаточности.

– А за этим тряпьем скрывается не менее раздражающая глаз фигура. Я права? – она провокационно изогнула бровь. – Мешковатой одеждой ты надеешься ее скрыть, да? Как говорится, ни кожи, ни рожи…

Она пафосно посмеялась, тряся своими гремучими сережками. За какие заслуги (или правильнее сказать, услуги) ей подарили такие дорогие сережки?

Я промолчала, сжимая челюсть и кулаки все сильнее. Вот таких вот выпендрежниц мы в темном углу…Чтоб больше не повадно было!

– Ну, давай раздевайся, чего стоишь? – усмехнулась она. – Посмотрим, в каком ты состоянии… И стоит ли вообще надевать на тебя платье!

– Только после того, как ты снимешь свои грязные каблуки! – фыркнула я.

– Что ты сказала!?

– Ты глухая? Тут помыто, а ты своими каблучищами все испачкала… Свинья.

Марина оскорбленно ахнула и вскочила с дивана. Ее длинный палец с наточенным ногтем ткнул прямо мне в лицо.

– Как ты меня назвала?! Да моя подошва будет почище твоей грязной мордашки! Ее в жизнь не отмыть, как ни старайся. Как и тебя саму, вонючая детдомовка!

Моя последняя капля самообладания упала при ее последних словах, и все полетело с катушек. Ну, всё, держись! Сама напросилась!

Я накинулась на эту вертихвостку и крепко схватила ее за волосы. Марина завизжала истерическим визгом. Точно, как свинья.

– Помогите! – верещала она и отмахивалась, как могла. – Отпусти меня, сумасшедшая!

– Это тебе за вонючую детдомовку… и за испачканный паркет! Коза московская!

– Ты вообще понимаешь, что творишь?! Ты сбежала из зоопарка или, может, из тюрьмы?

Он не мог подобрать слов и пыхтел-пыхтел. Марина нажаловалась ему, выставив меня в худшем свете.

– Дикая, необузданная девчонка! Знаешь, я беру свои слова обратно… Будешь работать наравне с Анной! Говорят, труд из обезьяны сделал человека. Вот и проверим, действует ли теория на тебе.

– Знаете, что?! Ваша Марина – дура безмозглая, а вы… А вы! – мой голос сорвался.

– Что?!

Дмитрий Александрович давил на меня взглядом, и я прочитала в них угрозу.

– Ничего!

– Я так и подумал, – усмехнулся он. – Вечером, как успокоишься, поговорим.

Он вышел, громко хлопнув дверью. Моя нижняя губа задрожала от досады и несправедливости. Я привыкла оставаться крайней, но от этого было не менее обидно. Марина вышла сухой из воды, такие змеи, как она, на редкость живучие! Вспомнила, как она визжала, и стало чуть-чуть полегче… Анна вовремя вмешалась в нашу драку и спасла белобрысую гриву этой зубастой лошади.

– Женя, а ну хватит реветь! – строго прозвучала Анна. – Поделом попало, нечего на порядочных дам бросаться и волосы драть.

– Ты бы слышала, что она мне сказала! Как она меня назвала… И я должна была ей «спасибо» за это сказать? Вот такие у вас в Москве правила?

Я шмыгала носом в коленки, озираясь на Анну, от которой хотелось поддержки, а не нравоучений.

– Так надо было словом и ответить… и по-умному. Чтоб похлеще пощечины было.

– Не могу я. По-умному.

– Эх, эх, эх… – запричитала она и потрепала по плечу. – Пойдем давай, накормлю… Небось, все силы истратила и, чтоб поплакаться, не осталось.

– А чего кушать есть? – сразу отозвалась я.

Анна засмеялась, а я слабо улыбнулась, поглядывая в сторону кухни.

– Все самое вкусное. Устроит?

– Устроит, – недолго думая, ответила я и пошла заедать свое горе…

После обеда Анна дала мне ответственное задание – следить за рыбой, которая запекалась в духовке. Ровно через полчаса надо было достать ее и выключить духовку. Я внимательно следила за стрелкой часов, чтобы не отвлечься на что-нибудь. Десять минут тянулись невообразимо долго… Подперев голову локтем, я вяло смотрела на часы, сдерживая зевоту.

Услышав в холле звук входной двери, я обрадовалась, что вернулась Анна, и опасность уснуть с включенной духовкой мне не грозит.

Я поскакала её встречать.

– Ровно тринадцать минут и пять секунд! – я приставила ладошку к виску, словно отдавала честь.

Мое озорство сошло на нет, когда я увидела, что в холле была вовсе не Анна. Женщина лет сорока с короткой модной стрижкой и благородной внешностью сначала удивленно посмотрела на меня, а затем приветливо улыбнулась.

– Добрый день, а вы кто? Что вы здесь делаете?

– Я Женя… Я это… На кухне за рыбой слежу. Анна в магазин отъехала ненадолго.

– А, все понятно.

– А вы кто? – настороженно посмотрела я на нее.

Женщина тихонько засмеялась и, окинув взглядом дом, с чувством собственного достоинства сказала:

– Я Наталья Владимировна Горская, мать Дмитрия. Вот пришла проведать сына и кое-что узнать. В доме кто-то еще есть?

– Эмм… Нет.

– Странно.

Я покосилась на Наталью Владимировну, которая подозрительно озиралась по сторонам, пытаясь что-то высмотреть. Хотя выглядеть при этом она хотела непринужденно. Выглядело все странно. Но в лоб спрашивать, чего она тут вынюхивает, я не решилась. Мать все-таки.

– Женя, а устройте-ка мне чаю, будьте так добры, – вежливо попросила она и направилась на второй этаж, говоря сама с собой. – У меня есть где-то минут двадцать-тридцать… Мне вполне этого хватит.

Я поставила чайник и пошла следом Натальей наверх. Мама Дмитрия мне показалась странной женщиной с подозрительным взглядом. А что, если она вовсе не его мама? Хотя нет… Тогда бы ее не пропустил охранник. И Анну, судя по всему, она знает. Чего она тогда такая странная?

– Женя, а вы не видели здесь вазу? Такую продолговатую с интересным рисунком… Я совсем недавно подарила ее Диме.

В памяти всплыл первый день уборки и осколки той самой вазы.

– Н-нет, – нагло соврала я и покраснела. – А что?

– Куда же она пропала… Странно, все не на местах.

– Вам была так дорога эта ваза? Вы ее ищите?

– Как бы вам сказать… – засмеялась она. – Я ищу наводки, которые бы дали мне очень важную информацию кое о ком.

– О ком?

– Хотела бы я знать. Женя, а вы давно работаете у моего сына.

– Эмм… – я посмотрела на потолок. – Несколько дней.

Наталья нахмурилась и с озадаченным видом присела на диван.

– Скажите, Женя, а приводил ли Дмитрий в дом какую-нибудь девушку или, может быть, женщину?

Очень неожиданный вопрос. Я сразу вспомнила про Марину.

– Да. Было дело.

– И как она выглядела? Может, вы знаете, как ее зовут?

– К сожалению, знаю, – я закатила глаза. – Марина. А для чего вы спрашиваете?