– Ты пришла в этот мир не только ради жизни тела. Ты пришла в этот мир…
– Ради жизни ума! – подхватывает девочка, вспомнив название книги, которую пишет большая Ханна.
– Ради того, чтобы мыслить, желать и судить… Ради того, чтобы выйти на сцену!
Подстёгиваемая любопытством, девочка одиннадцать раз ударяет жезлом об пол. На двенадцатом ударе занавес поднимается.
Ребёнок оборачивается и открывает рот от изумления: за её спиной выросла величественная декорация. В четырёх углах сцены возвышаются высокие каменные колонны.
К девочке неторопливым шагом подходит старик в белой тоге и протягивает ей руку.
– Аристотель, дружище! – восклицает большая Ханна. – Дорогая Ханна, Аристотель приглашает тебя на áгору – рыночную площадь, где сосредоточена общественная жизнь античного города… От таких предложений не отказываются.
Ребёнок цепляется за протянутую руку. Вдруг раздаётся странное рычание. Из глубины кулис угрожающе сверкают два огромных круглых глаза.
– Что это? – девочка прячется за юбку большой Ханны. – Похоже на глаза злого волка!
Аристотель берёт слово:
– Мы, древнегреческие мудрецы, решили очистить наше общественное пространство от житейских нужд, насилия и отношений «слуга – господин». По этой причине вокруг тебя расстилается агора! Мы беседуем как свободные люди, а волка держим за кулисами, в частном пространстве.
– Агора – это центр вашей политической жизни? – интересуется девочка.
– Совершенно верно, умница, – улыбается старик.
Малышка Ханна понемногу успокаивается. Сцена свободна, можно поиграть. Она приподнимает подол юбки и делает знак лису:
– Вылезай, мы на агоре, здесь нет волка!
– Оставь меня в покое, я агорафоб, – отвечает лис и опять юркает под подол.
Большая Ханна улыбается:
– Я хорошо знаю, что из себя представляет лис… Этот тип философа не любит политику.
– Быть агорафобом – значит не любить политику?
– Да, в каком-то смысле. Агора – это сердце полиса. Место, где люди решают мировые проблемы.
Ребёнок бросает взгляд на середину сцены, где Аристотель что-то живо обсуждает с другими мужами. Должно быть, речь идёт о торговых сделках с соседними народами или об установлении дипломатических отношений… На площади слышатся разгорячённые голоса.
Внезапно из-за кулис появляется вереница людей, нагруженных коробками, и движется к центру сцены. Ханна следит за ними удивлённым взглядом:
– Зачем вам эти коробки? – спрашивает она человека, проходящего мимо.
– Мы переезжаем. Хотим построить себе дома в центре города.
– Но Аристотель сказал, что сцена – это общественное пространство, а частное пространство – за кулисами. Вы ведь всё перевернёте вверх дном.
– Надо жить в ногу со временем, деточка…
Девочка ищет глазами большую Ханну, надо её предупредить.
Уходящие в потолок колонны обрастают густым плющом, он обвивает мрамор, точно кокон. Здесь кипит строительство, и, словно грибы из-под земли, вырастают новые дома.
Наконец ребёнок отыскивает большую Ханну.
– У меня такое чувство, будто люди ищут новую модель. При этой модели специально назначенные люди несут ответственность за общественную и частную жизнь горожан.
– А как же агора? Получается, она теряет всякий смысл. – малышка Ханна задета за живое.
– Верно. Погляди на нашего друга Аристотеля…
Посреди сцены застыл человек. Кажется, что он обратился в статую.
Не сходя с места, Аристотель бесстрастно указывает на постройки:
– Вы смешиваете частные кулисы и общественное пространство сцены. Отныне свободным людям негде размышлять: всё погрязло в повседневных хлопотах…
Внезапно из-за кулис вываливается толпа; составляющие её люди все, как один, вскидывают кулаки:
– Мы требуем равноправия! Мы требуем равноправия!
– Это рабы, – объясняет девочке большая Ханна. – Именно они заботились о каждом очаге, дав возможность хозяевам сделать их город свободным.
Малышка Ханна оторопело глядит на проходящих мимо неё людей:
– Это революция?
– В некотором роде да. На политической сцене. Теоретически революция даёт возможность начать всё сначала.
– Гляди, какие красивые новые домики! – восклицает малышка Ханна, аплодируя новому городу, который строится у неё на глазах.
– Они не похожи на прежние, – сдержанно замечает большая Ханна.
Но тут люди начинают спорить. Один считает, что он работает больше соседа. Другой – что ему недодали еды. Третий требует сделать все возводящиеся дома одинаковыми по площади… А тем временем в кулисах внезапно сверкают два огромных глаза.
Воспользовавшись неразберихой, волк выскакивает на сцену и принимается рыскать по городу.
Малышка Ханна дрожит от страха. Она только-только стала забывать об ужасном звере…
– Кто усмирит волка? – волнуется ребёнок.
Вперёд выступает человек и громогласно заявляет:
– Сейчас мы выберем себе правителей, и они посадят волка на цепь. Подберут подходящий закон и защитят наши права.
Аристотель, застывший, точно статуя, чувствует, как его каменное тело уменьшается.
Посреди сцены скопились люди, они выбирают правителя. Аристотель даже не подозревал, что подобными аплодисментами можно наградить обычного человека. Едва различимым голосом старик произносит фразу, которую узнал от мудреца ещё более древнего, чем он:
– Власть покажет, человек ли это.
Внезапно пол начинает трястись. Под нарастающий грохот дома покрываются трещинами и обрушиваются, превращаясь в груды камней. Новый народ распадается на множество индивидов. Те, кто в прежние времена вместе строили дома, теперь бредут в разные стороны, подобно одиноким призракам.
Большая Ханна хватает девочку за руку и тащит её в глубь сцены. На бегу девочка оборачивается:
– Аристотель! – кричит она в надежде спасти старика.
– Не беспокойся за него, – утешает её большая Ханна. – История сделала из него свободного человека города. И он останется таковым во веки веков.
