Лёжа в гостевой спальне своего собственного дома, Лили вдруг почувствовала, как в нос ей ударил запах мокрой хвои. Как в замедленной съёмке перед внутренним взором девушки складывались картинки – моменты, в которые подруга была рядом.

Хогвартс, Орден Феникса, свадьба Лили, первый день после рождения Гарри, помолвка МакКиннон...

Девушка вдруг почувствовала во рту неприятный привкус: она прокусила губу. Пальцы привычно нащупали волшебную палочку, но сил взмахнуть ею не осталось. Ей хотелось забыться, провалиться в небытие, но железнодорожный состав памяти уже начал свой бег и с каждым мигом набирал скорость.

Спрятавшись в Годриковой впадине, Лили словно укрылась от страшной действительности. Не выходя из дома, она могла сделать вид, что ничего не было. Что её подруга жива и здорова и вот-вот приедет её навестить. Но стило ей наткнуться взглядом на старую колдографию, на волшебные часы в детской, как по позвоночнику пробегал электрический разряд осознания. Как раньше уже не будет.

Но самое удивительное заключалось в том, что мир должен был бы пошатнуться, содрогнуться, рухнуть, а он всё ещё стоит. А она всё ещё живёт. Возится с сыном, сидит на диване рядом с мужем, читает письма друзей. Удивительно, странно и... стыдно?

Прошёл июль. Батильда Багшот всё чаще появлялась в их доме. Дамблдор забрал мантию-невидимку для каких-то своих исследований. Гарри исполнился год. Сириус всё так же не отвечал на письма, только прислал крестнику в подарок детскую метлу.

Прошёл август. Джеймс становился день ото дня всё мрачнее, но в целом жизнь в заточении стала казаться если не привычной, то обыденной. Хвост забегал к ним всё реже, и каждая весточка из внешнего мира воспринималась как праздник.

Поэтому, когда прилетела вторая сова, Лили ничего не заподозрила. Поспешно отвязывая от лапки письмо, она не обратила внимания на то, что это не те совы, которые приносили им письма последние два месяца, а незнакомая рогатая сова. Она даже не обратила внимания на то, что держит в руках не привычный пергамент, а белую магловскую бумагу. И только когда перед глазами Лили предстал мелкий витиеватый почерк, она негромко вскрикнула, заставив Джеймса вскочить с дивана и подойти к ней, и её сердце почувствовало недоброе.

То, что было дальше, Лили помнила смутно. Снова слёзы, руки Джеймса удерживают её от падения, умиротворяющий бальзам, душный сон и буквы, страшные знаки, сложившиеся в самые страшные слова.

Письмо было от Петунии. Предыдущей ночью мама Лили умерла .

Миссис Поттер думала, что больно ей было раньше. Ещё она думала, что научилась с этой болью справляться. И оба раза она ошиблась.

Она больше не плакала. Не разговаривала, не кричала. Она просто лежала и смотрела в потолок, сжираемая изнутри отчаянием и чувством вины. О том, чтобы пойти на похороны, не могло быть и речи: мантия-невидимка всё ещё была у Дамблдора. Поэтому всё, что оставалось Лили, – это в указанный сестрой день следить за минутной стрелкой, медленно ползущей вперёд.

Увидь её сейчас кто-нибудь из школьных знакомых – не поверили бы своим глазам. Несчастная, безвольная, ослабевшая. Узнать в этой подавленной женщине озорную возлюбленную Джеймса Поттера было почти невозможно. Похоже, два выстрела подряд оказались стойкой гриффиндорке не по силам.

Ветер всё не утихал. Лили вслушивалась в его пение, и на грани со сном ей казалось, что в нестройном гуле она слышит мамин голос, ласково напевающий ей на ухо.

Из забытья девушку выдернул звук открывшейся двери. Она приоткрыла глаза и поняла, что за окном уже наступил вечер. Сквозь дверной проём в тёмную комнату проникал свет, и на его фоне тень Джеймса казалась отдельным живым существом, медленно ползущим по полу.

Лили снова сомкнула веки, ожидая, когда муж уйдёт. Она слышала, как он меняет подносы, и до её обоняния донёсся слабый аромат запечённой курицы.

Поттер присел на край кровати и негромко позвал её. Лили не ответила. Теперь она лежала с распахнутыми глазами и смотрела в стенку. Она почувствовала, как шершавая ладонь Джеймса легла на её руку, легонько поглаживая большим пальцем. Он не пытался её растормошить или развеселить. Скорее всего потому, что понимал – это бесполезно. А ещё знал, что пока Лили сама не найдёт в себе силы, никто не сможет ей помочь. Знала это и Лили. Была благодарна ему, но очень хотела, чтобы прямо сейчас он ушёл.

И, словно прочитав её мысли, Поттер легонько коснулся губами её плеча, поднялся и вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Лили уткнулась носом в подушку. Голубая наволочка сильно пахла её духами и чуть-чуть чемерицей – одним из компонентов умиротворяющего бальзама. Девушка лежала, прислушиваясь к собственному дыханию. Вдох-выдох. Вдох-выдох. В голове была пустота. Не умиротворяющая лёгкость, а огромная сосущая энергию чёрная дыра.

Вдруг дверь снова открылась и так же быстро закрылась. Сначала Лили показалось, что в комнате она всё ещё одна. Но в следующий момент до её слуха донёсся звук какой-то возни и тихое бормотание. Продолжая лежать лицом вниз, девушка безразлично прислушивалась к звукам, чувствуя, как на задворках сознания крутится какая-то мысль. Звук поменялся, приблизился, стал более отчётливым и знакомым. Вдруг, словно ударенная током, Лили резко подняла голову и встретилась взглядом с маленькими любопытными ярко-зелёными глазами.

Гарри, который только-только научился ходить, пошатываясь стоял у кровати, держась за покрывало. Он был одет в ярко-оранжевые ползунки и зелёную футболочку – убойное сочетание. Увидев, что мама смотрит на него, мальчик заулыбался, громко засмеялся и, отпустив руки, с размаху упал на попу. Тут же звонкий смех сменился оглушительны плачем. Руководствуясь исключительно инстинктами, Лили вскочила с кровати и подняла ребёнка на руки, начиная его покачивать. Всё ещё похныкивая, Гарри обхватил руками материнскую шею и прижался к ней щекой. А Лили совершенно неожиданно для себя почувствовала, как её губы растягиваются в улыбке.

Чуть позже с успокоившимся сыном на руках Лили вышла из комнаты. Тут же рядом с ней возникла Тефтелька и доверительно потёрлась боком о ноги хозяйки. Лили опустилась на корточки и почесала кошку за ушком, а затем, щурясь от яркого света, в сопровождении серой любимицы пошла по комнатам первого этажа. Повсюду наблюдались следы ведения хозяйства по-поттеровски: в разбросанных ровным слоем игрушках, в сложенных на кресле вещах, в сваленной в раковине посуде. В Лили, которая разглядывала весь этот кавардак, умиление боролось с чувством вины. Это же она бросила Джеймса на амбразуру семейного быта, и он как мог самоотверженно сражался с бытовыми трудностями.

Мужа Лили нашла в постирочной. Он стоял над тазом с грязным бельём, держа в одной руке волшебную палочку, а в другой – книгу домашних заклинаний Юфимии. Очки были сдвинуты на кончик носа, и сквозь них волшебник пытался разобрать необходимое заклинание, беззвучно шевеля губами.

В комнатке очень сильно пахло стиральным порошком, и, неожиданно для самих себя, Лили и Гарри синхронно чихнули, заставив старшего Поттера поднять голову и удивлённо вскинуть брови. Джеймс и Лили встретились глазами впервые за последние несколько дней.

- Между прочим, Гарри – это запрещённый приём, – тихо произнесла миссис Поттер в ответ, покачивая сына на руках.

Взгляд Джеймса из удивлённого сделался очень виноватыми. Не говоря больше ни слова, Лили, коснувшись губами макушки сына, передала мальчика в руки мужу, забирая у него книгу заклинаний и доставая волшебную палочку. Один отточенный взмах палочки – и над тазиком поднялась густая пена, а вещи сами собой начали вращаться в мыльной воде.

Когда со стиркой было покончено, девушка вернулась в гостиную. Ползунки с кресла поспешно исчезли, большая часть игрушек тоже. И вообще, комната обрела подобие порядка. Джеймс сидел на диване спиной ко входу, но сразу вскочил, когда Лили переступила порог комнаты, и неуверенно остановился в двух шагах от неё, словно боясь преодолеть незримую границу между ними.