— Говори, как есть, — флегматично сказал Кучики, взглядом обводя снова и снова все черты её лица, будто пытаясь выдолбить их на подкорке сознания. Его серо-лавандовые глаза то и дело заглядывали её и видели всё куда глубже. Девушка даже ёжилась иногда, будто этот наглый и практически насильственный взгляд ворошил что-то в её душе. — Я уверен, что пойму.

— Оу… ясно. Хорошо. Как есть, — протараторила она, словно школьник, забывший урок, а он уже стоит у доски перед всем классом. — В общем… Всё происходящее так странно и непривычно. Я уже ничего не понимаю. И я думаю… — Эрика снова на несколько секунд укусила свою губу, но под неописуемым взглядом Кучики, а может гораздо раньше, когда она его себе только могла представлять, быстро выпустила её. — Думаю, ты меня спутал с другой. Как я уже сказала — я не Нацуми. Она умерла, когда меня и…

— Замолчи уже, глупое создание…

Кучики вновь схватил её за челюсти, как в тот день, когда Нацуми закусывала губу стоя перед ним в его кабинете, застигнутая врасплох из-за того, что отвлеклась от реальности на мысленное восхищение и восхваление скромной персоны капитана шестого отряда Готей-13. Рот девушки открылся, и выглядел как овал. Теперь Урахара пронзила его гневным и хмурым взглядом, вцепившись острыми ногтями-домиками, которые были острижены в эту форму именно для таких случаев. Бьякуя прекратил сжимать её лицо почти моментально.

— Зачем же ты лжёшь мне? — спросил он, не давая времени опомниться и позволить захлебнуться обвинениями в его сторону.

— Ась?

Эрика повисла, как будто затормозивший видеопроигрыватель. Удивление и непонимание отпечатались на её лице, а брови зафиксировались где-то на лбу.

Теперь временем капитан поспешил объясниться.

— Твои слова…

Мужчина провёл большим пальцем по алым искусанным губам девушки, заставляя ту окончательно замереть в неописуемой смеси восторга и изумления.

— Твои действия и поступки…

Другая рука скользнула к уху, заправляя за него солнечные локоны. Их под затылком перехватила правая ладонь, пропуская волосы через пятерню до тянущего ощущения между пальцами.

— И даже твой запах…

Кучики оттенял сжатые в правой руке волосы в сторону, наклоняя голову девушки, пока левая удерживала её плечо на своём месте, после чего так быстро приник носом к изгибу изящной шеи, что Урахара даже опомниться не успела. Горячее дыхание опалило особенно чувствительную в этом месте кожу, и пока Бьякуя, как заядлый курильщик, делал несколько глубоких «затяжек» девичьего природного запаха, Эрика шумно втянула в себя воздух через нос с каким-то полустоном удивления и некоего восхищения от действия мужчины. Лёгкие даже на мгновение отозвались протестующей болью — столько кислорода им было не надо.

«Ох эта чёртова шея» — промелькнуло в голове у девушки.

— Только этот запах способен свести меня с ума… — тихим, вкрадчивым тоном говорил капитан, поднимаясь кончикам носа к заушной впадинке, пока Урахара млела и плавилась в её руках, точно пластилин под жаркими лучами летнего солнца. — Его нельзя подделать, — шептали губы мужчины, плавно поднимающие по шее к щеке, а от к неё — к носу, останавливаясь у него, будто он был той ещё преградой. — Так что не ври мне, Эрика, или Поллукс, или Нацуми. Есть ли значение, как тебя зовут? Ты всё равно моя обожаемая, милая, добрая, отважная, боевая, милосердная, не совсем умная, но гордая и бесценная Нацу.

Рука из-под затылка скользнула к девичьей шее по её изгибу. А потом ухватились за многострадальную челюсть, запрокидывая за них голову Урахары. Девушка, давно закрывшая глаза от накативших как цунами ощущений, снова ухватилась за мужское запястье, почти хныча. Нос уже не доставлял нужного количество объёма ушедшим в отрыв сегодня лёгким, и ей приходилось всеми силами втягивать его через рот, пока органы дыхания нещадно давили на трещину в кости, привнося в интимною сцену не ложку, а целую кружку дёгтя с горкой. Кучики явно чувствовал это на том самом розово-сопливом «космическом» уровне, и пока моральная и физическая боль не подавили весь настрой Нацу, он накрыл её губы своими, неистово сминая и фиксируя. А Урахара, хоть и не забывшая о весьма неметафоричной ране в груди, однако насильно отодвинувшая её хоть и не на задний, но на второй план, утонула в таком долгожданном поцелуе.

— Сам ты глупый… — тихо выдохнула Нацу прямо в губы мужчины, когда тот, прижимаясь к её лбу своим, отстранился на пару чертовски коротких, но таких неимоверно длинных сантиметров. — Надо было сделать это гораздо раньше.

— Согласен… — Кучики растягивает губы в широкой улыбке — редкой до абсурдности гостье на его лице, — и даже приглушённо смеётся вместе с девушкой. Урахара ощущает себя той самой влюблённой дурочкой из бульварных романов, и это чувство возводиться в десятикратную степень, когда этот «сгусток сексуальной отчуждённости» (который раньше на этом расстоянии в изогнутые реснички, мазнувшие по щеке Бьякуи, когда она в очередной раз закрыла глаза, был ей доступен только во снах), вновь статично сминает её губы. Далеко не сладкие, но всё равно так долго манящие. Никакого трепета — лишь холодный расчёт и жёсткие уверенные (Урахара практически убеждена — рассчитанные вплоть до миллисекунды и сокращения каждой отельной клеточки мышцы мужских губ) поцелуи.

— Ты как будто бастион берёшь, а не трёхсотлетнею девственницу целуешь… — в очередной перерыв между порывами со стороны Кучики, со сбившимся от переизбытка всевозможных чувств дыханием озвучивает блондинка. — О Ками-сама, что ты делаешь?

— Развращаю трёхсотлетнею девственницу, — продолжая начатые «мокрые», более развязные поцелуи, отвечает капитан.

Ох… эти поцелуи… Именно о них Нацу читала в незаслуженно второсортных по мнению женщин за сорок любовных романах с рейтингом выше 18+. Именно они снились ей в её чёртовых снах в перерывах между кошмарами-воспоминаниями, в которых и без поцелуев хватало этих самых чертей, да и не только.

Глубокие. Чувственные. До боли в груди из-за мыслей об их иллюзорной природе и тянущего в низу живота ощущения завязывающегося узла.

Мужская ладонь медленно, «на ощупь» спускается с девичьей челюсти, практически полностью смыкаясь на ней, пока вторая зарывается в светлые, до мурашек приятные на ощупь волосы, наконец-то не подметающие пол. Капитан тянет их к низу, сжимая тиски вокруг на хрупкой шее, одновременно обеими руками «направляя» Нацу так, как ему это удобно.

«Ещё какой тиран…» — снова расцветает мысль в голове у Урахары, когда она на несколько долгих мгновений чувствует, что этот «чёртов маньяк!» перекрыл ей доступ к кислороду. Она тут же протестующе замычала — кому вообще понравится перспектива умереть во время почти первого поцелуя, — но Бьякуя уже понял свою ошибку.

— Прости.

«Ему почти стыдно» — оценивает тон голоса мужчины Нацу у себя в голове. Но вслух говорит другое:

— У кого-то фетиш на удушения? А вы жестокий человек, господин капитан Кучики Бьякуя.

— Мне просто нравится твоя шея.

Он отстранился, поэтому Урахара ехидным взглядом детально изучает его насмешливое выражение лица. Фраза капитана могла показаться жуткой, но только не с завидной частностью влезающей во все авантюры Эрики-Нацуми.

— А мне твои руки, — тем же тоном и с тем же выражением парирует она. — Мы нашли друг друга.

Спустя довольно недолгое время, пара влюблённых стояла в обнимку уже у стены, в которой они нашли свою опору на время небольшого акта любви. Нацу льнула всем телом к Бьякуе, пока он сжимал её своими обыкновенными тисками рук (ставшими таковыми всего за этот очень длинный день). Челюсти ещё недолго сводило от затянувшихся ласк — они давали им законных отдых, да и поцелуи теперь расценивались каждым как нечто не совсем «дозволенное». Ведь столько вопросов были не только не разрешённые, но и не озвученные.

В этом деле, как и во многих других, Кучики решил взять пальму первенства, ответственность и удар на себя, решив зайти издалека.