На задворках сознания беловласки мелькнула мысль, что это тщательно подготовленная месть от Шото за то, что она заставила пообещать его прийти в школу с пластырем на разбитом льдом катка носу. Но она тут же отмела её — Тодороки не злопамятный и уж точно не стал бы злиться из-за заботы со стороны Эбигейл. Уж что-что, а её он принимает с завидной жадностью, словно восполняя те пустоту, что оставил ему отец своим воспитанием и ограничением от материнской ласки в столь юном возрасте.

— Пластырь с пингвинчиками или кроликами будет слишком заметным… особенно в определённых местах… — добавила девушка тут же, почувствовав, как Шото метить выемку на изгибе её шеи.

— Как хорошо, что ты носишь водолазки… — только и сказал он.

Эбигейл усмехается, прикрывая глаза и отдаваясь ощущением. Теперь она чувствует, как рука парня накрыла одну из её грудей и мягко сжимает. Девушка не считала свой бюст особенно внушительным, он немного уступал в размерах Яойорозу, но это не печалило его обладательницу. Однако её грудь всё-таки не помещалась в ладони парня, а ведь у него она была весьма большая. Словно обретя новую, ранее неизвестную, но вмиг ставшую желанной игрушку, парень сминал её, то и дело большим пальцем потирая торчком стоящий от возбуждения сосок.

Девичьи пальцы одно руки оттянули волосы парня у самых корней, посылая электрические заряды по его телу. Второй она пробралась под футболку, сжимая бугрившиеся на спине Тодороки горячие мышцы и подтягивая ткань, скрывающую мужской торс, к верху, чтобы совсем скоро её снять. Восхищение контрастом их сил и телосложений увеличивалось с каждой секундой в разы.

Левая рука будущего героя отпускает затылок и скользит вниз, одновременно с правой. Одна останавливается около нетронутой ранее груди, другая — у самой резинки шортиков. Пальцы проводят вдоль так, чтобы касаться слишком чувствительно сейчас живота. Там снова что-то ухает, и Эбигейл чуть ли не в экстазе закатывает глаза — настолько это приятно.

— Моя… — снова шепчет Тодороки.

— Мой, — повторяет за ним Айзава.

Майка уже собралась складками над оголённой грудью, от смущения и негодования от мысли, что она почти раздета, а Шото нет, Эбигейл вцепилась руками в футболку парня. Получилось так, что она натянула вещь до шеи парня, пока тот выцеловывал себе дорожку к девичьему животу. Повинуясь воли Айзавы, он на несколько секунд принял сидячее положение и стянул с себя уже ненужный элемент одежды, выбрасывая его куда-то за спину, даже не смотря в его сторону. Горячо. Очень.

— Красивая, — довольно произносит парень с высоты собственного роста наблюдая открывшейся вид. В горле снова становится сухо, Эбигейл быстро облизывает губы, смачивая их слюной, а её соски твердеют еще больше. Она и сама в восторге от тела партнёра. Для неё оно намного шикарнее, чем её собственное. Те же мысли с точностью до наоборот поселились в голове Тодороки.

Не в силах и дальше сдерживаться, Шото рывком приник к губам девушки, срывая с них поцелуй вместе с зубами, словно яростно сдёргивая застрявшее бегунки со шторой в гардине. Секунда, и он то же проделывает с шеей, ключицей, грудью, пока руки окончательно стягивают майку с Эбигейл. Только с сосками он нежен и старателен — не дурак, знает, что у некоторых девушек с ними шутками плохи. Только у Айзава не очень чувствительные соски, она даже не заметила, когда Тодороки нечаянно царапнул по ним зубами. Значит, можно не особо сдерживаться.

Шорты больше не преграда, не непреступная граница. Её стоны, взгляды, податливость срывают последние ограничения. Рука скользить вниз, отодвигает кружевное бельё. Дальше, ниже.

— Не бойся… не шевелись, — шепчет он, снова оказавшись у самого ушка. Эбигейл стонет, тяжело дышит, немного ёрзает, привыкая к странным ощущениям. Одно дело — касаться себя самой, владеть своим телом единолично и безраздельно, а другое — отдаться в чужие руки.

Не такие уж и чужие, конечно. Но немного необычно. И совсем капельку страшно.

Пальцы уже раздвигают половые губы. Трогают, касаются. Вновь и вновь. Гладят. Он чувствуют её влагу. Самодовольная улыбка всего на несколько секунд появляется на его лице, и вот он снова сосредоточен.

Аккуратно. Нежно. Чтобы ей не было больно. Контролировать себя. Чувствовать её.

Эбигейл дёргается, ощущая фалангу длинного мужского пальца внутри, но Шото крепко держит её, не даёт убежать. Она снова ёрзает вопреки его наказу. Вместо ругательств, парень усмехается в её шею.

— Всё нормально, малыш. Так надо. Надо подготовиться или будет больно. Особенно в первый раз у девочек.

Эбигейл кивает, слегка задерживая дыхание через вздохи. Ручки цепляются за его волосы и спину сильнее. Она жмурится, но не пытается отползти.

— Ты делал это раньше? — спрашивает она сама понимая, что это абсурд. Но не спросить не может. Тодороки снова усмехается, но уже по-другому — снисходительно, но кажется с лёгкой обиды от недоверия. Но он знает — женщины любят ушами. Им важно слышать, важно знать, что она единственная. И раз это так, ему не стыдно это повторять раз от разу.

— Как я мог? Когда? Да и с кем?

Эбигейл кивает самой себе, тихо выдыхает и слегка расслабляется. Внушает себе мысль о том, что Шото не навредит ей никогда и ни за что. Что он знает, что делает. Что непонятные ощущение надо просто пережить.

Ладонь Тодороки сейчас накрыла всю промежность. Большой палец гладит лобок, пока средний медленно, кругами проникает внутрь лона. Поступательно, как поршень. Вновь и вновь погружается, с каждым разом всё дальше. Раздвигает тугие стенки, готовит. Эбигейл сладко стонет ему на ухо, бессознательно пытаясь сделать голос тише. Звукоизоляция хорошая, но не идеальная. Урарака ведь услышала у двери крики Эрики. Айзава сомневалась, что Сейя срывала тогда горло. Она не хрипела сегодня.

— Такая мокрая… и узкая… — комментирует Шото. Губы девушки непроизвольно растягиваются в какой-то обречённой улыбке.

— Ты чёртов садист, Тодороки. Садист, манипулятор и, по всей видимости, пошляк.

— Я никогда не отрицал этого, малыш.

Ко второму пальцу медленно добавляется второй. Эбигейл морщится и снова заставляет себя не дёргаться. Проходит какое-то время, пока она полностью привыкает, расширившись как следует. Низ живота болезненно тянется ещё больше, чем раньше. Его пальцы творят с ней что-то непонятное, они двигаются и сгибаются, задевая какую-то точку внутри, от которой дёргаются ноги и сжимаются пальчики. И хочется еще. Эбигейл уже практически сама подается навстречу Шото. Сбивчиво шепчет ему на ухо то нелестные комментарии, то просьбы — сумбурные и порой неразборчивые, однако весьма и весьма ему понятные. Просит не останавливаться. И просит большего.

— Где ты этому научился? — тяжело дыша, спрашивает Эбигейл, пока Тодороки стягивает с её ножек последнюю одежду. Руки лежат где-то над головой, пальчики то и дело сжимаются в кулачки. Тугая пружина, скрутившаяся внутри, болезненно ныла из-за нагло оборванных ласок. Горло не желало восстанавливаться от поселившейся в нём засухи, а губы постоянно сушились — слюны уже не хватало.

— У парней свои секреты, — усмехается парень. — Не стану их раскрывать, чтобы ты косо не смотрела на наших одноклассников.

— Так ты успеваешь сейчас думать и об одноклассниках?

— Нет. Сейчас я думаю только о тебе. Раздвинь ножки, малыш, и согни коленки.

Эбигейл сперва не двигается, словно обдумывая явно не просьбу Шото. Но потом медленно подгибает ноги и также плавно их разводит, рвано скользя вспотевшими пятками по постели. Тем временем парень встаёт и избавляется от пижамных штанов, а затем и от боксерных трусов. Хватает всего мимолётного взгляда на его вполне приличный для подростка член, и Эбигейл с обречённым вздохом и стоном отводит взгляд. «Насмотрелась» — убеждает она себя, не в силах понять, как Шото собирается это поместить в неё. Тем временем холод, обдавший её тело в момент, когда парень отстранился, ушёл — Тодороки снова накрыл девушку собой, вернувшись на своё место между её до сих пор покорно раздвинутых ножек.