— Ты не знаешь ничего о правде. Если бы ты сделал то, что тебе велели, я бы сказал тебе об этом сейчас. Но это не так, поэтому запомни: V легион — это моя орда и никто не обнажает в ней свои клинки, кроме как по моему слову. Так было с тех пор, как мы впервые сразились среди степей Альтаки. — говорил Джагатай истекающему кровью полководцу. — И никакая сила во вселенной, будь то Хорус или сам Император, этого не изменит.
Капли крови, стекающие с терминаторского доспеха, создали под ним озеро, наполненное болью и бессилием. Каган сделал глубокий вдох воздуха, насыщенного шоком Хасика от того, что с ним сделал его повелитель.
— Я дал тебе свободу, которую не одобрил бы ни один другой лорд Легиона Космического Десанта. И как ты мне отплатил? Предательством и огнём. Поэтому вот как ты будешь покаран за свою гордыню.
Джагатай сжал горло изменника сильнее, а затем вырвал клинок дао из плоти ослабленного десантника. Каган резко отвёл меч назад, сплеснув кровь ренегата с лезвия, а потом отшвырнул тело Хасика в сторону. Он вылетел из мощной руки и врезался в командный трон флагмана Белых Шрамов, расколов тот напополам, прежде чем скатиться по ступеням помоста. Каган повернулся к стёклам и последний раз взглянул на тлеющий мир ближайшего друга. Цинь Са подбежал к Хасику с обнаженным оружием, но он не поднялся.
Пока примарх Белых Шрамов рассматривал поверхность Просперо, Эйдолон, предвкушая реакцию на приход их вспомогательного контингента, улыбнулся и подумал: «Сразись я с этим клеймённым дикарём один на один, исход был бы иным. Как жаль, что сейчас не время для этого.» и, используя вокс, велел покидающему систему Форзар кораблю Гвардии Смерти телепортировать их назад. Судно XIV-го легиона отреагировало незамедлительно и кавалерия, помогавшая изменникам вырезать собственных братьев, скрылась в яркой вспышке.
Взгляд Кагана всё ещё был прикован к наблюдательной арке, через огромные порталы реального обзора к орбитальному пространству Просперо. В его венах до сих пор пульсировала ярость, смешанная с осознанием тяжелого горя отступничества. На миг, его разум наполнился видением дальнейшей расплаты, наказания всего его заблудшего генетического потомства, подобно мстительному богу забытого прошлого.
Далеко в пустоте вспыхнули беззвучные взрывы света. Мортарион не соврал, по крайней мере, об этом — боевые корабли вступили в бой, лэнсы стреляли, щиты начали лопаться. Времени не было. Джагатай повернулся назад к своим сыновьям.
— Кевкед! Наступили тяжёлые времена. Хорус решил, что мы наивные варвары, которые побегут за ним, подобно псам, следующим за брошенной костью. Но он ошибся. Мы не бесчестные дикари и не мясники, жаждущие крови. Мы — лучшие воины Чогориса и Терры. Наше слово нерушимо, и оно было дано Императору. — обратился Джагатай Хан к своим сыновьям, вставшим на колени, и указал на лежавшего без сил Хасика. — Те из вас, кто поверил этому изворотливому в своей лжи змею, кто подумал, что он вправе решать за меня, какова будет судьба моей орды, получат приговор. Расплата придёт, а павшие будут погребены, как подобает воинам, — воскликнул Хан, обращаясь к сотням, ожидавшим указаний. — Но, пока что, битва зовёт.
Каган приказал экипажу связаться по воксу с остальной частью флота Белых Шрамов.
Превзойдённая численностью и вооружением, формация Гвардии Смерти быстро начала отступать в защитный кордон. V-ый легион ринулся за ними, изнуряя, обстреливая, выплёскивая всю сдерживаемую доселе ярость в водоворот лэнс-энергии. Хорус посчитал Джагатая глупым простолюдином, нанеся непростительное оскорбление, и скоро он за это ответит. Но первым, кто познает на себе истинный гнев Белых Шрамов, должен был стать флот XIV-го легиона.
— Мы вступим в бой с Гвардией Смерти. Строй гуан-ча. — отдал указания Джагатай Хан, смотря в пустотные космические просторы, которые вскоре наполняться вспышками. — Полный огонь.
========== ГЛАВА XI Плата. Клятва. Шанс ==========
Руки дрожали, пока десантник пытался прийти в себя. В голове до сих пор звучали последние слова, произнесённые захлебывающимся кровью братом. Джогатен обхватил свою голову в порыве горя, сжав пальцами кожу. Тюремная камера в полной темноте казалась безгранично большой, отчего Астартес, сидя там наедине, чувствовал себя ещё более одиноко. Обдумывая сказанное Сыкрином в предсмертной агонии, Джогатен подсознательно додумывал прошёптанные братом слова. «Ты не спас меня. Ты виноват в моей смерти» звучало громче с каждым новым разом. Душевная боль не утихала, поэтому заключённый встал с пола и решил выместить горечь и злобу на невидимой металлической стене. Звук ударов, которые испытывала железная поверхность, грубел, а создавать их источник становилось труднее. Омытые кровью костяшки, начали скользить и сбиваться с цели, из-за чего Джогатен начал использовать свою голову, как кузнечный молот, обрушивая гнев на скрытую во тьме вертикальную наковальню.
– Хе-хе-хе. – послышался сзади тихий смешок.
– Кто здесь? – резко развернулся бывший капитан.
– Странно, что ты так быстро забыл мой голос. – звучало отовсюду. – Хотя… Может, атака нашего брата из III-го легиона слишком сильно повредила голосовые связки?
– Сык-Сыкрин? – спросил у темноты Джогатен, после чего сам ответил на свой вопрос, – Нет. Это не можешь быть ты. Довольно этих игр! Покажись!
– Показываться некому, брат. – прозвучал шёпот над ухом. Заключённый с разворота попытался нанести удар по пустоте. – Здесь только ты. И я.
– Какие-то псайкерские манипуляции?
– Я не знаю. Ха-ха-ха-ха…
– Что смешного? – стиснул зубы космодесантник, задавая мгле вопрос.
– То, что ты не способен принять тот факт, что я действительно здесь. Это веселит. – каждое слово было отдельным звуком, издаваемым из разных точек в пространстве камеры, постепенно приближаясь к узнику.
Джогатен начал часто оглядываться. Границы тюремной камеры раньше были не видны, но осязаемы, в какой-то степени ощущалось, даже в кромешной тьме, что заключённый находится в помещении. Но теперь они, будто исчезли. Джогатен, словно оказался посреди безграничной пустоты, в центре необъятной пустыни, чёрной, как самая непроглядная, безжизненная ночь. Повернувшись в очередной раз, горе-революционер застал быстро парящего в свою сторону погибшего брата. Невольник из-за неожиданности отступил назад, а мертвец, закованный в доспехи, ставшие гробом, остановился.
– Наконец-то. Наконец-то ты можешь увидеть плод своих трудов. – холодно, неискренне улыбалось лицо, которое Джогатен всю жизнь помнил не таким.
Десантник, будто кукольная марионетка, парил в воздухе. Не всё тело показалось из черноты. Отчётливо видны были лишь голова и часть могильно угольного пластрона. Лицо было бледным, а контрастирующая с ней чёрная копна волос слилась со тьмой.
– Почему, Джогатен?
В ушах начало свистеть. Звук, пронизывающий барабанные перепонки становился громче с каждым сантиметром приближения умершего брата. Узник рухнул на колени, закрывая ладонями уши, но это никак не помогало сделать звук тише.
– Я не этого хотел! – вопил Джогатен, чувствуя, что его руки становятся липкими от крови, заполнившей ушные протоки.
– Почему, Джогатен? – вопрошал вернувшийся из преисподней брат, разрывая сознание, пока лежащий на полу десантник сдавливал свой череп, будто его руки были металлическими тисками.
Гул свиста слился с голосом покойника, ритмично звучавшим в голове, подобно бою барабанов, и весь шум превратился в сводящую с ума какофонию.
– Почему, Джогатен?
– Прошу, не надо! – космодесантник возопил, но не расслышал своего крика среди несогласных между собой адских звуков.
Свернувшись на металлическом полу среди гнетущей темени, он продолжал пытаться издать хоть какой-то звук, но всё было тщетно. Будто ангел, посланный смертью забрать душу отжившего свой век человека, фигура почившего капеллана наседала над извивающимся в агонии пленником.
