Аманда отвернулась от зеркала и одарила меня широкой улыбкой.

- Да, я знаю. – ответил я. – Но все равно беспокоюсь.

- Ты даже не представляешь насколько выносливыми бывают дети. Она сильнее, чем кажется, Эрн.

Я как никто другой знал НАСКОЛЬКО выносливыми бывают дети. Я пережил такое, что не снилось ни Аманде, ни Грэйс, которая часто твердит о монстрах в своих снах, ни даже Гвин. Я собственными руками убил своего близнеца, когда мне было ровно столько же сколько сейчас моим детям. Хотя должен признать, я оказался не таким крепким как должен бы. Я по сей день вижу ту самую ночь в своих снах. И в этих снах (” кошмарах ” – поправил я себя) мне является тот, кто пострашнее всех монстров Грэйс вместе взятых. Возможно, если бы Грэйс была на моем месте – чего я ей конечно же никогда не пожелаю! – она бы справилась с этим грузом гораздо быстрее чем я, у нее характер и нервы Мэйта.

- Я знаю. Пойду пожелаю спокойной ночи. – заявил я, выбрался из постели в которой уже лежал в футболке и пижамных штанах и пошел к двери.

- Ого. Ты давно уже этого не делал. – второй раз удивилась Аманда. Я улыбнулся ей напоследок и вышел в коридор. Спустился по лестнице на первый этаж и ступил на мягкий ворс ковровой дорожки, тянущейся аж до самой двери кухни. Ближайшей дверью ко мне была комната Грэйс. Я осторожно приоткрыл ее и заглянул внутрь, стараясь вести себя как можно тише на случай если дочь уже спит, но та, на мое удивление сидела за своим столом при свете настольной лампы и что-то рисовала.

- Почему не ложишься, Грэйс? Почти одиннадцать вечера. Тебе завтра в школу. – напомнил я. Она терпеть не могла напоминания о школе или о домашнем задании и резко обернулась ко мне, пронзив меня суровым взглядом зеленых глаз.

- Гвин тоже не спит между прочем. – тут же наябедничала на сестру Грэйс. – Я докрашу рисунок и лягу, папа.

Я присел на край ее уже расстеленной кровати чтобы видеть усыпанный цветными карандашами стол, кучу разрисованных листов и не сложенные в портфель учебники и тетради на завтра.

- Можно я посмотрю твои рисунки? – спросил я, протягивая руку к небольшой стопке заполненных детской фантазией листов.

- Угу. – буркнула Грэйс, усердно орудуя красным карандашом так что кончик ее языка залез на верхнюю губу. Я принялся рассматривать картинки дочери, в полной тишине чтобы не нарушать творческую атмосферу.

На одном листе большой двухэтажный дом с голубым небом и большим желтым солнцем с длинными лучами. На втором рыжий улыбающийся кот. Дальше шел портрет Аманды. Конечно, оставляет желать лучшего, но главное, что с душой. Миска с яблоками. Новогодняя елка и... Последний рисунок, который я держал в руках, заставил меня похолодеть. Абсолютно чистый белый листок без какого-либо фона, неба, деревьев и прочего. Никакого разнообразия цветов, использован только один красный карандаш. Из палочек и кружочков на бумаге, я сделал вывод, что здесь изображена кровать, а рядом стол Грэйс за которым она сейчас рисовала. На кровати под одеялом лежал человечек... вот только голова была на полу. И если проявить фантазию, можно догадаться, что небольшая закорючка помимо так называемых ” кровати “, ” девочки ” и ” стола ” была топором.

- Грэйс, что это такое? – спросил ее я и сам удивился тому как грубо и резко прозвучал мой голос. Будь на ее месте Гвин, та растерялась бы. Только не Грэйс. В ответ на него она стрельнула в меня своим привычным сердитым взглядом, забрала у меня листок чтобы взглянуть, а затем протянула обратно и пожала плечами.

- Не знаю. Это Гвин принесла.

Я не мог отвести глаз от рисунка. Такие рисунки свойственны детям с нездоровой психикой. Моя дочь никогда не стала бы рисовать ничего подобного. И она уж точно давным-давно вышла из возраста, когда дети рисуют палочками и кружками.

- Ты закончила? – тихо спросил я, не отрывая глаз от рисунка.

- Угу. Посмотри как красиво. Не то что у Гвин.

Она протянула мне листок с только что законченным рисунком толстого веселого старичка, который в Рождество залезает в кирпичные трубы на крышах домов.

- До Рождества еще далековато, Грэйс. – сказал я.

- Ну и что? Главное, что получился красивый Санта, а не каляка-маляка как у нее.

- Выключай свет и ложись в кровать. – велел я, поднимаясь с постели Грэйс чтобы уступить ей место. Та недовольно что-то проворчала себе под нос, но потушила свет и быстро забралась под одеяло. Я поцеловал ее в лоб на прощанье и отправился к Гвин. Не столько чтобы пожелать ей спокойной ночи, сколько получить ответ на вопрос, который так терзал мое сердце.

Несмотря на слова Грэйс, Гвин уже лежала в кроватке. Я знал, что в отличие от сестры, Гвин долго ворочалась прежде чем погружалась в сон и как только я вошел в комнату, ее голос нарушил тишину темной спальни.

- Ты пришел пожелать мне спокойной ночи?

- Да, милая. – ответил я, присаживаясь рядом с ее кроватью на табурет. – Ты уже засыпала?

- Нет. – ответила Гвин. – Мне совсем не хочется спать. И в школу завтра тоже ехать не хочется. Ничего не хочется.

- Почему? Тебя обижают в школе? – поинтересовался я.

- Нет. Меня просто не замечают. Никто не хочет со мной дружить. Наверное это потому что я не такая как Грэйс. Грэйс всегда знает, что сказать чтобы другим было интересно с ней разговаривать. Я так не умею. – поведала Гвин. По голосу я понял, что она вот-вот начнет плакать. Мне совсем не хотелось чтобы она расстраивалась по пустякам. Я протянул руку и мягко провел по ее распущенным коротким волосам.

- Зато ты очень красиво рисуешь. – заявил я и поднялся с места чтобы включить ненадолго настольную лампу. Затем приземлился обратно на табурет и протянул Гвин рисунок. – Объясни, что здесь изображено?

Гвин привстала, потерла сонные глазки и взяла в руки рисунок, чтобы понять о каком именно идет речь. Она не так много рисовала в последнее время как Грэйс, потому что старалась больше времени уделять урокам, но все же не совсем забросила это занятие. Рассмотрев и, очевидно, узнав рисунок, глаза ее испуганно расширились и дочь тут же вернула лист обратно мне.

- Это не я, честно. – покачала головой Гвин.

- А кто? Грэйс? – спросил я, удивившись и в то же самое время расслабившись. Если это не ее рисунок – хорошо, но неужели она сейчас собирается перевести стрелки на Грэйс, когда та сказала, что рисунок принадлежит Гвин? Гвин никогда не врала, чем я был очень горд, но и Грэйс в данный момент не клеветала ее. Я видел какие красивые картинки рисует Грэйс. Я бы даже сказал: ” мастерство не годам ” и то что в ее рисунках могло заваляться нечто подобное – просто смешно. И в то же время жутко.

- Нет, это мальчик. – ответила Гвин. Сердце у меня буквально провалилось в желудок. Перед глазами тут же замаячила физиономия Мэйта. Эти заляпанные кровью черные как смоль волосы и хищные зеленые глаза.

- Какой мальчик? И зачем он дал тебе свой рисунок?

- Его не существует. Он мне приснился. – ответила Гвин. – Мне приснилось, что мы сидели на зеленой травке перед нашим домом и рисовали. Он нарисовал этот рисунок и подарил мне. Рисунок конечно, так себе, но я не хотела его обижать. А когда я проснулась, то нашла его рисунок на своем столе. Я испугалась и положила его в стопку рисунков Грэйс пока она спала. Ей тоже не понравилось?

- Нет, ей очень понравилось. Просто мне понравилось больше и она отдала его мне. Ты не против? – солгал я, чувствуя себя просто отвратительно. Я всегда говорил детям как важно всегда говорить правду и теперь сам вынужден врать Гвин в лицо. Но полагаю, эта ложь очень даже во благо. Та молча покачала головой, подтвердив, что не против.

- А как выглядел мальчик из твоего сна? – поинтересовался я.

- Я не помню. Помню только как он рисовал свое, а я свое.

- Ну ладно. Тогда закрывай глазки и пусть тебе приснится много новых и сладких снов, солнышко. – пожелал на прощанье я, выключил свет, поцеловал ее так же как Грэйс и забрал листок.

Покинув комнату дочери и прикрыв за собой дверь я облокотился спиной о стену рядом и разорвал его в клочья. Взглянув в другой конец коридора, я замер и клочья бумаги разлетелись по ковру. На диванчике рядом с картиной Мэйт помахал мне рукой. На его лице играла самая хищная улыбочка какую только можно представить. Я отшатнулся от стены и потер сонные глаза. Через секунду диван снова был пуст.