Тротуары в этом городке такие узкие, их проложили бог знает когда, в некоторых местах на асфальте давно уже появились ямы и огромные трещины.

Тротуар был завален мусором.

Антон шел не спеша, пиная какую-то пустую пивную банку. У него был

тяжелый рабочий день. Работал Антон на железной дороге, разгружал вагоны

с товаром, одиннадцать часов в сутки, это был адский труд, да к тому же он был болен чахоткой и скрывал это от своего бригадира. А если бы даже бригадир

узнал, вряд ли он уволил Антона. Бригадира все называли Тимофеич, так как имени никто не знал, да и он так всегда представлялся новому лицу и просил его так называть.

И этот бригадир Тимофеич был очень жадным до денег. Когда выплачивал положенный заработок, его руки с деньгами тряслись от жадности, было такое ощущение, что он свои кровные бумажки отрывает от сердца. Да еще когда работник получал своим адским трудом заработанные деньги, Тимофеич любил приговаривать: «Эх (глубокий вздох), как бы не переплатить, бездельники». И после раздачи милостыни от Тимофеича, как всегда, всех называл лентяями.

Надо заметить, что во время разгрузки поезда всеми «любимый» бригадир только руководил процессом. Да, кстати, насчет болезни Антона и бригадира. Ему было абсолютно на всех наплевать, потому что контингент бригады в основном состоял из бездомных, алкоголиков и какого-то приблудившегося умственно отсталого, который сбежал из психушки и жил здесь же рядом, на вокзале. Его никто не трогал, в том числе и милиция, все боялись заразиться от него бешенством, хотя таким он не страдал. Просто пускал слюни, как маленький ребенок. Имени его никто не знал. Его просто называли «Эй, даун». Только Антон дал ему имя, он называл его Петр в честь умершего отца. А почему именно в честь отца, потому что его глаза напоминали глаза потерянного родителя.

А как же он попал в бригаду Тимофеича?

В один день пришло три состава, их все нужно было разгрузить сразу. И поэтому в этот день бригада Антона работала тринадцать часов без отдыха.

В его бригаде был некто бездомный по имени Лелик. Естественно, это было его прозвище, его имени никто не знал, насчет прозвища – Лелик сам так представлялся. В общем-то, у большей части «дружного» коллектива были только прозвища. Мода нашего времени – когда приходил новенький, у него спрашивали: «Как твое погонялово, любезный?». Только Антон и еще некоторые, которые все-таки пока уважали себя, отстояли свое имя. Им пришлось трудновато это сделать.

Итак, этот Лелик пришел на работу после «великой» пьянки со своим другом, который был без ног, они жили вместе в сгоревшем амбаре для скотины. Он был небольшой, но теплый, сделан из цельных бревен, стыки которых забиты ватным утеплителем, поэтому сквозняков, к счастью, не было. Так что Лелику и его сожителю было там более-менее тепло. А зимой они накрывались двумя драными пуховыми одеялами, которые Лелику дал как жест добрый воли сам начальник вокзала. После этого Коробеев, так его звали, всем хвалился, какой он добрый и великодушный. Он вообще любил похвастаться от всей души, особенно когда захмелеет от горячительного. И пошла вся его великодушная суета. Конечно, великодушных поступков Коробеев сделал мало. Например, подал десять копеек просящей милостыню старушке, которые завалялись в его кармане. А он приукрашивал эти события так, как будто покорил Эверест.

Но вернемся в тот роковой день. Итак, Лелик, получив заработанные деньги и «отдохнув» со своим сожителем, явился к началу рабочего дня, естественно, с похмелья. Сердце у Лелика было слабым, в детстве он страдал пороком. Ему сделали операцию, которая не вылечила его до конца, но полный курс лечения он пройти так и не смог. Его родители были постоянно в разъезде в поисках лучшей жизни. В итоге вся семья застряла в этом городке.

Вся бригада работала как проклятая, Тимофеич бегал вокруг, орал: «Быстрее, лентяи, быстрее!» Лелик старался, сам всех подгонял. И случилась трагедия – похмельный синдром и палящее летнее солнце, сильные физические нагрузки сделали свое дело.

Сердце не выдержало.

Антон подал ящик, Лелик взял, поднес к груди, замер на месте, потупил взгляд, лицо сконфузилось. Он только успел произнести «мамочки» и упал на спину замертво, придавив себя ящиком.

«Что случилось, боже, Лелику плохо, скорее, скорее, надо унести его».

Группа работников из других бригад взяли Лелика и понесли к фельдшеру, но по пути выяснилось, что Лелик умер, фельдшер только констатировал смерть. Вся бригада Лелика замерла от скорби. Однако скорбеть им пришлось недолго, бригадир и оратор Тимофеич привел всех в чувство:

– Что стоите, как истуканы, лентяи, ну сдох и ладно, поделом бездельнику, алкаш поганый, давайте работайте, работайте.

Коробеев сказал, чтобы за сутки все сделали, а желательно и меньше, – проораторствовал Тимофеич.

Так в бригаде появилось вакантное место, куда и устроился Петр-даун. Его привела к Тимофеичу Зинаида Петровна, уборщица вокзала, она присматривала за Петром.

Жаль дурачка.

Ей удалось упросить бригадира взять дурачка к нему.

Конечно, Тимофеич зловредил:

«Зачем ему деньги?

Что он будет с ними делать?»

Но нехотя взял Петра.

Только из заработанных Петром денег зловредный бригадир кой-какую часть пытался утаить. Но это быстро пресекли, ведь были и неравнодушные люди в этом коллективе.

Со смерти Лелика прошло много времени, его забыли. Притом что состав коллектива менялся часто и не всегда по случаю смерти работника. Многие просто уходили в запой.

Поэтому в этой бригаде никто ни за кем не следил. А Антон скрывал свою болезнь только из-за того, что был застенчив, и отсюда страх потерять заработок. Наш герой шел по разбитому, замусоренному тротуару, у него не было даже сил перепрыгивать через ямы, он часто спотыкался. Банку он давно уже раздавил от неуклюжести и вялости.

Домой с работы он всегда ходил пешком, хотя дорога до дома была неблизкой. Антон экономил на транспорте, вообще, он экономил на всем. На работу и обратно пешком, во время перерыва еды он покупал мало, деньги ни на какие развлечения не тратил, только все необходимое. Необходимым были лекарства для него. На них уходила большая часть заработка.

Дом его был две комнаты в общежитии, сделанные из одной, а остальные удобства общие с многочисленными соседями.

Жил наш герой со своей бабушкой, которую он любил как настоящую мать. Своих родителей он потерял рано.

– Кто это?

А, это ты, Антон, – сказала Люба.

– Привет, Любаша, как поживаешь?

– Твоими молитвами, Антоша.

– Бабуля дома?

– А где ж ей быть. Дома.

Не стой, заходи

Люба всегда следила за входом в подъезд общежития, была часовым.

Ей всюду мерещились жулики.

Да по правде сказать, в их районе всегда крутилось много пьяной шпаны, это были и подростковые шайки, и местные мужики, всегда соображавшие на бутылку, и всякие без определенного места жительства, тоже в угаре. И все пытались что-то стащить. Поэтому всегда находился предлог зайти в какой-нибудь подъезд и взять, что лежит плохо. Ну а если доходило до насильственного грабежа, а этим занимались подростки, так они искали средства на «травку» или водку, на что хватит. Все-таки в общежитии люди жили небогатые, а вину всю сваливали на жителей улицы, естественно, все те же подростки. Приехавшие на зов ограбленных людей служители порядка хватали по указке законопослушного подрастающего поколения бедных жителей улицы, естественно, все это делалось в очень грубой форме.

С ломаньем за спину рук, бросанием людей на землю, при этом хорошенько пересчитав ребра ногами и милицейской дубинкой. А эти законопослушные подростки бегали вокруг поваленных бедняг и тыкали на них пальцами, при этом крича:

– Да, да, это он, я видел, как он ограбил, это он! Это он!

И так всегда крайними оказывались бедняги-бездомные.