Литмир - Электронная Библиотека

– Здесь таких много. Она тоже публичная дама, как и вы?

– Да, да, но она не такая, как…

– Ну, значит, она объявится, когда разойдутся мужчины.

– Нет, я чувствую…

Но сторож быстро исчез за повозкой с зловонными воловьими шкурами.

– Анна, – крикнула она, заметив светлые волосы, мелькнувшие в маленьком проулке за гостиницей «Дю Норд». – Анна!

Проулок был весь заставлен деревянными ящиками, бревнами и бочками. Кто-то оставил здесь сломанную повозку. В проулке не было фонарей, пробивался только тусклый свет из окон. Она пошла дальше. В темноте Молли различила несколько пар обнимающихся людей, возбужденные лица, голые груди и плечи, волосатые ягодицы, мужчин, скрытых под женскими юбками.

Она заметила мужчину в черном пальто, склоненного над зеленым платьем.

– Анна? – вскрикнула она и оттолкнула мужчину, чтобы можно было разглядеть женщину.

– Иди отсюда, сука, – говорит мужчина. У него кроваво-красные зубы.

Женщина посмотрела на Молли. Это была не Анна.

Молли попятилась и выбежала из проулка. Она пыталась увидеть что-то поверх движущейся толпы, вслушивалась в гудящий хаос города. Ворота города запирались на ночь. Копенгаген был тюрьмой. Без нужных документов нет ни выхода, ни входа.

А Анну найти невозможно. Здесь слишком много проулков, подвалов, задних дворов, проспектов и улиц, где она могла исчезнуть. Это совсем не то, что дома в Онсевиге, где нет ни одной мощеной улицы, а трактиры закрываются до захода солнца. И где все знают, кто куда идет. Она вспомнила о Крошке Мари и поспешила обратно. Вниз по Улькегаде, вверх по лестнице, мимо Софии и солдата.

Девочка крепко спала. Хорошо. Она так спокойно и беззаботно посапывала, не подозревая об исчезновении матери. В животе что-то будто переворачивалось от тревоги. Что-то не так. Анна никогда бы не забыла о Мари, о Молли. Она никогда бы не вышла на улицу в такой час, даже чтобы найти еще одного клиента, покурить табаку или выпить. К тому же София увидела бы Анну и поэта, если бы они прошли мимо нее.

Но если Анна вышла не через главную дверь, то как? Молли посмотрела на лестницу. Хлев? Невозможно. Но Молли все равно взбежала вверх по лестнице на третий этаж. Дверь в хлев открыта, чего раньше никогда не бывало. Хозяин дома, господин Мюллер, беспокоился, как бы проститутки не крали молоко.

Одна из трех коров в хлеву устало и равнодушно смотрела на Молли. Передняя загородка открыта. Подъемником, по которому господин Мюллер поднимал и опускал коров, недавно пользовались. Молли увидела, что большой крюк не поднят, как обычно. Молли прошла мимо коров к открытой загородке. Внизу, на тросах, висел крюк с привязанным к нему кожаным ремнем, который господин Мюллер использовал, чтобы обвязывать коров, когда их нужно опустить или поднять для забоя, продажи или обмена на клочок земли в Амагере. Это он, поэт Андерсен, спустил Анну вниз? Нет, это невозможно, зачем кому-то похищать Анну? Молли обернулась и заметила следы в свалянном сене. Она узнала их, это были те две полосы, которые оставались на грязном полу кухни, когда они с Анной, еще будучи детьми, тащили своего мертвецки пьяного отца в кровать.

И тут ее осенило. Как будто ее сердце сжала чья-то крепкая рука. Что случилось что-то ужасное. Страшное преступление, во время которого Анну тащили по полу хлева.

Что Анна мертва. Что мама Мари мертва.

Что единственная надежда Молли испарилась, как дым.

Глава 3

Чего-то не хватало.

Это было первое, о чем подумала Анна, когда проснулась. Потом она ощутила пульсирующую боль в голове. Кровь давила изнутри на глаза и горло.

Она думала, что лежит, но когда она открыла глаза, все перевернулось. Оказалось, что она висит вниз головой, раскачиваясь из стороны в сторону, как язык церковного колокола. Руки у нее были связаны за спиной, крепко, так что плечи почти вывихнуты. Все тело изнывало от боли, его так и разрывало на части. Анна попробовала позвать на помощь, но звук утонул в куске ткани, который кто-то засунул ей в рот и обвязал вокруг шеи. Она попробовала еще раз, так громко, как только могла.

Комната длинная. Потолки высокие. Под потолком привязана веревка – та, на которой она висит вниз головой. Кругом стоят бочки и мешки. Перед ней открытые ворота, большая дверь, через которую видно темно-синее небо и свет звезд. Она ощущала запах моря, поблескивающего в лунном свете, и видела большой корабль с поднятыми парусами.

Она замерзала, несмотря на теплую погоду конца лета.

Кто-то поднимался по лестнице.

Силуэт в ночном свете над водой.

Это была женщина, которая приходила к Анне. Она так красива, так изящна, в руке у нее фарфоровое блюдо с изящным голубым узором. На блюде два узких ножа, вроде тех, которыми пользуются мясники, разрезая большие ломти на куски поменьше. Эти ножи не подходили этой женщине, ее легкому летнему платью, нежному взгляду. Она села перед Анной и посмотрела ей прямо в глаза.

– Вам будет чудесно. Вы будете первой. Так и говорит Шнайдер, мы сами должны формировать мир, – шепнула женщина, лаская рукой грудь Анны.

Анна попыталась понять. Она знать не знала этого Шнайдера, она просто хотела попросить сохранить ей жизнь ради ее дочери. Но она могла издавать только отчаянные звуки, тонущие в ткани во рту. Женщина сделала глубокий вдох, выбрала нож и встала. Анна попыталась вырваться, но это оказалось невозможным. Она почувствовала, как болезненно застонала ее кожа и как кричала изнутри плоть. Женщина еще глубже вонзила нож в тело Анны, прямо возле груди. Она попыталась посмотреть вниз, то есть вверх, на свое тело, но кровь залила ее лицо.

– Сострадание бесполезно, – заявила женщина. Кажется, она медлила, обескураженная видом бледной плоти Анны, может быть, ее получится переубедить и дать ей понять, что ее идея ужасна?

– Сострадание бесполезно, это унижение человека, – говорит она.

Анна закричала, закричала в свой кляп, она кричала и плакала, а женщина вонзила в нее нож еще раз. Анна посмотрела на пол. Он был похож на зеркало, на круглое зеркало. Она увидела свое лицо, почти отделившееся от тела, посреди этого зеркала, как будто она стала призраком. Когда капля упала на зеркало, по его глади пошли круги. Это было не зеркало, это была круглая лужа крови.

Глава 4

За окнами что-то происходило. Что-то интереснее, чем авторское чтение произведений Ханса Кристиана Андерсена. Некоторые из благородных господ устремили взгляды на улицу.

Ханс Кристиан откашлялся и продолжил читать.

– Пятница, седьмое марта. Я проснулся в полночь и лежал до самого утра, не в силах уснуть…

– У нас обратная проблема, мы не можем проснуться, Андерсен, – крикнули с заднего ряда.

Взрыв смеха прокатился по большому залу, в котором сидело примерно пятьдесят с чем-то человек.

Из всех присутствующих только Эдвард Коллин[9] был моложе Ханса Кристиана, которому было двадцать девять с половиной лет. Остальные мужчины в зале богатые зажиточные господа: доктора, профессора и коммерсанты. Многие из них помогали Андерсену деньгами, когда он приехал в город чуть больше пятнадцати лет назад. Особенно Коллины – милый Эдвард и его влиятельный отец взяли его к себе в дом, как бродячее животное, как сбежавшего кота или собаку, у которой умер хозяин. В этом и заключалась проблема. Когда они приютили его, ему было четырнадцать лет, жизнь била в нем ключом, жива была надежда. А теперь силы кончились, надежда покинула его, и их терпение начало иссякать. Это было заметно. Его большая драматическая работа об Агнете и морском короле[10] потерпела фиаско, его травили критики, а Монрад, самый злой из его рецензентов с самым громким голосом, назвал его произведение «неудачным поиском глубины». Возвращаясь домой из Италии, Ханс Кристиан поклялся оставить мечты о писательстве, которое неизбежно привело бы к бесконечной неприкаянности.

вернуться

9

Эдвард Коллин – действительно существовавший друг, меценат и литературный критик Ханса Кристиана Андерсена.

вернуться

10

«Агнета и морской король» – ранняя драматическая поэма Х. К. Андерсена, представляющая собой переложение скандинавской легенды о браке между земной женщиной и водяным.

4
{"b":"765561","o":1}