В спальне у меня помещалась кровать и платяной шкаф, перед которым лежал пушистый коврик с животным принтом. Я купила его на случайной распродаже в мебельном магазине.

Но все же зал-гостиная – это единственное, ради чего я купила эту квартиру четыре года назад. Потому что там было окно во всю стену, и открывался вид на Сити. Мне не было смысла выходить на балкон, который сконструирован полукругом и представляет собой небольшую террасу. Отсюда можно увидеть город, сидя на диване перед телевизором.

Попрощавшись с костюмом, натянула на себя широкие клетчатые брючки и бледно-голубую трикотажную футболку. Сладко потянулась перед зеркалом. Наконец-то мое тело сможет отдохнуть.

Первым делом решила поужинать, пока еда, заказанная мной, не остыла. Сначала я была полна энтузиазма и строила в голове планы. Но через некоторое время сникла и стала бесцельно бродить по дому. Фотографии Арнольда, его миска, одеяльце и погрызенные игрушки в углу навеяли воспоминания.

От скуки попыталась разобрать кучу одежды, что оставила с утра в полном хаосе, но на полпути все бросила и разрыдалась.

В прихожей до сих пор лежал тот злосчастный поводок. Я взяла его в руки и вспомнила весь ужас, что я пережила двадцать второго ноября. Слезы стекали по щекам и падали на темный паркет, оставляя крохотные лужицы.

Слезами горю не поможешь.

Услышала я и замолкла, только всхлипывая иногда. Мужской голос прозвучал прямо над моим правым ухом. Не могла же я ослышаться? Обернулась посмотреть, но за спиной была только дверь в ванную.

Молча обошла квартиру, но кроме меня здесь никого нет. Не значит же это, что я схожу с ума? Понимаю, если бы услышала лай Арнольда. Ну, или на крайний случай голоса мамы или папы. Откуда в моей голове мог появиться совершенно незнакомый мужской голос, задавалась вопросом.

В конце концов, пришла к выводу, что переутомилась. Поэтому включила телевизор и легла на диван, стараясь ни о чем не думать. Голоса я больше не слышала. А через несколько минут, под голос ведущего веселой передачи, уснула.

Утро наступило очень быстро. Хотя, возможно, это от того, что спала неудобно.

Вставай.

Я не хотела открывать глаза.

Просыпайся.

Я уже не сплю. Значит, мне никто не снится. Тогда, кто, черт побери, будит меня сейчас?

Меня берет зло, открываю глаза и вижу перед собой… лицо.

Элспет стоял как гора, заслоняя собой весь вид на Додж, который покрывали лаком.

Колин сидел на диване, наблюдая за процессом. В привычной одежде он чувствовал себя, как рыба в воде.

– Ты знаешь, от чего отказываешься? – пытался вразумить его Элспет. Утром, когда Колин появился в мастерской, он уже понял, что тот пошел на попятную.

– Нет, я в этом не участвую. Вчера, когда Фернанда начала рассказывать, в чем заключается их бизнес и какая ответственность висит на мне, я хотел сбежать немедленно.

– Но ты же сам говорил, что это ради жены Эдварда.

– Я не вернусь в тот долбаный офис! – психуя, взвыл Колин, затем вновь сел. Телефон в сотый раз завел свою песнь.

– Разумно будет, если ты хотя бы объяснишь им, что струсил.

Элспет отошел, чтобы помочь парням, а Колин вскипел, как заварной чайник.

– Эй, я не струсил. Я всего лишь…

– Что? – резко перебил его Элспет. – Ты даже трубку не берешь, чтобы честно признаться, что… струсил.

– Заткнись, слышишь.

– Струсил.

– Элспет…

– Струсил.

Колин сжал кулаки от злости.

– Ладно. Я сдрейфил, годится? Для меня это все другой мир. Эдвард знал всю эту систему и умел ею управлять. Мне же понадобятся годы, чтобы научиться, – он взял кисть и принялся покрывать лаком боковую дверь. – При всем своем желании я не способен все это освоить. Я люблю заниматься другими делами. Ты кажется говорил, что нужен огонь на черный фон?

Элспет машинально повернул голову в сторону черного Корвета.

– Отлично! – Колин потер руки. – Будет вам огонь уже к вечеру, – он прошел к своему месту, где у него хранились краска, наклейки и прочая ерунда. – Я художник, а не бизнесмен. Это мое призвание, и я люблю этим заниматься.

Элспет лишь развел руками. Огонь ему был нужнее, так что он оставил Колина за своим делом.

Но через час в мастерскую пожаловала гостья. Колин так увлекся работой, что не услышал, как она говорила с Элспетом, расспрашивая о нем.

– Красиво получается, – сказала гостья, подойдя к Корвету.

Колин выпрямился. Фернанда стояла перед ним в твидовом пальто и похлопывала по ладони перчатками, выражая недовольство.

– Неужели я должна буду бегать за тобой, чтобы привезти тебя в офис?

– Не стоило заморачиваться, – невнятно ответил Колин, так как во рту держал кисть. Он склонился над мелкими деталями, решив, что Фернанда отступит и оставит его в покое.

– Неужели ты струсил?

У Колина уши вспыхнули от злости. Опять это слово!

– Правильнее скажем, что я просто не справлюсь. Вот и все.

– Но ты не попробовал.

– Мне достаточно, что я вчера услышал.

Фернанда рассмеялась.

– Да я ведь не всерьез вчера… хотела попугать тебя, проверить, и надо же, ты…

– Я тебе что, подопытный кролик? – Колин возвышался над её хрупкой фигуркой суровой тенью. Да, его задело, что какая-то женщина решила поиграть с ним в игры. Может быть Эдвард эти игры приветствовал. Но у Колина несколько иной характер.

И у него рука не дрогнула, чтобы прогнать Фернанду из мастерской.

Я шла к лифту, пытаясь унять дрожь. Кто-то может решить, что пьяна, но я в трезвом уме. Если бы курила, то, наверное, смогла бы выкурить целую пачку лишь за одно только утро. Сегодня я впервые пожалела, что не имею вредных привычек.

Руки дрожали так, что телефон несколько раз выскальзывал из рук, и приходилось перезванивать Дженне.

– Уже три дня подряд меня будит мужской голос, – дрожащим пальцем нажала на кнопку вызова. – Да не пила я, Дженна! Ни капли, – не считая глоток шампанского в начале рабочего дня. Но глоток не мог вызвать такие галлюцинации.

На меня уставился мужчина, также ожидавший лифт. Тогда до меня дошло, что сорвалась на крик.

– Мне не могло такое присниться, – продолжала убеждать подругу, не обращая внимания на людей. – Я отчетливо слышу голос. Мужской голос. Нет. Он мне не знаком. Черт, у меня даже предположения нет. Может быть, душа Арнольда перевоплотилась в человека? – на другом конце послышался хохот Дженны, я скривила рот.

Приехал лифт. Вошла внутрь, потеснив толпу, и нажала на нужный мне этаж.

Кто делает зеркальные лифты? Вот сейчас меньше всего хочется смотреть на себя. Вид помятый, нестираный костюм и блузка еще более мятая, чем вчера. Одевалась впопыхах. Хвост завязала в машине. В голове стояло лицо, которое в секунды растворилось. Разве такое может померещиться?

– Ладно-ладно, – прервала я тираду Дженны, убеждающей меня, что это стресс. – Допустим, так оно и есть. Но ты меня не переубедишь, что этот голос существует. Ты представляешь, он мне вчера сказал: «слезами горю не поможешь». Уф… о чем ты? Какое еще прямое напоминание? – В зеркале увидела, как на меня таращатся мужчины и женщины. Но мне плевать. Я их не знаю.

Дженна некоторое время говорила, а потом намекнула, что смерть собаки открутила мне все винтики в голове. Недоуменно расширила глаза и залилась краской злости.

– Дженна, я не сумасшедшая!

Гнев захлестнул. Казалось бы с чего? Но это моя подруга! Быстро отключила звонок и бросила телефон в сумку, поставив его на беззвучный режим. Пускай звонит, хоть обзвонится. Ну, не могла я тронуться умом. Не сейчас.

Мысли вернулись к ее словам: «Это прямой намёк, что тебе нужен мужчина. Твой мозг создал тебе его в голове от скуки. Секса тебе в жизни не хватает, подруга. Я бы не смогла шесть лет воздерживаться. Тебе памятник поставить нужно».

И что-то вдруг щелкнуло. Тео. А что, если я и в правду от недостатка мужского внимания начинаю бредить? И я решила. Тео так Тео.