Если бы я знала, что предложенная помощь обернется таким взрывом, – молчала бы в тряпочку. Я же думала, что мы раз и навсегда закрыли эту тему. Мы же решили, что будем жить дальше и не вспоминать.

– Катя, – я почти рычу, – успокойся! Я всего лишь предложила тебе обратиться к хорошему специалисту…

– Подчиненному твоего отца!

– Да! Я же не виновата, что Игорь Андреевич работает на моего отца!

– И что этот монстр потребует от тебя взамен на этот раз? Что?

– Думаешь, может быть что-то хуже того, что он заставляет меня сделать сейчас?

Катя закрывает рот, сглатывая.

– Это ужасно, – её нижняя губа задрожала. – Я надеялась, что всё образуется, но он не передумал?

Я откидываюсь на спинку светлого плетёного стула.

– Он никогда не меняет своих решений, – выдыхаю я. – Но я ещё не сдалась.

– Что это значит? – Теперь глаза вытаращила подруга.

– Если посчитать мой независимый капитал, то я почти набрала сумму, чтобы громко хлопнуть дверью, – я улыбаюсь своим словам.

– Правда? – Катя тянется к своему кофе. – И чего ты ждёшь?

Антон принёс мой капучино. Я делаю глоток и наслаждаюсь нежной пенкой.

– Я ведь сказала, что почти набрала нужную сумму. Мне нужна ещё одна выставка.

Всего одна выставка. И я свободна.

– Через полгода? – неуверенно спрашивает Катя.

– Да, – киваю я.

– Но ведь свадьба…

– Чтобы организовать свадьбу масштаба семей Аристовых и Жемчуговых, потребуется минимум полгода, – на моих губах заиграла улыбка а-ля Чеширский кот.

– Это твой план? Ты о нем говорила в прошлый раз? – догадывается Катя.

– Да, – я обхватываю голову руками. – Нужно просто потянуть время, прикидываясь невестой. Но отца так просто не обмануть. Если я буду слишком довольной, он заподозрит что-то неладное.

– И ты…

– Буду огрызаться и сопротивляться, но в итоге соглашаться на всё.

– Отстой.

– Нет, не это отстой, – мне захотелось удариться лбом о столешницу, но я не рискнула, – а то, кто мой жених.

– И кто он? Старпёр с огромным дребезжащим пузом? – Катя даже прикрывает рот рукой.

– Хуже, – я морщу нос. – Тот парень с выставки.

– Э-м-м…

– Не помнишь? – Странно, почему я его так хорошо запомнила? – Его рыжая подружка облила мое платье красным вином.

– Да ладно? – вскрикивает Катя, не дав мне договорить?

Я за кивала.

– Именно с этой парочкой мне и приходится теперь иметь дело.

– То есть, он женится на тебе, имея подружку?

Я рассказала ей о моей встрече с обоими влюбленными.

– Вот это полный…

Что-что, а выводы моя подруга умеет делать. Катя единственный человек, в компании которого я могу не скрывать свои истинные эмоции и говорить то, что хочу, а не то, что нужно.

– Ты бы знала, как они меня бесят. Разве могут люди быть настолько безмозглыми? – Я всплеснула руками. – А сколько там сейчас дают за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью?

– Не знаю и знать не хочу, – Катя натянуто засмеялась. – Соберись! Тебе же нужно подождать полгода, и эта парочка навсегда исчезнет из твоей жизни, как кошмарный сон.

***

– Куда едем, Мина Максимовна?

– Домой.

Спустя минут сорок машина подъехала к элитной многоэтажке. Я живу на двадцатом этаже, хотя жутко боюсь высоты, но отцу, купившему эту квартиру, этот факт либо неизвестен, либо ему всё равно. Я думаю, что здесь замешаны обе эти причины.

Я прохожу мимо консьержки, не здороваясь и не поворачивая головы. Она привыкла к моему отношению, поэтому тоже не пытается меня окликнуть, просто, что-то недовольно пробурчав, возвращается к своему обычному занятию. Честно, не знаю, чем она там занята.

Моя квартира большая, но бестолковая. Ненавижу её.

Я открываю дверь, попадаю в прихожую. Мои глаза сразу натыкаются на два мягких кресла и стеклянный журнальный столик. Никогда не садилась в них. И всегда мечтала разбить этот чертов столик.

Пройдя пару шагов, оказываюсь в двух комнатах одновременно. Мне не нравится, что кухня и гостиная в одной комнате. Они отделены друг от друга только барной стойкой, после которой сразу стоит диван, телевизор прикреплен к стене напротив.

Слева четыре двери. Спальня, гардеробная, ванная и спортзал. Ну, был когда-то спортзалом. Сейчас там нечто абсолютно противоположное.

Я снимаю с себя одежду, просто стягиваю и перешагиваю, оставляя мешковатый костюм так и лежать на полу посередине гостиной. Завтра придёт уборщица и всё приберёт.

Дома мне мало воздуха, душно. Одежда раздражает кожу. Я решаю остаться полностью обнаженной. Так моё тело может расслабиться хотя бы на некоторое время.

Я открываю кухонный шкафчик, чтобы достать то, что мне сейчас необходимо. Откупориваю бутылку любимого вина. Бокал не нужен. Зачем он, когда то, что я хочу сделать, будет само по себе выглядеть не эстетично?

Напиться в хлам, чтобы забыть обо всем, что произошло сегодня, вчера, год назад, два…

Я нагибаюсь за сумкой, чтобы достать небольшой ключик, затем подхватываю бутылку. Я подхожу к самой крайней двери, что всегда закрыта на ключ. Доступ посторонним воспрещён. Надеюсь, что уборщица не пыталась туда попасть, иначе мне придется с ней распрощаться. И она об этом знает. Это первое, о чем я её предупредила, приняв на работу.

Медленно открываю дверь, попадая в свой любимый мир. Делаю большой глоток из бутылки, затем ставлю её на светлый деревянный стол. Сама же сажусь на обычный жесткий стул. Мне нравится. Намного комфортнее, чем те кресла в прихожей.

Я смотрю на эскиз, что начала вчера. Пока просто неясный силуэт. Я закрываю глаза и начинаю представлять, что хочу увидеть в итоге. Вчера у меня не получилось, но сегодня всё гораздо яснее.

Огонь.

Я вижу перед собой огненно-рыжие волосы и взгляд, полный жадного блеска, ненависть по отношению ко мне, презрение и… страх. Страх, что я всё изменю, испорчу.

Я не хочу ничего менять. Я привыкла, приспособилась. Осталось всего чуть-чуть. Моя свобода в моих руках. Точнее, она здесь. В этом полотне. Чем больше моя кисть касается этого холста, чем больше краски накладывается поверх – тем ближе моё спасение.

Смогу ли я стать свободной? Получится ли у меня? Чем я тогда буду заниматься?

Я ухмыляюсь, вставая. Я тоже боюсь, но страх подстёгивает меня. Он заставляет меня двигаться, делать что-нибудь, чтобы избавиться от этого удушающего чувства. Я беру кисточку, смешиваю краски, чтобы получить нужный цвет. Затем наношу на холст, сперва несмело, но с каждым движением всё более уверенно.

Да…

Грудь наполняет умиротворение. Я счастлива только тогда, когда погружена в этот мир. Здесь я хозяйка, никто мне не указ. Всё, что рождается в моей голове, моментально оказывается на бумаге. Я не раздумываю ни секунды, потому что так надо. Моё сердце само подскажет, как лучше. И я уже теряюсь, полностью растворяюсь, улетая в свои потаённые желания.

Я уже не понимаю, что делаю. Мои руки движутся самостоятельно, смешивая, растушевывая, добавляя, убирая.

Я никогда не стремлюсь к идеалу. Я не задумываюсь о том, понравится ли это окружающим, примет ли эту картину публика. Главное, я выражаю свои мысли.

Чужое мнение – это ненужный хлам. Оно не должно меня останавливать, потому что как только обернусь на чей-то косой взгляд, я сломаюсь. Окончательно. Безвозвратно. Моё «я» исчезнет, превращаясь в ту послушную, гуттаперчевую куклу, которую так отчаянно хочет видеть мой отец.

Я пью и рисую, рисую и вновь пью, уже ничего не соображая. Но долгожданного облегчения не наступает.

Я отбрасываю кисть в сторону. Мои руки испачканы. Вокруг меня брызги краски и вина. На ватных ногах бреду в спальню. Заваливаюсь на огромную мягкую кровать. Я закрываю глаза, голова кружится. Ощущение, что я на корабле: меня качает, немного тошнит.

Смысл моего бытия – напиться до такого состояния, чтобы вырубиться. Но сегодня я не добрала.

Я закрываю глаза, и передо мной возникает образ моей мамы.