Но мы спустились с ним на первый этаж и вышли из подъезда, где светило приятное солнце и дул ласковый ветер.

Хороший это был день, несмотря на то, что я все время просидела дома. Приятный. Один из тех нежных, умиротворенных дней, когда не хочется делать ничего прогрессивного. Хочется мечтать. Хочется любить.

Я мечтала. Что вернется папа. Что мы ещё долго-долго будем общаться с Вадимом. И что я познакомлю его со своим младшим братом или сестричкой.

А мама любила. Меня, папу, их будущего ребенка.

Когда подъехала машина – как сейчас помню, это был черная «Лада», папа посмотрел на нас грустными глазами и произнес:

– До свидания, девчонки мои! Читайте больше книг и не скучайте. Настенька… – он взглянул на маму.

– Поезжай уже, мальчишка, – мама улыбнулась. Папа улыбнулся ей в ответ, и выглядели они такими молодыми, такими счастливыми, такими влюбленными! А вокруг – солнце, и зеленая листва шумит, и над головой мамы – светлый нимб, и папины глаза – теплые-теплые…

Мама коснулась папиной щеки губами и произнесла:

– Это тебе на память.

Я взглянула на них, и сердце кольнуло что-то неизмеримо грустное и печальное.

Папа дотронулся ладонью до маминых волос, но уже через две секунды взглянул на меня:

– Слушайся маму, Ленка.

Я кивнула.

Просигналило такси, оповещая, что уже заждалось, и папа отвернулся, чтобы уйти, как я не вытерпела и воскликнула:

– Папа?

– Дочка? – он повернулся ко мне.

– Я тебя люблю, – сказала тихо. – И маму. И будущего брата или сестру. Я вас всех люблю.

– И мы тебя, Лен, – сказал папа.

– И мы тебя, – подтвердила мама, обнимая меня за плечи.

Машина, перебивающая своей чернотой яркие краски нашего сумасшедшего мира, унеслась прочь, отразив на прощание солнечный блик.

Папа уехал.

Мы с мамой остались вдвоем. И, лишь только вернувшись в квартиру, уже стали ждать папиного возвращения.

Мы с Вадимом остановились напротив одного из самых старых кафе в нашем городе. Его и кафе нельзя было назвать толком, так, небольшая столовая: там продавали пирожки и пирожные, а ещё заваривали чай или кофе.

Вадим сказал, что нам нужно немного отдохнуть и отдышаться.

А сам остановился возле кафе, где сновало так много людей.

Я бросила на него вопросительный взгляд и предложила:

– Может быть, немного отъедем в сторону, чтобы никому не мешать?

Вадим посмотрел на меня так, будто видел впервые, и ответил:

– Думаю, лучше остаться тут.

– Как знаешь… – я вздохнула и положила голову на руль. – Разбуди меня, когда можно будет ехать… – и прикрыла глаза.

– Лен? – позвал Вадим, когда еще даже секунды не прошло.

– М? – отозвалась, не открывая глаз.

– На самом деле, я думал, что мы с тобой посидим в этом кафе. Прилично вроде бы выглядит, хотя я тут ещё не был.

Я подняла голову и удивленно на него взглянула:

– Кафе? А если велосипеды угонят? И у меня нет денег…

– А у меня есть, – отозвался Вадим гордо. – И деньги, и противоугонное средство. – Он спрыгнул с велосипеда, стянул со спины рюкзак и вытащил из него черный шнур, концы которого между собой скреплялись замочком. И открыть этот замочек мог только специальный код из четырех цифр. – Недавно купил в том магазине, где мы с тобой искали лейку, – пояснил Вадим.

– Ого, – произнесла потрясенно. – Да ты все просчитал.

Вадим покраснел, и тогда я воскликнула:

– Ага! Ты все это правда подставил?

– Подставил, – он покачал головой. – Скажешь тоже. Не подставил, а предположил, что все может сложиться именно так, и поэтому взял с собой…

Я спрыгнула с велосипеда, взялась за руль, чтобы откатить его в сторону, и заметила:

– Какими умными фразами ты говоришь!.. Как будто они взяты из книжек моего папы…

Я нахмурилась. Вадим не оставил этого незамеченным, спросил:

– Сколько осталось дней? Ну, как он вернется?

С бывшим однокурсником папа встретился успешно. Два дня они собирали какие-то там данные перед тем, как вылететь из города. Лететь пришлось долго – чуть больше трех часов. Но полет прошел успешно, и вчера вечером – или даже сегодня ночью, если быть точнее – папа приземлился в городке рядом с этой своей горой.

Мы отъехали к периллам лестницы и поставили велосипеды совсем рядом друг с другом. Вадим присел, чтобы сцепить рамы между собой, а я ответила:

– Если после отъезда прошло три дня, то осталось ещё двадцать семь или двадцать восемь. Четыре недели. Но ведь это все так не точно!.. Мы же не знаем, на какую дату обратный билет. Папа может приехать на неделю раньше. Или на неделю позже. Или на две позже… – продолжила я. – Или на…

Щелкнул замок, и Вадим распрямился, серьезно взглянул на меня:

– Твой папа вернется в срок.

– Хотелось бы верить…

– Тогда что тебе мешает? – спросил Вадим с улыбкой. – И пошли в кафе, пока там ещё не закончились пирожные.

– Ой, не знала, не знала, что ты так любишь пирожные.

– Да вот, тщательно скрываю это ото всех.

Мы вошли внутрь и, оглядев помещение, заняли свободный столик около окна, в самом центре. Столик был уютный – белый возле мятно-зеленой стены, разделяющей окна. И с этого места представлялся хороший обзор на наши велосипеды…

Вадим оставил на одном из стульев свой рюкзак, и мы направились к витрине, чтобы выбрать себе что-нибудь съестное. И экономичное. По крайней мере, я до отвала питаться за счет Вадима не собиралась.

Слева – пирожки и салаты в железных тарах, справа – пирожные и пара тортов. Посередине касса. Как в загадке про ножницы.

Вадим сразу же пошел разглядывать правую витрину. Я осталась в стороне. Но уже секунд через семь Вадим вернулся и поинтересовался будничным тоном:

– Что будем брать?

– А что хочешь? – я тоже подошла к витрине. Она пестрела множеством разноцветной стряпни, и, честно говоря, даже немного рябила в глазах.

– Может, ты что-то посоветуешь…

– Я люблю «картошку», – сказала честно. Но ценник на ней значился слишком для меня великий, поэтому я тут же добавила: – Но буду «корзинку».

– Договорились, – Вадим кивнул. – Чай, кофе? Что тут ещё готовят?

– А ты что возьмешь?

– Кофе я не люблю, – признался Вадим. – Особенно крепкий. Поэтому тут без вариантов. И ты?

– Ну-у-у… – протянула я. Кофе не любит! Это показалось мне настоящим кошмаром. Я утра своего без кофе не мыслила. А иногда и вечера. Папа, конечно, всегда говорил, что это вредно – не так, как телевизор, но все-таки. Но мы с мамой настояли на сохранении этого напитка у нас в доме, поэтому папе вновь пришлось смириться. – И я чай. Без сахара.

– Ого, рисковая, – только и сказал Вадим. – Чай без сахара пьешь… Я так не умею.

Пока Вадим стоял в очереди и оплачивал заказ, я сидела за нашим столиком и смотрела через окно. На велосипеды, сцепленные одним шнуром.

А тут, по ту сторону окна, должны были сидеть за одним столом мы.

Это очень напоминало нечто, о чем пишут в девичьих книжках с розовыми обложками. И это заставляло мое сердце трепетать. Но я сама не знала, почему.

Или знала, но не хотела в этом признаваться. Тем более, Вадиму.

Страх стать отвергнутым рушит многие судьбы – все то, что ещё не успело окрепнуть. Но тогда я этого ещё не понимала.

Почувствовав взгляд, я повернулась в сторону кассы. От нее как раз отходил Вадим, пытающийся за раз унести две пластиковых кружки чая и салфетки с пирожными и одноразовыми ложечками. Я подскочила и поспешила ему навстречу. Молча взяла пирожные – корзинку и картошку, освободив Вадиму одну руку, и он без слов мне подмигнул.

Мы вернулись к столику – уже вдвоем – и подозрительно тихий Вадим протянул мне «картошку».

– Я заказывала «корзинку», – заметила я, косясь на пирожное возле него.

– Но ведь «картошку» любишь больше, – коварно заметил Вадим.

Я пару раз хлопнула глазами и спросила: