Родителей у Рината не было. Как и большинство мальчиков из его своры, он был детдомовцем. Поэтому-то у них было негласно запрещено обсуждать семьи и своих родственников. А те мальчики, у которых все-таки были родители, и сами не любили говорить о них. В основном они были детьми наркоманов и алкоголиков – брошенные дети, никому не нужные. Таким образом, тема семьи стала чем-то неприличным в их маленьком государстве.

Правыми руками Рината были два мальчика: Гера и Эльвир. Они все вместе росли в одном детдоме. Мальчики никогда не занимались кражами, но сбывали все, что младшие смогли украсть. Никто из младших не знал, как именно главные сбывают все то, что те украли, но они понимали, что те, безусловно, выполняют очень важную работу, и им полагается намного больший процент с этих краж.

На деньги, полученные от Рината, Эмиль покупал себе еду. Ему очень нравилась булочная, которая находилась недалеко от рынка, где работала продавцом его мама. Он прибегал в эту булочную, покупал два пирожка и бежал к маме. Половину своего пирожка он съедал по пути к ней. Пока Нана ела, глядя на сына, Эмиль начинал оживленно зазывать мимо проходящих покупателей. Нана давно не спрашивала, откуда у Эмиля деньги на эти пирожки. Она была уверена, что ее сын подрабатывает после школы, выполняя мелкие поручения уличных предпринимателей. Он говорил, что таскает воду в цветочные ларьки, подметает и уносит мусор, а также собирает и сдает бутылки. Она верила сыну и даже не сомневалась в его словах. Ее больше волновало то, что ему в принципе приходится всем этим заниматься. У Наны сдавливало сердце от осознания того, что она не может дать своему ребенку всё то, что хотела бы. Даже собирая его в школу, она покупала все самое дешевое. Ей приходилось брать все по минимуму, чего явно не хватало в современной школе. Поэтому-то учителя и не любили Эмиля, а с Наной всегда разговаривали свысока. И она абсолютно ничего не могла с этим поделать. Грусть все чаще появлялась в ее глазах, так как она понимала, что Эмиль растет, и ему нужно все больше вещей, чтобы он смог занять достойное место в обществе. Но у нее не было на это ни денег, ни возможностей.

Левон в такие моменты сидел на столе прилавка, на котором располагались носки, колготки и тапочки. Люди проходили мимо, просачиваясь сквозь его ноги. Он уже давно привык не замечать этого. Сложив руки у себя на груди он, нахмурившись, смотрел на Эмиля.

– И все равно я не понимаю, почему она допускает это? – сказал Левон, обращаясь к Мариам. – Как она может не понимать этого?

Мариам сидела на крохотной табуретке за прилавком, в то время как Нана пила горячий чай в дальнем углу ларька.

– А что она может поделать? – спросила Мариам.

– Разве она не понимает, что деньги, которые получает Эмиль, не могут быть заработаны законным путем?

– И откуда же она может это знать?

– Мы живем в современном мире, – Левон на секунду замолчал. – Они живут… В наше время детский труд незаконен! У ребёнка в таком возрасте просто не может быть работы! Никто в здравом уме просто не согласится нанимать несовершеннолетнего.

– Ну почему же? Очень много детей сейчас зарабатывают деньги своим трудом. Таков уж наш мир. Так было раньше, так будет всегда. Все эти законы, запрещающие детский труд, придуманы депутатами только ради галочки. Какие бы законы ни писали правители в защиту народа, все они фальшивые. Им плевать, соблюдаешь ли ты их или нет. Главное, чтобы ты им дорогу не переходил и деньги у них не забирал. А вот если они посчитают, что, нарушив какой-то закон, ты отнял у них лишнюю копейку, тогда держись! Такое тебе не простится! Они сразу все законы вспомнят, – Мариам засмеялась.

– Фальшивые законы?

– Да! Законы фальшивые, депутаты фальшивые, деньги тоже фальшивые! Все их слова фальшивые, если они говорят о благе народа.

– Ага, зарабатывают, – саркастично пробубнил Левон после продолжительного молчания. – Так же, как и Эмиль. Эти мальчишки его испортят! Рано или поздно он станет настоящим преступником! А в нем такой потенциал! Он может стать актером. Смотри, какая у него харизма! Людей это привлекает. Смотри, опять покупателя зазвал!

Рядом с Левоном остановилась женщина. Она стала внимательно рассматривать вешалки с платками.

– Может, – спокойно ответила Мариам. – Ну так и помоги ему не стать преступником.

– Но я не понимаю, как ты постоянно влияешь на поступки Наны? У меня ни разу не получилось заставить его поступить так, как нужно.

– А ты не заставляй – направляй! Не пытайся силой привлечь его к чему-то. Он не понимает, что у него есть тот, кто старается оберегать его. Для начала дай понять ему то, что ты рядом, тогда он будет прислушиваться к своему сердцу, а следовательно, и к тебе.

– Ну и как же мне это сделать? – спросил Левон, поворачиваясь к матери.

– Не знаю! Ты же его ангел-хранитель, а не я! – беспечно ответила Мариам, махнув рукой на сына.

Левон глубоко вздохнул, состроив кислую мину.

– А как ты добилась того, что Нана услышала тебя?

– Тут проще. Нана с самого начала знала, что я с ней. К тому же она с детства прислушивалась к своему сердцу, а не к разуму. Она сразу услышала меня.

– Ты думаешь, она осознает, что ты всегда рядом? – он посмотрел на Мариам с любопытством. – Не так, как говорят священники. Я имею в виду в буквальном смысле.

– А ты при жизни когда-нибудь думал о том, что почти за каждым человеком следует призрак умершего родственника? – с издевкой ответила она. – Ты вообще догадывался, что за тобой по пятам ходит твой прадедушка? – Левон поморщился.

– Нет, конечно. Если бы я знал, это весьма осложнило бы мне жизнь. Я бы все время думал о том, что за мной вечно наблюдает мертвец, пусть даже и во благо мне.

– Ну вот и Нана не знает об этом. Она чувствует меня, но думает об этом, как и все люди на земле. Она думает, что я нахожусь с ней в каком-то расплывчатом образе. Как часть души, не имеющая ни эмоции, ни чувств. Но ты же теперь понимаешь, что это не так.

– М-да, – задумчиво произнес Левон и скрестил руки на груди. – Но я все равно не понимаю, как мне наладить связь с Эмилем.

– Роутер перезагрузи, – пробубнила Мариам.

– Мама! – возмущенно вскрикнул Левон. – Я говорю серьезно!

– Да ясно-ясно. Пошутить уже нельзя.

– Я уже не могу видеть, как он ворует у людей. Это неправильно! Этот Ринат и его банда совсем испортят его! Представляешь, вчера ему дали попробовать покурить сигарету! Я видел, что он не особо-то и горел желанием, но это ведь предложил сам Ринат! – В его голосе появились язвительные нотки. – Как он откажется?! Эмиль побаивается его, хоть и ненавидит. И мне кажется, что это взаимно. Тот все время дает ему самую грязную работу.

– Это нехорошо, – мрачно сказала Мариам. – Эмиль может долго таить злобу в себе, но рано или поздно она выплеснется наружу. Ни к чему хорошему это не приведет.

– Это уже ни к чему хорошему не привело! Он уже прогуливает школу, курит и ворует кошельки! Куда уж хуже-то?

Мариам посмотрела на сына как на глупого школьника, не выучившего стих.

– Ты не понимаешь, до чего все это может дойти? – Левон молча смотрел на мать, ожидая ответа. – Если Эмиль сорвется, никто из этих мальчишек не будет церемониться с ним. Эти дети жестоки. Их не просто так называют зверьëм. Тебе лучше поскорее направить его в правильное русло.

Левон ничего не ответил. Он и сам все это понимал. Просто он боялся того, что не сможет ничем помочь Эмилю, если дела станут совсем плохи. Левон сотню раз пытался отталкивать племянника от воровства. Старался уговаривать его, нашептывая ему то, что хотел донести до мальчика. Пытался прикоснуться к его щекам, как это делала Мариам с Наной. Но ничего не помогало. Эмиль просто чесал нос рукавом своей куртки и упрямо шел за очередным человеком, которого приметил в массе толкающихся людей. Бессилие злило и расстраивало Левона, но он ничего не мог с этим поделать.

На следующий день Эмиль не стал пропускать школу. Он быстро накидал в старый рюкзак первые попавшиеся тетради и книги, и торопливо стал надевать куртку с ботинками. Он торопился уйти, потому что не хотел, чтобы мама снова стала спрашивать его о школе. Ему нечего было рассказывать ей. Он не знал, какие уроки у него сегодня будут, и уж тем более, какое домашнее задание им задали на сегодня. Его спасало только то, что он быстро схватывал учебный материал. Эмиль мог написать контрольную работу, прослушав всего лишь один раз учителя по этой теме. Мальчик был весьма сообразительным ребенком, но в большинстве случаев оценку ему занижали за неряшливость и опоздания на урок, а также за постоянные драки. Учителя давно уже не вызывали Нану в школу, чтобы разобраться в причине его драк. Преимущественно они всегда наказывали Эмиля за это. А все из-за того, что мальчишки, издевающиеся над ним, в ту же секунду, как их останавливал учитель, начинали слезливо рассказывать о том, что Эмиль их побил ни за что ни про что. Учитель предпочитал долго не разбираться в детской потасовке. Эмилю никогда не верили. Это злило его еще больше. Поначалу он пытался сопротивляться и доказывать свою правоту, но вскоре понял, что при любом раскладе его снова сделают виноватым. Так зачем тогда доказывать что-то?! Эта обида копилась в душе мальчика, пока в один день он опять не взрывался и не начинал бить с ожесточенной яростью тех, кто всю неделю дразнил его из-за рваной шапки. Он прекрасно знал, что его опять сделают виноватым, но все равно продолжал бить маленькими кулаками того, кто порвал его шнурок на кроссовке. И того, кто дразнил его оборванцем под общий хохот одноклассников, и того, кто кидал на уроке жвачку в его портфель. Классный руководитель давно считал его не вполне адекватным, а дети так и вовсе сумасшедшим и отсталым.