От раздражения не осталась и следа. Кир посмотрел на Меррит, и на его лице расплылась улыбка.

— Бедняжка, — хрипло проговорил он. — Должно быть, я утомил тебя своей болтовнёй тем вечером.

Меррит слабо улыбнулась. Её пухлые изящные губы напоминали лепестки орхидеи.

— Я тоже внесла свою лепту в разговор.

— Жаль, я ничего не помню.

Она рассмеялась приятным, хотя и резким смехом.

— А я этому рада.

Не дав Киру спросить, что она имела в виду, Меррит уговорила его уйти переобуться для прогулки в бухту.

Она вернулась за стол и села рядом с Фиби, которая молча взяла её за руку, словно бросив спасательный круг.

Меррит первая нарушила молчание.

— Ты сейчас скажешь, что ещё слишком рано для серьёзных чувств, — хрипло проговорила она, — и после того, как мы проведём с ним некоторое время врозь, моя точка зрения изменится, и я перестану страдать. Я встречу кого-нибудь ещё.

Фиби кивнула, ласково глядя на неё с беспокойством.

— Конечно, это правильные слова. — Меррит сжала руку подруги, а потом отпустила и попыталась выдавить улыбку. — Но даже через десять лет, Фиби, я всё равно скажу, что я его любила. С самого начала.

Встретив Кингстона в задней части дома, Кир с радостью обнаружил, что к ним присоединится домашний любимец Аякс. Шумный чёрно-рыжеватый ретривер помог снять напряжение, пока они шли по узкой утопленной в земле дороге, которая когда-то была древней конно-тележной тропой. По обе стороны над ними возвышались стройные деревья, искусно образуя полог над головой.

— Ты упомянул, что у тебя есть собака. Какой породы? — небрежно спросил Кингстон.

— Вислоухий скайтерьер. Прекрасный охотник на кроликов.

Аякс обогнал их и выбежал на пляж. Прилив превратил мелководье в бело-коричневую пену. Чем дальше вглубь, тем темнее становилась вода: от сине-зелёного оттенка до иссиня-чёрного там, где на горизонте медленно проплывали очертания парохода. В песчаном тростнике и вьюнке на дюнах шелестел холодный утренний бриз.

С радостным лаем Аякс бросился в погоню за кормящимися на берегу птицами. Кингстон покачал головой и улыбнулся, наблюдая за весело резвящимся ретривером.

— Безмозглое создание, — с нежностью проговорил он и направился к крашеному сараю возле дюн. Достав кое-какие припасы, герцог жестом пригласил Кира следовать за ним к яме в песке, окружённой большими камнями.

Поняв, что Кингстон намеревается развести костёр, Кир спросил:

— Собрать прибитые к берегу сучки?

— Парочку для растопки. Я предпочитаю берёзовые дрова, с другой стороны сарая есть поленница.

Они сложили костёр за несколько минут, начав с сухой травы и морских водорослей, потом добавили сучки, собранные на пляже, и в конце подкинули стопку берёзовых дров. Кир часто жёг костры с друзьями на острове, знакомое занятие помогло ослабить напряжение в шее и спине. Он чиркнул спичкой, удовлетворённо наблюдая за тем, как сначала огнём занялась трава, а после синевато-фиолетовым пламенем вспыхнули сучки.

Кингстон не торопился заводить разговор. Он снял ботинки и носки, закатал штанины до лодыжек и уселся на одном из шерстяных одеял, которые принёс из сарая. Кир последовал его примеру, устроившись на своём одеяле, и протянув босые ноги к жаркому пламени. Через несколько минут к герцогу подбежал мокрый перепачканный в песке Аякс, держа в пасти что-то похожее на круглый камень.

— Господи, что это? — горестно спросил Кингстон, протягивая руку.

Ретривер осторожно положил ему на ладонь предмет, которым оказался рассерженный рак-отшельник, надёжно спрятавшийся в своём панцире. Через мгновение рак решил исследовать новую местность, и из раковины показалась пара крошечных ножек и глаза на стебельках.

Губы герцога тронула слабая улыбка. Он ловко поднялся на ноги и направился к ближайшей приливной заводи. Кингстон осторожно посадил рака на край поближе к расщелине в скале, куда он мог легко нырнуть в укрытие.

Вернувшись к костру, герцог иронично проговорил:

— Стоять, Аякс. Достаточно изводить местную фауну.

Ретривер плюхнулся рядом и положил голову Кингстону на бедро. Герцог погладил собаку по голове и принялся рассеянно поигрывать висячими ушами.

Кир наблюдал за ним с возрастающим интересом, он думал, что Кингстон отбросит несчастного рака в сторону, возможно, швырнёт в море. Любой из друзей Кира не задумываясь кинул бы его чайкам, которые искали пропитание. Но герцог проявил внимание к ничтожной зверушке, взял на себя труд отнести её в безопасное место. Какая совершенно неожиданная черта характера. Уважение к хрупким и уязвимым существам.

Теперь Кир не знал, что и думать. С одной стороны, Кингстон был аристократом с невероятным богатством и положением в обществе, печально известный своим развратным прошлым, а с другой — преданным отцом и верным мужем. Неужели в человеке может уживаться две такие разные личности? А теперь Кир стал свидетелем ещё одной: небрежно развалившись у костра, перед ним предстал обычный человек, чьи ноги были в песке, а рядом сидела любимая собака.

Размышления Кира прервал лакей, который вышел на пляж с небольшим сундуком из полированного дерева.

Герцог забрал ящичек.

— Спасибо, Джеймс.

— Ваша светлость, мне…

— Нет, я сам, — любезно ответил герцог.

— Как вам будет угодно, ваша светлость. — Лакей изящно поклонился и пошёл обратно к утопленной дорожке в ботинках полных песка.

Кингстон открыл замок сундучка и вытащил маленький графин с виски, вопросительно приподняв брови.

— Слишком рано?

Кир улыбнулся, подумав, что утро становится всё лучше и лучше.

— Не для шотландца.

Он в предвкушении проследил за тем как Кингстон разливает виски по хрустальным бокалам.

Кир одобрительно оценил янтарный цвет напитка. Ощутив в руке приятную тяжесть бокала, он покрутил жидкость, наклонил голову и вдохнул аромат.

У Кира перехватило дыхание, а пальцы вцепились в бокал. Он с удивлением отметил, что приятный запах напитка будто проник в ту часть мозга, где жила память.

Это был виски из особой партии сорокалетней выдержки, которую изготовил отец.

— Ты принёс образцы в "Дженнерс", — проговорил герцог. — Я случайно оказался там в тот день, и мы перекинулись парой слов. Не помнишь?

Кир покачал головой. К своему ужасу, он почувствовал, что в горле застрял ком, а в уголках глаз защипало.

— Мой управляющий сделал заказ на все двести девяносто девять бутылок "Сокровища Лахлана", — продолжил Кингстон. — К моему сожалению, их уничтожило во время пожара на складе. Но у нас остались образцы.

Последовало долгое молчание. Кир изо всех сил пытался взять под контроль свои эмоции. Вдыхая сухой, древесный аромат отцовского виски, он ощущал присутствие Лахлана. Он чуть ли не видел грубое лицо и карие глаза, искрящиеся юмором. Чуть ли не чувствовал сильные, натруженные руки, которые когда-то обнимали его так крепко.

Когда Кир наконец поднял голову, герцог взмахнул бокалом.

— За Лахлана Макрея, — просто сказал он.

"Чёрт возьми, — подумал Кир. — Меня охмурили, как форель".

Он с трудом проглотил мягкий тёплый виски и заметил в глазах Кингстона то, чего не замечал раньше. Понимание и участие. Отеческую заботу. Оказалось, что быть объектом этого взгляда… приятно.

Сделав глоток, Кингстон осторожно заговорил:

— Если бы я знал о твоём существовании, Кир, то забрал бы тебя к себе и воспитал со всей заботой и преданностью, которые отец только способен дать сыну. Ты стал бы для меня радостью. С того момента, как я получил письмо от твоей матери, я пережил всю гамму эмоций от ярости до страха, задаваясь вопросом, на что похожа твоя жизнь. И единственным утешением мне служило лишь то, что Макрей был любящим отцом. За это, если бы он не почил, я бы целовал ему ноги.

Кир криво улыбнулся, уставившись в содержимое своего бокала.