Тени снова танцевали. Ещё и пели что-то. Марсельезу? Нет, какой-то неясный мне язык. Слышал я его, когда то...но не помню где точно, впрочем, к черту это...тени танцуют, пусть танцуют, тени поют, ну и пусть поют дальше.
Нога снова заболела, старая рана дает о себе знать, но нечего сообщу Андрею, может, сможет мне помочь....(текст обрывается)
Глава 5
Я снова подошел к Гришке, тот привычно сидел оперевшись спиной в стену и мрачно созерцал все окружавшее его, прохожие, проходящие изредка мимо него, нервно оглядывались, а иногда с отвращением отпрыгивали. А чего пугаться то? Не зверь ведь, а больной и бездомный мальчик, вы бы помогли, а не шарахались.
Мальчик заметил подходящего меня:
"Всеволод Михайлович, чего это вы снова?"
"Сходил к врачу...хотел поработать, но не могу...тяжко мне Гришка, тяжко...очень плохо на душе, но ты наверно не посчитаешь это важным или хоть стоящим внимания."
"Да...я на улице живу, ног нет, считайте, тяжестью на душе меня уже не пробить, лучше бы убил меня кто и дело с концом."
"А кто же? Да и вообще, обещал же, найдем денег и вылечат тебя, обязательно!"
"Всеволод Михайлович, вы сами-то верите в слова свои? Вы себя вылечить не можете, а с виду вполне здоровый, а я...я без ног, слегка ослепший, уже давно наверно подхвативший чахотку, вообще не подходите ко мне, недаром и заразится."
"Я не...я...не знаю, я думаю что...ох"
Не нашел я, что сказать можно Гришке, да и нужны ли ему слова, нужна ли ему помощь и поддержка, никогда не было, зачем она ему когда он почти на смертном одре, когда она уже занесла над ним косу, когда даже капли крови предыдущех погибших капают на бессильное тельцы Гришки...ох господи, а ведь читают мои книги дети такого же возраста, все в теплых домах, в теплой одежде, под опекой и защитой взрослых...А гришка ведь...Гришка тоже хочет...хочет жить как минимум...может почитать ему? Впрочем, нужно ли действительно ему это? А мне?
Все завтра в издательство и наконец завершаю все это, к черту, или же оно меня просто убьет, завершу век свой...очень быстро. Итак состояние все хуже, к черту эти рассказы, к черту этих детей, не таких как Гришка, обласканных, прилизанных и вежливых, к черту их родителей...к черту это все.
Я не найдя, что сказать уже почти мертвенно бледному ребенку, просто покинул его, но на следующий день не пришел, и на следующий и так прошло почти полгода, я не выходил из дома, лишь забрел в издательство, забрел, сказал что нужно издавать, отдал им копию уже законченной работы, а сам забрал какие-никакие деньги и заперся в квартирке. Не знаю, лучше бы я ходил по городу, с друзьями, общался с врачами и прочими, нежели так, но...но ладно, это мой выбор. Богуян, помощник Андрея Викторовича заносил мне лекарства, соседка по лестнице милая Катерина помогала едой, а я сам, обросший волосами, с черными от бессонницы глазами, тихо благодарил её...
Я спрятавшись от всех, спрятавшись от проблем мира, своих и чужих просто закрывшись в четырех стенах, даже не знал, что Гришка. Тот мальчик живущий уже черт знает сколько на улице, умер прямо там, ждал моей помощи ведь, ждал может помощи хоть кого то...А я его таким образом бросил, бросил народ таким образом, не помог, хотя обещал, кто я после этого? Чего стоит моя проблема, чего стоят вообще любые меркантильные проблемы, Гришка этот, хороший мальчик, мог бегать по городу с другими мальчишка, смеяться, читать книги, бог с ними, даже может мои, мог жить. Вместо этого он лежал без ног, в какой-то подворотне, где только ленивый не...ох...господи, в этой подворотне он и окоченел. Ближе к полуночи, некоторые люди, кажется, слышали даже жалобный, не то вой, не то стон Гришки, который звал на помощь, кого-то, может даже меня, но никто не приходил. Я не слышал, кто-то другой может тоже, а третьим? А третьим может и не нужен был этот Гришка, чего в нем, он ведь не бегает, лежит себе милостыню просит, каждому бы кто так говорит камнем в голову кинул, так только предатели говорят, так турки могли говорить, враги наши....но не мы...нет, не местные люди, не мои товарищи, не Андрей Викторович, не Надежда моя любимая, не милая Катерина...нет, не я, я не мог этого говорить, никто...это точно, никто.
Глава 6
В дверь мою постучали, слабенько так, будто бы и не хотели, впрочем, может ошибка? Но нет, снова слабенький стук, девичий я бы сказал. Неужели Надежда? Может приехала, как бы я рад был, как бы я счастлив...ну а может Катерина, давно не встречал её, следует наверно по крайней мере поблагодарить девушку, помогала мне...а я просто...я просто молчал. Лишь кивал и закрывал дверь...
Встав с кровати, я медленно поплелся к двери, в глазах все плыло, в груди что-то болело и тяжким грузом оттягивало будто бы всего меня, куда-то вниз, упасть бы сейчас и не вставать. Вот что оно говорило. И явно хотело.
За дверью как я и предполагал, стояла Катерина, смущенно она протянула мне письмо и тихим голосом сказала:
"Всеволод Михайлович, это Андрей Викторович передал, говорит важное письмо, нужно бы прочитать вам...Простите, ежели побеспокоила."
"Нет...нечего, все в порядке, спасибо за все тебе...спасибо Катерина"
Хотел было я даже упасть к ней в ноги, расцеловать их, пусть за сумасшедшего сойду, пусть что угодно подумает, помогала ведь она мне, пусть может сама так и не считает. Но нет, я лишь кивнул и закрыл дверь.
Письмо это было от Надежды, несказанно рад я был ему, давно уже не видел её подчерка, давно не чувствовал запаха её от бумаги. Ниже части текста из письма:
"23-го <марта 1888 г.>
Здравствуй Всеволод
Твой доктор сообщил, что тебе как никогда нужна поддержка и помощь, но ввиду твоего характера, состояния ты просто не в силах принять её или попросить сам. Но я твоя любящая жена, поэтому бросить тебя в такой сложный для тебя момент не могу, ты уже бился с болезнями без меня, но продолжительно и долго, знай что за тебя волнуется вся твоя семья, все мы не находим себе место, до некоторого времени мы не знали куда писать тебе, не знали адреса, но теперь мы выезжаем все к тебе, жди нас завтра ближе к утру на вокзале Н
