– Двадцать миллионов! – эхом повторил Макс.

И на сей раз старый друг услышал его – хотя истолковал этот возглас по-своему.

– Да, да, – покивал Денис, – это огромные деньги. Но роялти от реализации твоих капсул ты больше получать не будешь. Хотя, конечно, по-прежнему останешься вторым крупнейшим акционером «Перерождения». И я не лишу тебя права на получение дивидендов. Так что ты сможешь за свой счет поддержать кое-кого, кто пострадал по твоей вине.

– Весь мир пострадал по моей вине.

– Ну, насчет всего мира – это спорный вопрос. А вот балбеса, который прошлой ночью привез тебя на стоянку корпорации, я, конечно же, вынужден буду уволить. Символично, что ты выбрал именно его себе в пособники: он ведь фактически твой тезка.

– Он понятия не имел, что везет меня.

– Знаю. Но его привычка опаздывать стала притчей во языцех еще в то время, когда ты не был таким чистоплюем и трудился со мной бок о бок. И все знали: он каждый раз упрашивает дежурного, чтобы тот пропустил его побыстрее – чтобы не быть уволенным за опоздание. Проще простого было проникнуть в «Перерождение», забравшись под брюхо его шикарной тачки – как сказали бы мои дедушка и бабушка.

И Макс понял: его друг детства разыграл всё, как по нотам. Ждал – не мог дождаться, когда Берестов подставится. Потому и не увольнял этого опоздуна, который стал пешкой в игре их обоих.

– Ты и тачку у него отберешь? – спросил Макс.

– С какой же стати? Я не зверь. Ты знаешь, почему он каждый раз опаздывает – опаздывал, точнее говоря? Он всегда едет на черепашьем ходу, чтобы не повредить свою драгоценную машину. Разновидность компенсации: красота его автомобиля – как возмещение за его собственную страхолюдную внешность. Наверное, теперь на этой машине он поедет к себе на родину – в Ригу.

– Он латыш? – удивился Берестов.

– А ты не знал? Представители нордической расы бывают не только такими.

И президент «Перерождения» снова раскинул руки, явно собой любуясь. А затем посерьезнел, присел на диван – рядом с Максом.

– Но это всё – шелуха, – сказал Денис. – Я хочу, чтобы ты уяснил главное. Если ты еще хоть раз попытаешься встать у меня на пути, я миндальничать больше не стану. У меня есть видеозапись – как ты крушишь собственность «Перерождения». Свою собственность, если разобраться. И я легко найду психиатров, которые на этом основании признают тебя невменяемым и отправят на принудительное лечение. А заодно я просвещу твоего отца: относительно того, что на самом деле случилось со Светланой Берестовой, его обожаемой женой и твоей мамочкой. Однако, – Денис поглядел вдруг на Макса мягко, почти просительно, – мы в любой момент, брат, сможем вернуться к нашим прежним взаимоотношениям. Забыть все обиды. Тебе достаточно будет только предложить мне что-то новое из своих разработок – для практического применения.

– Нет, брат, – сказал Макс, – у меня для тебя ничего нового не будет. Больше – никогда.

Часть первая. Безликие

5 июня 2077 года – 27 мая 2086 года

Рига – столица Балтийского Союза

1

Настасья не помнила, когда она в последний раз выходила в город. Да и существовал ли он вообще – этот город Рига? Она не была в этом уверена. То ли ходила она когда-то по его мощеным булыжником улочкам, то ли – ей это просто приснилось. И под ногами у неё всегда был только асфальт примыкавшего к дому двора-колодца, куда дедушка выводил их с Иваром на прогулки все последние девять лет – ночами, чтобы никому не попасться на глаза. То ли видела она когда-то золоченых петушков на высоких шпилях соборов, то ли – навоображала их себе после того, как прочла сказку Пушкина о Золотом петушке. То ли слушала она когда-то вместе с родителями органную музыку в готическом храме, то ли музыка Баха всегда звучала только в её наушниках, которые она надевала, когда делала заданные дедушкой уроки. Ни она, ни её единственный друг Ивар школу не посещали с 2077 года.

Единственное, что она помнила почти без пробелов – это тот день в самом начале июня 2077-го. День, когда они с её другом Иваром Озолсом – им было тогда по девять лет – окончили начальную гимназию. И мама подарила ей книгу сказок – настоящую книгу: бумажную, с глянцевыми цветными картинками. А мама Ивара, Татьяна Павловна – та и вовсе подарила сыну круглый золотой медальон с изображением святого Христофора.

Раньше этот медальон носил папа её лучшего друга и одноклассника – пилот электрокоптера, катавший туристов над Рижским заливом. Ивар всегда думал, что святой Христофор бережет его папу. И, наверное, так оно и было. Потому как в тот единственный день, когда он забыл медальон дома, его «вертушка» разбилась. Те, кто оставался на земле, видели: в открытую кабину влетела чайка. А что было потом – рассказать никто не смог. Случилось это двумя годами ранее, в 2075 году, когда они с Иваром только-только пошли в первый класс. А в 2077-м старшие сестры Ивара – Карина и Сюзанна – чуть с ума не сошли от злости, когда узнали про медальон. Каждая из них считала, что золотая вещица должны достаться ей. И уж никак не этому сопляку.

Ивару досталось и еще кое-что, чем его сестры не обладали: необыкновенная красота. И Настасья догадывалась: в действительности обе мегеры злятся именно из-за этого. Завидуют фиалковым глазам Ивара, и его длинным черным ресницам, и русым кудрям, и нежной коже. Ну, на что всё это мальчишке? Хотя, как выяснилось позже, две его сестрицы как раз и не остались внакладе. Уж им-то не пришлось учиться на дому и выходить погулять только ночью, как каким-нибудь вампирам из старинных книжек!

Но в тот июньский день 2077 года родители Настасьи не ведали, что грядет. Хотя, казалось бы, все предвестия уже тогда были налицо. И Настасья много раз ловила себя потом на мысли: «Мама, папа, ну, зачем же вы повезли нас туда? Как вам взбрело в головы устроить тот пикник на взморье?»

2

Желтый пляж выглядел безжизненным, как Сахара в полдень.

– Надо же, – удивилась мама Настасьи, – такой денек славный – а никого нет!

– Ну, Машенька, зато весь берег в нашем распоряжении! – бодро отозвался Настасьин папа. – Располагаемся!

И они вчетвером стали раскладывать на песке скатерть, посуду и еду из плетеной корзины для пикника, пледы для лежания и коробки для сбора янтаря. Они заранее условились, что после трапезы все вместе отправятся на его поиски. И к концу дня определят победителя: кто наберет больше остальных этих застывших капелек, казавшихся медовыми. Ивар любил их сосать, как леденцовые карамельки.

Поели они быстро, а потом разбрелись по берегу и принялись босыми ногами разгребать песок.

– Я первый нашел, я первый! – закричал Ивар; в руках у него был кусочек янтаря, формой походивший на крупную божью коровку.

– Подари его мне! – попросила Настасья.

И её друг тут же отдал ей свою находку.

Впрочем, таких находок в тот день их ждало еще множество. Казалось, янтарь на взморье никто не собирал уже давно: в песке там и сям мелькали световые искорки. Одно было плохо: вода еще не успела прогреться. Дети забегали в неё время от времени, но почти тут же с визгом выскакивали обратно. И начинали дурачиться: бегали наперегонки – увязая в песке и периодически падая, – шутливо дубасили друг друга и брызгались холодной водой. Родителей Настасьи они не видели – но нисколько из-за этого не беспокоились. Куда больше Ивара волновали чайки: он боялся их и всё время озирался по сторонам – не подлетят ли они откуда-нибудь сзади? Вот потому-то, должно быть, он и сделал свое открытие.

– Смотри! – Он вдруг указал куда-то за спину своей подружке.

– Ага – смотри, смотри! – передразнила его Настасья. – Я отвернусь, а ты на меня – водой?

– Да нет же! Правда – погляди, что это там такое?

Настасья обернулась – и чуть не выронила коробочку с янтарем. На границе между лесистым берегом и пляжем, под нависшими корнями сосен, она увидела что-то вроде длинной полуподземной галереи – то ли пещеру, то ли грот. Это явно было творение природы – не человека. По идее, такая галерея и возникнуть-то не могла – должна была бы осыпаться. Но вот, поди ж ты – не осыпалась!