– Для любования? Не стоит меня провоцировать. Я не святой, Ева, и никогда не претендовал на сей статус. Я всего лишь взрослый мужчина, который заперся на краю земли с самой желанной для него женщиной. Поэтому думай, что говоришь. Для твоей же безопасности.

Вопреки всякому здравому смыслу внутри вспыхнуло пламя. Обида разлилась в душе, заполняя все ее пространство.

Какой бедный и несчастный! Видите ли, заперли его в домике с девочкой. Как он жив остался?! Раздраженно процедила, вырываясь из его тисков:

– Ну так отпусти меня. Зачем себя мучать? Или ты мазохист? Для твоей же безопасности, Сафронов: верни меня отцу.

Мы столкнулись взглядами, и в его я снова прочитала то, что никак не предполагала там увидеть: жалость. Игорь невесело добавил:

– Отец не так уж и стремится найти тебя, девочка. Я не хочу быть тем человеком, который откроет тебе правду. А теперь повторю свой вопрос: что ты делала в моем ноутбуке?

– Ты лжёшь!

Я вырвалась и отбежала в сторону. Как только он шагнул за мной следом, отпрянула. Потом развернулась и ринулась по лестнице наверх. Я слышала каждый его шаг.

Сафронов шёл следом. А в моей голове словно гром звучало: «Не стремится найти». Нет, он врет! Мой отец любит меня и ищет. По-другому и быть не может! Я не верю!

– Ева, постой…

Я же захлопнула дверь прямо перед его носом, прекрасно понимая тщетность попыток отгородиться. Замка здесь нет, словно в насмешку, комната запирается с другой стороны.

Но зато ванная… В то время как он открывал дверь, я метнулась в маленькую уборную и уж там заперлась. Залезла в сухую ванну и прижала руки к ушам. Я не стану его слушать.

Когда-то давно, ещё когда я была маленькой девочкой, со мной случилось что-то страшное. Всё, что происходило, лет до шести застилает в моей памяти чёрная пелена.

И вот сейчас ужас снова накатывал волнами. Тогда меня из этого состояния вытащил отец. Он спас, окружая заботой и любовью. А сейчас у меня хотят отнять и это?

Лаконичная ванная с шикарной отдельно стоящей ванной была закатана в белый мрамор. Раньше я бы непременно восхитилась прекрасным дизайном, но сейчас стены давили.

Голова раскалывалась, а перед глазами плясали белые пятна. Я забралась в ванну, ничего не разбирая. Кажется, на заднем фоне кричал Сафронов, но я уже потихоньку уплывала в странное состояние.

Руки сами собой потянулись к воде. Хотелось, чтобы она приняла меня в свои тёплые объятия. Главное, быть осторожной. Звук мощной струи успокаивал, напоминал о чём-то далеком…

Закрыла глаза, дрожа всем телом. Он неправ, никто не отнимет у меня папу. Никто не сможет. Разговор в таком состоянии начинал успокаивать.

Я медленно погружалась в тяжёлую воду. Она давила, давила…

И тут все резко кончилось, а я почувствовала невесомость. Испуганно распахнула глаза, не переставая кашлять:

– Ты что творишь? Жить надоело?! Ева, мать твою, что происходит?!

Он держал меня на руках, а я все же продолжала кашлять. Тогда Сафронов перевернул меня, выбивая из лёгких воду. Но как она там оказалась? Почему я вся мокрая…

Меня затрясло, и, когда тело перестало содрогаться в приступах кашля, меня обняли сильные руки. Неожиданно для себя не стала отбиваться. Конечно же потому, что сил не было.

– Ева, я тебя спрашиваю, ты что удумала? Зачем?

Он встряхнул меня, заглядывая в глаза. Мы с ним были как белое и чёрное. Сафронов весь в темном, а я лишь в лёгком льняном сарафане, бледная, почти поганка на фоне его загорелой кожи.

Вокруг было столько воды, и я как в замедленной съёмке осматривала комнату. Как я здесь оказалась? И почему вся мокрая? Взгляд зацепился за белоснежную ванну, полную воды.

Она едва ли не через край выливалась. Я удивленно подняла брови. Но как так вышло? Сафронов же тем временем продолжал меня рассматривать. Выражение его лица сейчас сложно было прочесть.

– Зачем ты нырнула под воду? Ты же могла захлебнуться! А если бы я не смог выбить дверь?

И снова на моем лице отразилось удивление. Как в замедленной съёмке я растеряно перевела взгляд на ванну, а потом на свой мокрый сарафан. С белокурых волос срывались капли воды, а кашель мучал меня, потому что…

Я оттолкнула мужчину, тихо отвечая:

– Не… не знаю, как так вышло. Не помню! Я не садилась в ванну!

Паника в голосе нарастала. Он что, намекает, что я могла там утонуть? Сесть в ванну и захлебнуться? Нет! Я бы никогда так не сделала! Голос снова стал сиплым, и я схватилась за голову, оседая на пол.

Внезапно поняла, что не помню ничего, после того как отошла от ноутбука. Что это? Снова последствия той травмы? Но у меня много лет не было провалов.

Скорее почувствовала, как рядом Игорь садится на корточки, случившееся помешательство безжалостно отодвинуло в сторону другие проблемы. Мне было страшно.

– Ева, чего именно ты не помнишь? Пожалуйста, расскажи мне?

Его голос был мягким, а руки не касались меня, давая необходимое пространство. Он разговаривал со мной ласково, словно я была маленьким ребёнком. Уговаривал.

Но мой взгляд каждую секунду возвращался к ванне. Неужели я и вправду так могла? Что со мной снова произошло? Тело ходило ходуном, и вот уже зубы стучали так, что было слышно даже моему похитителю.

Очевидно, он тоже понял, что со мной происходит какая-то чертовщина, потому что встал и спустя минуту вернулся с огромным полотенцем. Накрыл им меня, просовывая под него руки и пытаясь осторожно снять бретели сарафана.

Я судорожно вцепилась в его руки с паникой в глазах. Он горько усмехнулся и сказал:

– Тогда справишься сама? Только предупреждаю, что больше я тебя одну не оставлю.

Поздно вечером мы сидели на веранде, вдыхая запах моря. Что-то неуловимо изменилось между нами. Мое раздражение, например, уснуло где-то в глубине.

Сама себе я объясняла это тем, что оно утонуло. Ведь не могла же я сознательно… Но я даже не помнила того момента, когда садилась в ванну. Тяжело вздохнула, пытаясь принять случившееся.

Приятное мягкое свечение успокаивало. На тарелке красовалась недоеденная еда, практически нетронутая мною. А он сидел рядом и задумчиво разглядывал.

– Зачем я тебе?

Кажется, во мне заела одна очень старая и надоевшая нам обоим пластинка. Она крутилась на бесконечном повторе в голове, на языке. Игорь же устало потёр переносицу.

Перед ним все ещё стоял ноутбук, но он больше не интересовался тем, что я сделала. Куда залезла и кому написала. А еще он действительно больше не оставлял меня одну.

– Если я тебе скажу, ты мне не поверишь.

Я так глубоко нырнула в свои мысли, что при звуке его голоса вздрогнула. Прижала к себе чашку с ароматным чаем, пока Сафронов отставлял в сторону свою.

Теперь он откинулся на спинку дивана и смотрел очень пристально. Его голубые глаза прожигали меня, словно бросая вызов. Эдакий бой, где выигрыш – правда.

Вот ее-то и хотелось услышать больше всего на свете. Наверное. Потому что, если не знать наверняка, в голову лезут всякие глупые мысли. Глупые и очень для меня опасные…

– Если ты не скажешь, я придумаю.

Слова вырвались раньше, чем я подумала. Прикусила губу. Он пугал меня до чертиков, но теперь и завлекал. Я хотела понять, что им движет, прочувствовать, почему разум отреагировал на его слова так остро.

Мы сидели на веранде недалеко друг от друга. И от его взгляда становилось жарко, словно я находилась в его объятьях. Сафронов снова ответил:

– Пока не пойму, что с тобой произошло в ванной, больше ничего не скажу, Ева. Ты неглупая девочка. Зато ты можешь помочь мне узнать о тебе больше.

Больше. Мне бы тоже хотелось узнать о себе чуточку больше. Особенно о том периоде жизни, что, по словам врачей, навсегда останется для меня чёрной кромешной ночью.

Никогда не думала, что это желание возникнет. Годы посещения специалистов, от нейропсихологов до самых лучших психиатров, – и ничего. Отец в какой-то момент сказал, что не намерен больше потворствовать моему самоуничтожению.