– Женщины, что с вас взять, – пробормотал супруг и высыпал подпорки прямо на пол.

– А дети, – вдруг вспомнила я о затаившихся в недрах квартиры.

– Ничего с ними за неделю не произойдет, – сказал, как припечатал, Гошка и поволок чемодан в кухню собираться. – Оставались же они одни – живы здоровы. И вообще, не морочь мне голову, я занят.

– Ну, слава богу, хоть отдохнем, – услышала я голос Таськи, несущийся из-за закрытой двери.

– Ага, – мечтательно пробасил Димка, – вечеринку закатим. Нужно только будет мебель из зала перетащить, а то не поместимся. И легковоспламеняющееся убрать все, а то в прошлый раз диван чуть успели потушить. Хорошо хоть мать убираться не любит, а то давно бы уж увидела, что задняя стенка у него в подпалинах.

– Ох, сплюнь, а то кто ее знает, что ей в голову придет, – зашептала любящая доченька. – От нашей мамульки всего ожидать можно.

– А я тоже на вечеринку попаду? – наглым голосом поинтересовался Жорик.

– Мелкий ты еще, – взвилась Таська.

– Ну, тогда пойду я мамочке расскажу, чего вы задумали и про диван тоже. Вот она обрадуется-то. А я конфетку получу вкуснючую за то, что армагеддон предотвратил, – ехидно хихикнул младшенький, и я едва не захохотала в голос, согнувшись к замочной скважине и тут же забыв про диван, который мне, кстати, никогда не нравился, представляя вытянувшиеся лица старших детей.

«Ай, молодец. Ай, красавчик».

– Шантажист, моя школа, – весело хрюкнул старший сын. – Ладно, твоя взяла.

– Не поеду никуда, – твердо решила я, разглядывая подпалины на ненавистном рыдване, носящем гордое название диван, но чемодан манил меня к свершениям. – Что это? Я думала, их уже не производят. Где взял? – моя рука выдернула на свет божий огромный кипятильник.

– Места знать нужно, – гордо буркнул муж и выхватил у меня из рук раритет. – Не лезь, женщина, когда мужчина собирается в путь.

«Ладно, потом выкину, когда уснет», – решила я.

Кипятильник – это любовь всей жизни моего Гоши. Без этого адского изобретения он не выезжает дальше своей квартиры, сея хаос и панику в непривыкших к таким изыскам европейских отелях.

«Чаю хочу», – решает Гоша, едва заселившись, тем самым обрекая местные электросети на адскую работу по устранению аварии. Моему мужу пофигу, что на каждом этаже есть кулер с кипятком и вообще All Inclusive. Он хочет чаю – и баста. И невдомек несчастным европейцам, почему в их отеле каждый день, с завидным постоянством, в одно и то же время гаснет свет. Потому что Гоша чаевничать желают-с, так-то. Чай Гоша не любит, ему важен сам процесс. Потому, берегитесь Европейские отели.

– В Москве, наверное, электрические сети покрепче будут, – засыпая, элегически чмокнул губами муж и громко захрапел.

Я ужом выскользнула из кровати и тихо, чтобы не разбудить любимого, отправилась к месту дислокации собранного чемодана, в котором ожесточенно рылась Падла в поисках поживы. Вытащив из собранного мужем багажа кипятильник, две тяжелые керамические чашки, стопку книг, ртутный термометр, радиоприемник, упаковку туалетной бумаги, набор цветных карандашей, гантелью и еще кучу мелкого ненужного мусора, я с чувством выполненного долга выписала телефоны клиенток, которых нужно обзвонить и перезаписать на «через неделю». Посмотрела на свившую гнездо в чемодане собаку и легла спать. С утра предстояло много дел: купить провизии детям, разобраться с делами на работе, собрать багаж и выбрать подарки. Но оно того стоило. Неожиданный отпуск играл и переливался всеми цветами радуги в моем измученном мозгу.

Ох, как я люблю аэропорты. Они наполнены эмоциями, радостными встречами, предвкушением счастливого отдыха и полета.

– Давай быстрее, опаздываем, – закричал мне Гоша в самое ухо. – Все у тебя так. Все и всегда, – уронил он с грохотом каменно-тяжелый чемодан.

– Почему у меня? – робко пискнула я, глядя на пылающего пламенным гневом супруга. – Это же ты харчи в дорогу собирать надумал.

– Потому что кто-то не озадачился это сделать. Не знаешь кто?

– Гошенька, родной, но продукты можно и в Москве купить. Ведь отнимут все, что ты собрал, на границе. Еду нельзя перевозить, – попыталась я внять к голосу разума мужа.

– Щаззз, – вызверился любимый. – Пусть попробуют. Тебе лишь бы деньги потратить. Купит она.

Взмыленные, как пара жеребцов, мы подбежали к стойке сдачи багажа.

– Вот, – бешено вертя глазами, сунул под нос молоденькой служащей билеты и документы Гоша и закинул неподъемный чемодан на ленту.

– Запрещенное что-нибудь везете? – сдвинула бровки к переносице серьезная барышня.

– Целый чемодан, – игриво заблестел глазками мой муж.

– Ну-ну, – хмыкнула девица и уставилась в экран. – Я не могу пропустить вас.

– Почему это? – удивился Гоша.

– Потому что продукты запрещены к провозу. Доставайте. Это записано в правилах.

– Господи, да что там тех продуктов. Смех! – взревел мой супруг, начиная концерт. – Батон колбасы да два яйца.

– Вытаскивайте, – не желала уступать служащая. Видя, что пассажир сдаваться не собирается, она достала телефон и принялась тыкать на кнопки наманикюренными пальчиками.

– Давай отдадим, а, – тщетно пыталась я внять к голосу разума своего любимого. – Опоздаем ведь.

– Ничего, без нас не улетят, – отмахнулся он и ввязался в неравный бой.

Гоша бился за каждый кусок колбасы, как бьется храбрый воин, не желая уступать ни пяди родной земли. Он применил весь арсенал уловок начиная от легких скандальных угроз, заканчивая нервическими припадками до тех пор, пока не явился вызванный на помощь начальник, и все не началось по новой. Девушка уже не справлялась с чувствами. Это я поняла по ее нервно дергающемуся веку. Нарощенные ресницы трепетали, словно крылья мотылька.

«Бедняга», – мелькнуло в моем мозгу.

Начальник сочувственно глянул на меня, мнущуюся в сторонке, и махнул рукой.

– Пропустите, пусть в Москве с ним разбираются, – наконец решил он, явно жалея свое психическое здоровье.

– Видала? – гордо спросил Гоша. – Фиг им, а не моя колбаса. А теперь пошли в дьюти-фри.

– Это еще зачем? – напряглась я.

– Коньяку купим, – посмотрел на меня, как на умственно отсталую, супруг и, чеканя шаг, двинул к магазину.

– Значит, мне лишь бы деньги потратить, а ты коньяк собрался покупать, – наконец прорезался у меня голос. – И потом, в самолете коньяк пить запрещено.

– Правильно, поэтому ты сейчас будешь пить колу. Мы перельем коньяк в пустую бутылку, и алле-оп. Кто мне запретит газировку хлебать? – радостно объяснил Гоша.

– Но я не люблю колу. Давай минералку, а? Ну яблочный сок на худой конец, – взмолилась я.

– Не, водку я не люблю, – задумчиво протянул супруг. – По цвету больше всего кола подходит. Так что пей давай, не копырься, – закончил он свой месседж прелестным словом и сунул мне в руки полуторалитровую бутылку гадкой коричневой жижи.

– Гош, ты сколько коньяка взял? – потеряла я дар речи. Нет, ну ладно пол-литра, ну литр колы я в себя волью, но полтора…

– Сколько взял, столько и взял. Я без коньяка не летаю, – занервничал муж. – Пей, у тебя полчаса.

– Давай напополам. Я не выпью столько, – тоскливо протянула я.

– Думай, что предлагаешь, женщина. Хочешь, что б у меня сахар поднялся и давление, да? Вот ты какая. Нет бы мужу любимому помочь. Я итак нервничаю – три часа в облаках болтаться.

Осознание обрушилось на меня, едва не сбив с ног. Мой сильный, брутальный Гоша, за которым я как за каменной стеной, боится. От шока я от души приложилась к бутылке с газировкой, подавилась, выпустив из носа струю коричневой пузырящейся жидкости.

– Ты боишься летать? – выдавила я, прокашлявшись.

– С ума сошла? – рассердился Гоша. – Я вообще ничего не боюсь. К твоему сведению, я мильен пятьсот раз летал. За тебя беспокоюсь просто, вдруг ты испугаешься, а тут я – опа, налью тебе коньячку, и все страхи как рукой снимет.