– Глубина штрека такова, – продолжила Мич, – что монстры смогут подобраться под космопорт практически незамеченными. Вряд ли кто из простых менталов их учует; что до дяди Аса, так он не отпустит сиськи своей новой подружки, даже если подкоп разверзнется прямо под ним. Я так поняла – единственное, что их сейчас сдерживает, – так это присутствие на планете моей сестрицы; у нее-то нюх на этих кровососущих не хуже моего. Кроме того, на ее крейсере достаточно излучателей, чтобы в случае нападения на космопорт нанести этим вампирам серьезные потери. Но стоит ей только покинуть планету, как в штрек хлынет толпа монстров, и – пиши пропало!

– Очень интересно, – расстроился Порнов. – А я как раз рассчитывал отсидеться под землей, пока она там гостит.

– Конечно, можно попытаться спрятаться в вентиляционном тоннеле. Но я боюсь, не выдержу присутствия этих тварей так близко Хватит с меня и предыдущего изнасилования; до сих пор в себя прийти на могу. Так что, брат Порнов, все же правда оказалась на моей стороне – из этого капкана нам живыми не выбраться.

– Если уж быть честными до конца, – с неохотой заметил Порнов, – то ты противоречишь сама себе. Помнишь, что ты сказала там, на шоссе, когда вот также пыталась сеять панику на корабле?!

– Никогда я не пыталась ничего сеять! – возмутилась принцесса. – Я лишь отражала объективную реальность, не более… И что же я там сказала?

– Что тебя, попадись ты в руки своим сестренкам, ожидает тюрьма! Согласись, это выгодная альтернатива мучительной смерти от лап этих ублюдков.

– Ты не совсем точно воспроизвел сказанное, – заметила Мич. – Тюрьма мне светит только в том случае, если сестрицы не сумеют подставить меня и уничтожить чужими руками; тех же монстров, например. Ну и кроме этого – для тебя шансов выжить вообще нет!

– Можно подумать, что здесь у меня их больше…

– Если ты хочешь посоревноваться в благородстве, – прищурилась Мич, – то ты уже проиграл. Как-никак я королевская дочь!

– Куда уж нам, – протянул Порнов с сарказмом. Однако в самом укромном местечке его души тихонько прозвенел колокольчик искренней радости.

Как бы ни мимолетно и неглубоко было это чувство, Мич выловила его из общего снисходительно-насмешливого тока мыслей.

– Ты, конечно, ждал от меня другого, – с досадой сказала она. – Я должна была с готовностью ухватиться за эту столь щедро протягиваемую соломинку. Мерси! Прибереги ее для себя, – тебе она гораздо нужнее.

– Но разве мы прилетели сюда не для того, чтобы потратить мои лишние жизни? – невинно осведомился Порнов.

Раньше бы и эта фраза, и тот тон, которым она была произнесена, обязательно бы возмутили Мич. Но сейчас она отреагировала на выпад Порнова неожиданно даже для нее самой; закусила губу и, наклонив голову, спрятала глаза за вуалью упавших на лицо волос. Пальцы ее рук сплелись; ногти глубоко вошли в кожу; всегда прямая спина ее сгорбилась. Плечи затряслись, и всхлип, длинный, разорванный, с судорожным втягиванием воздуха раздался в тишине кабины.

В подкорку Порнову остро вошло воспоминание: осень; холодно и грязно; воробей на кормушке у окна нахохлился, пытаясь согреться. Ежедневная кормежка по неведомым ему причинам все откладывалась и откладывалась; воробушек терпеливо ждал. Юный Порнов тогда поленился открыть запечатанное на зиму окно и, если не насыпать корма, то хотя бы убрать кормушку. Ветер с крупинками снега резал маленькое тельце воробья, но тот все надеялся на что-то; топорщил свои тонкие серые перышки и никак не улетал…

Порнов почувствовал, что и сам сейчас заревет.

«Этого еще не хватало!»

И чтобы что-то сделать, быстро вылез из своего кресла, уселся на пол у ног Мич и положил голову ей на колени; так часто делают собаки, когда хозяин в тоске и печали.

Горячая слеза спикировала сверху на его скулу; он еще крепче вдавил щеку в гладкую кожу ее ноги.

– Не плачь, – сказал он глухо. Жалость и нежность захлестывали его. – Ну что ты; я не хотел…

– Не пытайся меня жалеть, – пробилось сквозь слезы, – это не твое; это – наведенное. Мне стало так себя жалко. – Сейчас я приду в себя – и все пройдет…

– Глупости, – сказал он. – Ничего не пройдет; не надо ничему проходить; пусть все останется так.

– Я не могу жалеть себя вечно, – всхлипывала девушка.

– И не надо, – Порнов осторожно потерся небритой щекой о голень возле своего носа, – это я беру на себя…

– Если ты говоришь правду – зачем тогда ты сказал про «тратить жизни»?

– Будто я знаю… Словно за язык кто-то потянул.

– Наверное, это после того, как я тебя в замке подставила. Нет, нет, не возражай! Ты сам этого не осознаешь – но я могу читать подсознание. Может быть, ты и прав; я в тот момент почему-то решила, что тебе ничего не стоит отдать за меня жизнь… Тьфу, не то; не то чтобы ничего не стоит, а что ты поймешь меня и сам. В общем, это будет и твое решение.

– В общем-то, так все и произошло, – Порнов все не решался оторваться от ее коленки; возникла и стала оформляться легкая неловкость – они уже достаточно успокоились для этой позы. – Единственно только – я не успел все хорошо прочувствовать…

Тут Порнов почувствовал, как ее руки влекут его кверху; тело его перестало ему повиноваться; он безвольно подчинился. Блестящие мокрые глаза Мич горели колдовским огнем; он жег и плавил рассудок; Порнов мигом почувствовал себя беззащитно голым; право, это было очень неловкое чувство. И он бы отвел глаза – если бы во взоре Мич было еще что-либо, кроме мольбы и надежды.

– Скажи мне, что я не виновата, – прошептали ее губы. – Скажи, что я ошибаюсь…

– Ты не виновата, – сказал Порнов. – Верь мне – и я сделаю все, что ты хочешь.

И не успела Мич ничего сказать, как он быстро и нежно припал поцелуем к ее губам.

«Нельзя! – словно пожарный транспарант вспыхнул в голове Порнова. – Я не могу тебе этого позволить! Я принцесса…»

«Если нельзя, но очень хочется – то можно, – подумал в ответ Порнов, чувствуя, как раскрываются и тают такие твердые вначале девичьи губы. – Я люблю тебя!..»

– Нельзя! – уже вслух вскрикнула Мич и оттолкнув Порнова, выскочила из кресла.

– Почему? – кротко осведомился Порнов. – Никто же не видит!

– Не притворяйся более глупым, чем есть, – Мич стояла у пульта спиной к Порнову и делала вид, что разглядывает один из экранов. – Ты все понимаешь…

– Не понимаю и понимать не хочу, – ответил Порнов, испытывающий острейшее желание вновь обнять Мич.

– Не смей даже думать об этом, – предостерегла она, наконец повернувшись к нему лицом.

«Какая же ты все-таки красивая, – подумал Порнов. – Ты просто сводишь меня с ума; эти волшебные волосы, эти длинные ресницы, эти огромные глаза…»

– Ну, наверное, не больше, чем у циклопа, а? – нетерпеливо прервала его мысленную тираду Мич, проследовала мимо Порнова и забралась с ногами в кресло.

– Совести у тебя нет, – горестно вздохнул Порнов, страдая ускользающим мгновением, которое «остановись, ты прекрасно…»

– Совесть тут, мой верный друг…

«Вот даже как – друг…»

«Именно вот так – и не иначе».

– … совершенно не причем. Есть такое понятие – достоинство принцессы – вот о нем здесь вполне уместно вспомнить.

– А что, вам, принцессам, нельзя целоваться?

– Нам, принцессам, надо думать о престоле, – ответствовала Мич, но Порнов не унимался:

– Насколько я помню, за оскорбление королевской особы действием полагается смертная казнь…

– Ты к чему это клонишь? – подозрительно осведомилась Мич.

– Только один поцелуй, – жарко дыша, Порнов вновь подбирался к ее ногам. – Потом делай со мной, что хочешь!

– Ну вот, ты опять только о себе думаешь!

– Хочу прожить все оставшиеся жизни так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы!

Эта порновская бравада неожиданно заставила Мич задуматься – и достаточно надолго.

– Хорошо, – сказала Мич наконец. Очевидно, она приняла какое-то важное решение; голос ее сильно изменился – стал ровным, нейтральным, почти безжизненным. – Я тебя поцелую. Потом. Если захочешь. Пообещай только, что выполнишь все, что я скажу.