Сто процентов в его доброте скрывалось что-то подлое, но я же держу ушки на макушке, можно наслаждаться!

Еще какое-то время мы обнимались, рассматривая нежить, прилежно сгребающую стружки в корзины, а после мои ушки на макушке удрученно повисли. Мертвяков вокруг тысячи, что муравьев в лесу. Здесь находились практически все восставшие изнанки. Я прижалась к Кощею и спрятала лицо на его груди, осознавая: имя им – легион! Мы оказались в западне!

С таким количеством нежити ни один злодей не справится! И даже богатырь пупок от натуги порвет. Одно дело – гонять огненными шарами по склону горы сотню мертвяков, другое – когда их вокруг тебя тысячи.

Здесь подавится даже скатерть-саможранка, а от ненависти, излучаемой мертвечиной, станет тошно любому злодею.

Пока мы таращились на зомби, те зашли со спины. Черпая циклопические груды опилок, они практически сделали под нас подкоп. Так что, нависавшая над нами гора поехала вниз, подхватывая все на своем пути и увлекая следом.

Лавина несла нас вперед, сбивая с ног попадающихся на пути зомбаков, в полутьме тайного подвала только и слышалось «Уы-ых! Иы-ых! Аы-ых!» от опрокинутых, словно кегли, мертвецов.

Резкий толчок вырвал мою руку из ладони Кощея, и меня унесло прочь, погребая под толщами стружек. Течение уже не несло меня, я тонула и пыталась выплыть, выгрести из этого елового водоворота.

В конечном итоге, активно дрыгая ногами и руками, я вынырнула на поверхность. И замерла, впав в ступор, вызванный замогильным ужасом. Вокруг копошились мертвяки, раскидывая опилки, вставали на ноги. Им оползень не причинил никакого вреда, я же разжилась парой синяков.

Какой-то зомбак, по-видимому, начальник, подошел и сунул мне в руку корзину, полную стружек.

– Ы-ы-ы! – приказали мне и ткнули пальцем, показывая, куда нести.

– И-и-и-и! – ответила я и на негнущихся ногах зашагала туда, куда послали. Я бы сейчас смоталась и на край света, лишь бы не в желудок к умертвию.

Вокруг зомби-надсмотрщики пинками поднимали с земли мертвяков попроще и заставляли работать.

Спустя какое-то время я вошла в ритм и осознала, что мои оцепеневшие ноги шаркают в такт шагам остальных зомбаков. Пораженная ужасом, я даже так же деревянно покачивалась, и в этом чудовищном танце смерти мертвецы принимали меня за собрата.

Скорее всего, мой нездоровый цвет лица с размазанным гримом и прилипшими к щекам стружками-струпьями сигнализировал зомби: живой человек не может так выглядеть – этот жутик свой.

Я пошарила взглядом вокруг, скосила глаза и обнаружила Кощея.

Широкоплечий зомби вполовину выше всех остальных с надетой корзиной на голове метался среди остальной нежити, выискивая кого-то.

Наши взгляды встретились, и злодей привычно вздрогнул, опознав среди мертвяков меня.

Так же топорно, как и все, Костик вышагивал к выходу и помимо этого бочком приближался ко мне.

Стоило злодею подойти, как я не удержалась и протянула ему руку, ища поддержки. Ладонь Кощея несильно сжала подбадривая, а традиционное «Ыыы!» в исполнении Костика заменяло тысячи слов. Так держась за руки, мы встали в общие ряды мертвецов и вышаркали наконец за пределы склада опилок.

Перед узкими дверьми было столпотворение, за ними зомби рассыпались во все стороны, словно волна лесных муравьев, спеша по своим явно недобрым делам. Это позволило нам с Кощеем под шумок выскользнуть из общей толпы, отхромать в сторону и отдышаться. Только подышать вволю нам не удалось. Глубоко вздохнув, мы так и подавились этим самым воздухом и возмущением.

Мы с Кощеем стояли у хлипкой ограды, опоясывающей гигантскую подземную дыру. Внизу под нами кипела бурная деятельность. Этаж за этажом и так до самого сердца земли. Циклопическими спиралями разработки руды вгрызались в толщу горы.

Печки трудились, словно каторжники. К каждой были прицеплены ковши и валковые дробилки, крошащие горную породу, как печеньку. Печные трубы выталкивали из себя дым с натужным:

– У-у-у-ухнем!

И сколько их здесь было? Тысячи дробильных установок вгрызались в сердце горы. Почитай, каждую деревню в изнанке обескровили. Отняв очаг дома, выстудив родовые гнезда, оставив замерзать на холодном ветру. Ведь камин и костер – это жалкая замена сердцу дома. Это фальшивки, не громадное, пышущее жаром сердце, а жалкая не греющая искра.

И эти родные очаги, превращенные в монстров, подкармливались опилками. Зомби корзину за корзиной вываливали в открытые горнила, чтобы печи непрерывно точили горное нутро.

Но больше всего нас поразили не толпы нежити, что сновали туда-сюда, а вполне себе живые, но почему-то шагающие так же, как и мертвяки животные. Здесь были все лесные жители, изгнанные из привычного места обитания: зайцы, олени, медведи, ежики и белки – любая лесная тварь на выбор. И все они действовали не по своей воле. Ни я, ни Костик не могли представить, что толпы зверья добровольно и безропотно будут таскать корзины с дробленым щебнем.

Переглянувшись со злодеем, мы без слов поняли друг друга. Если бы я была менее наблюдательна, то не заметила бы, как ладонь Костика сжалась в огромный дрожащий кулак. Это длилось всего пару секунд, напряженный отрезок времени, когда мир затаил дыхание. Но злодеи не были бы злодеями, если бы слишком хорошо не владели собой. В следующий момент ладонь разжалась, а потом Кощей и вовсе взял меня за руку и потащил за собой.

Корзины мы вывалили, как и все прочие зомби, в открытое горнило печи. Кощей же свою просто швырнул с неописуемой злостью. Он бы избавился и от той, что была надета на его голову, если бы я разрешила.

Я прямо видела, как злодей борется с желанием нарваться, разметать здесь все, не оставив камня на камне, и проигрывает своим желаниям. Только бабы-яги, в отличие от злодеев, реалистки, и поэтому уже я, схватив под локоток Костика, хромала к выходу, уводя того от греха подальше и лишая малейшего искуса.

Из подземелий мы с Кощеем выбрались тем же путем, старательно изображая из себя зомби. Пропуском в комнату, доверху набитую опилками, стала пустая корзина. А дальше мы без труда улизнули в подвальные помещения, где было более-менее безопасно.

Теперь объяснялось все: и комендантский час, и зомби-часовые в коридорах. Нашелся пропавший лес и исчезнувшие из домов печи, обнаружили даже зверей, что были уведены в рабство, но об этом никто не знал, и несчастные страдали без малейшей надежды на помощь.

Добежав до первого жилого коридора, мы опрометчиво остановились отдышаться.

На вопрос:

– Ыыы? – должно быть, означавший «Что вы тут делаете?» или «А вот и ночной перекус!» Кощей отреагировал вполне себе предсказуемо. Резкий удар сжатым кулаком плюс зеленое пламя. Но и этого Костику показалось мало. Дальше в ни в чем не повинной стене появилось еще несколько отверстий, пробитых тем же самым несдержанным кулаком. И только после этого злодей взял себя в руки. Почти взял, про скрежет зубовный и ходившие ходуном желваки я умолчу.

Приступ безудержной ярости у Кощея был объясним, только вот я чувствовала совершенно другое – бессилие и свою ничтожность.

Ни один из нас не мог что-либо сделать с происходившим, оттого и бесился злодей, оттого я, бросив Кощея в коридоре, побежала прочь. Если не за помощью, то хотя бы за советом и утешением: увиденное мной было выше моих сил.

***

Со слезами на глазах я ворвалась в светелку. Звери, ожидавшие отчета, испуганные моим состоянием, кинулись мне навстречу.

Меня отпаивали чаем как могли, а я, икая, не могла связать ни слова, пока не стало поздно.

Нас просто поставили перед фактом. Всех претенденток выгнали из комнат, несмотря на раннее утро. Не успевшие прийти в себя звери и я попали под раздачу. Невыспавшиеся, расстроенные, кое-как одетые, мы брели на ненавистный стадион.

На отборе только двое клевали носом и были очень задумчивы: я и Костик. Последнего и вовсе развезло. Мне показалось или он пьян? Издали не было видно.