Развернув ладони, Агалиарепт направил два снопа огня – Уфира и Дали откинуло на несколько метров. Чтобы не рухнуть у стен дома, оба в ответ выстрелили из ладоней серебристыми лучами света. Такой цвет имела созидательная магия. Медсоветник и друид владели ею, но могли применять только в целях самозащиты. Созидательный и боевой огонь столкнулись, а затем слились в единый столб, который устремился в небо. Тогда снова раскатился гром и сотряс собой небо над поместьем.

Герцогиня вскрикнула в третий раз и взмолилась о том, чтобы ее мучения, наконец, закончились. Асмодей и Абигор в ужасе распахнули глаза. На этот раз крик Илэриас, который был еще пронзительнее, заставил остановиться всех. Они поняли, оставались считанные минуты.

– Если тебе дорога Илэриас, ты должен меня впустить, – прохрипел провидцу инкуб, вновь схлестнувшись с ним взглядом.

Они замерли, стоя друг напротив друга: в глазах их скакали бесы, а мускулы теперь напоминали высеченные из камня гравюры – такими плотными и напряженными они были. Остальные тоже затаились в оборонительной стойке.

Абигор ясно осознавал, что так и нужно сделать для свершения пророчества. Только вот был один нюанс… Если он не даст инкубу войти внутрь, второе родившееся дитя никогда не признает в Асмодее отца и будет считать им его, Абигора. От этой мысли ему мгновенно становилось не по себе. С другой стороны, он не понимал, каким образом Асмодей ощутил, что Илэриас была готова родить. «Неужели все дело в пророчестве? А если тайна отцовства раскроется, что тогда?» Сердце провидца рвалось на куски…

Асмодей увидел в его взгляде, вдруг ставшем совсем привычным, проблеск надежды. Ливень стал медленно стихать. Тучи расступились – и луна вновь осветила поместье. Инкуб первым отбросил в сторону меч. Тогда Абигор молча сделал то же с топором-гильотиной.

– Ох, я сейчас растрогаюсь до слез, – не упуская возможности для очередной колкости, воодушевленно воскликнул Уфир, и плечи его снова затряслись в едва удерживаемой истерике.

***

– Тише-тише, Таро, – Асмодей взял на руки своего сына, умело запеленатого Уфиром-двойником в кусок чистой белой ткани, и с любовью заглянул в глаза.

– Почему, Таро? – сдвинув брови, поинтересовалась Илэриас как можно спокойнее.

– Означает «великий сын», либо же «красивое дитя истории». Ты по-другому хотела его назвать?

Их взгляды встретились. Не выдержав такого напора, герцогиня отвернулась первой:

– Пускай будет Таро. Мне все равно, – поджала она губы, и Асмодей мог увидеть непрошенную слезу, вдруг скатившуюся по ее щеке, потом еще одну и еще…

Уфир, латавший ухо Абигору, с интересом наблюдал за происходящим, а потом неожиданно для всех изрек:

– Я буду опекуном Таро.

– Что? Что ты сказал? – требовательно дернул его за рукав Абигор.

– Глухня, – рассмеялся тот.

– Ты там долго копаться будешь? – окликнул Абигор двойника, и тот тут же поднес ему малыша.

– Глянь, какой красавец. Глаза мамины, большие и синие, – изрекла его проекция.

Провидец с осторожностью принял из рук другого себя сына и бросил сам себе:

– Достаточно. Исчезни. – Двойник с тихим хлопком испарился – и демон, склонившись над чудом в своих руках, принялся нелепо ему агукать. – Может, назовем тебя Хиро для созвучности с именем брата?

– В-вы… вы издеваетесь? – скрестив на груди руки, заплетающимся языком произнесла герцогиня. – Зачем имена такие р-р-р-ычащие?!

– Они вдруг подумали, что это красиво звучит, моя дражайшая Герцогиня, – великодушно улыбнулся ей пришедший в себя Себастиан, голос которого никто не ожидал услышать.

– Тогда я сделаюсь опекуном для Хиро, – привлекая к себе внимание, Агалиарепт приблизился вдруг к Абигору и, склонившись над малышом, затараторил: – Хочу-хочу-хочу породниться с Хиро, – засюсюкал он и улыбнулся одними глазами.

В спальне герцогини раздался дружественный тяжелый вздох, означавший, что Созерцание прошло как полагается. О том, что Таро не сын Асмодея, догадывался даже Агалир – только помалкивал, будто так и надо.

Передав Уфиру новорожденного зеленоглазого красавца Таро, Асмодей приблизился к постели Илэриас, демоница демонстративно поджимала губы и отворачивалась.

– Все же ты должна со мной обручиться, Илэриас, – раздался рядом его тихий хриплый голос. Вздрогнув, она обернулась. – Это нужно для соблюдения формальностей, – сказал инкуб и, поймав на себе взгляд Абигора, тяжело вздохнул. – Все же ты выбрала его. Не меня. Но я впредь не буду возражать против ваших отношений.

Как и Лэр, тот напряженно замер, переводя взгляд с нее на инкуба и осознавая в глубине души, чему быть – того не миновать. Пророчество сбывается.

Тем временем Асмодей опустился перед постелью Илэриас на одно колено и взял ее руку в свою:

– Вижу, что больше не могу претендовать на твое сердце. Надеюсь, когда-нибудь ты простишь мне боль, которую я тебе причинил. – Их взгляды снова встретились. – Я тебя отпускаю, Илэриас, – добавил он уже совсем тихо. И тогда она впервые увидела настоящие слезы в его глазах. – Я очень рад. Ты подарила мне прекрасного наследника.

«Прости. Прости меня, – умоляюще раздалось в ее голове. – Я был так глуп…»

…

Узнавший о рожденных в его поместье Таро и Хиро, Дар примчался в тот же час. Он подарил герцогине огромный букет черных роз и, узнав тайну отцовств, несколько опешил. Но этот маленький семейный секрет вампир поклялся унести с собой в могилу.

Дождавшись, когда герцогине полегчает, все демоны вернулись в Вертерон.

Сразу по приезде для мальчиков выделили отдельную от родительских комнату. На первое время, пока малыши не встанут на ноги, к ним заселили опытных нянек. Прием к Таро и Хиро заранее расписали на месяц. К тому же вплоть малышам нужно будет поминутно соблюдать особый режим, который организовал для них Асмодей, следуя всем педагогическим предписаниям своего друга Агалира. Не обошлось и без технического оснащения охранной системы Абигора.

На следующий день опекуны двойняшек занялись организацией грандиозной свадьбы. «Уж я прослежу за тем, чтобы Илэриас почувствовала себя как в сказке. Она этого заслуживает. И пусть Абигор подавится своей ревностью. Этот день будет моим», – подумал тогда инкуб.

Стоя у алтаря, он уже был не в силах отвести от нее взгляда. Она казалось необыкновенно милой, и ему хотелось скорее прижать ее к себе, чтобы поцеловать. «Таро – наш прелестный дьяволенок. В будущем станет весьма сладеньким инкубом для своих жертв, и никто не сможет перед ним устоять», – одна эта мысль согревала ему сердце, и оттого свадебное настроение было превосходным.

Они отдыхали, после очередной утомительной тренировки лёжа в спортзале на матах. Хиро задумчиво подбрасывал фаербол, жонглируя пассами на расстоянии, Таро молча наблюдал за ним и наконец не выдержал:

– О чём ты думаешь?

В очередной раз поймав горящий мяч, Хиро мечтательно посмотрел в потолок и произнёс:

– Так хочется влюбиться…

– Что? – переспросил Таро, не веря своим ушам.

Хиро снова подкинул мяч и спросил:

– Как ты думаешь, что это за чувство?

Большой зал, словно по мановению волшебной палочки окунулся во тьму, так что даже стали видны звёзды, усеявшие потолок. Таро помолчал некоторое время, наблюдая за пульсацией фаербола, затем притянул его к себе, поймал, прокрутил на одном пальце и медленно проговорил:

– Себастиан говорит, что это… Это, как эйфория… То, от чего сердце то замирает, то стучит быстрее, то медленнее… Вот так: «Тук… тук… тук… тук-тук-тук-тук… тук… тук…» – Потускневший было шар вновь разгорелся, мигая в такт произносимому, словно Таро поделился с ним силой.

Хиро на мгновение замер, увлеченно наблюдая за его пульсацией, а затем, прищурившись, взглянул на брата и сказал со странной интонацией:

– А ещё говорят, что любовь – это зло, ощущение ложных чувств, которое толкает на глупые поступки.